Потаённое сладострастье
на кошачьих каталось шкурах.
Бедра лаковые безучастно
били нагло пружинами в скулы.
Исчезала в пространстве трезвость
и стоял лебединый крик.
Среди тайн, проклиная дерзость,
плавал негой немой язык.
Вся из грешности, выгнув шею,
вся из сна, из струенья мечты
растворялась и стыла, немея,
расплываясь, теряла черты.
Исступление, натиск, вопли
все смешалось в отчаянном выплеске.
Над землёю всплывали голью
дикой нежности лунные изверги.
Непонятное, безраздельное
шатко лапы клало на спины
и ласкало нас в изумлении,
мяло в единое комом глиняным…