Эльтейр
Кайманы вызвали нас на бой неожиданно. Даже не так – атаковали внезапно и вероломно, если вообще уместно так выразиться про тех, кто никаких законов не соблюдал априори. Этот вдруг выросший практически из ничего клан, к которому примкнули несколько древних артханов, что одними из последних явились из нашего мира, решил вдруг, что все ему можно.
Колтены, которые изначально стояли во главе нового клана, с радостью приняли мощных артханов, и начали посягать на соседские территории.
Откусили у Кондоров три больших города и выход к Красному морю, у Аспидов – довольно обширные южные территории в Евразии.
И вот вдруг нарушили наши границы.
Я получил сигнал об опасности от пограничных артханов немедленно.
Наши владения с Колтенами, к сожалению, разделяла лишь тонкая прослойка территории Варанов. Этот небольшой клан средних артханов держал фактически буферную зону и имел договор с кайманами о ненападении. Колтены с легкостью нарушили все соглашения и захватили земли Варанов в считанные часы. А затем, естественно, ворвались в наши владения.
Я велел пограничникам принять бой и, собрав дружину, помчался, чтобы надавать люлей ненасытным захватчикам.
В отличие от многих других кланов, у меня на границе дежурили древние, а не молодняк, который еще и войны не нюхал. Этого Колтены не ожидали совсем. И, встретив мощное, яростное сопротивление, завязали бой не на жизнь, а на смерть. Не знали они, разумеется, и о том, что я и моя основная дружина дежурили невдалеке от границы с Варанами, предполагая, что ненасытные кайманы, приблизившись к их владениям, не остановятся на достигнутом и рванут дальше.
В течение двух часов мы прибежали на место. Именно прибежали – лететь на вертолете или ткарре было дольше, чем двигаться со скоростью, доступной древним и средним артханам.
Я в бою на гуманность давно не размениваюсь.
Никогда не делал и сейчас не планировал.
Из своих десяти тысяч лет жизни я воевал примерно две трети. Как и многие мои лучшие соратники.
Мы рубили головы, руки, ноги, рвали врагов на части, без сожаления. Да, к несчастью, несколько кварталов города пришлось уничтожить. Но я оттуда людей заранее выселил, оставив исключительно магазины и административные здания.
Многие артханы думают, что с людьми считаться не стоит. Эта раса за тысячи лет ничего путного у себя в мире не сделала. Войны, атомные бомбы и станции, кучка привилегированных идиотов, годных только в топку, лишь потому, что у них больше способностей к дикому бизнесу. То бишь – к обману в торговле и обиранию себе же подобных.
Я был невысокого мнения о них, как и о многих правителях смертных.
Поэтому мы пришли и установили собственные правила и, поделив всю землю на зоны, навязали людям собственную политику. Кто-то подчинил смертных полностью, кто-то дал им немного свободы. Я придерживался одного четкого правила – мы вас не трогаем, а вы не выпендриваетесь.
Люди с моей территории жили приемлемо, мы обитали на землях России и части примыкающих к ней государств. Русские и другие местные расы мне понравились, и я решил править совместно. Поэтому государство оставил в покое, наведя некоторый порядок в ряде отраслей, где руководили продажные чиновники-казнокрады.
У нас были свои территории, и права, у людей же – свои.
Также мы приняли ряд общих законов, касающихся обеих рас и взаимодействия.
Например, если артхан спас от гибели человека, он имел право забрать этого смертного себе.
Кайманы правили в наших старых традициях. Мы – главные, а мешки с кровью – только лишь скот. Я понимал – людей они не пощадят. Будут уничтожать просто для удовольствия.
Поэтому по моему первому требованию кварталы освободили от жителей и выделили им другие помещения. Я сам озаботился тем, чтобы люди получили адекватные замены квартирам и домам в нужном месте.
Перед боем мы спешно эвакуировали всех, кто находился неподалеку.
Так что ни в чем себе не отказывали и не сдерживались ни капли.
Я был весь в крови клана Кайманов, когда те, наконец, отступили и запросили возможность забрать тела и части убитых. Я разрешил, под обещание впредь держаться подальше от наших границ.
Понимал, что это лишь только начало.
Когда все закончилось, мы ушли в резиденции, но я заметил, что Фарсиль – один из древних артханов, хотя и не мой родственник – на место дислокации так и не прибыл. Медики в числе смертников его не показывали. Однако я был уверен, что парень погиб. Я в самом конце битвы нигде не видел его среди сражавшихся или пленных. Думал – ранен. Но выяснилось, что нет…
Я лично вернулся, чтобы это проверить. Все-таки древний, примерно ровесник… К таким я всегда относился с большим уважением. Мало кто выжил из тех, кого я помнил еще с молодых дней.
Я обнаружил Фарсиля умирающим, а рядом с ним пацана – человека лет двенадцати-тринадцати. Тот собирал кровь древнего в бутылочку. Ясно зачем – наша кровь у людей очень ценится.
Я планировал одернуть парнишку. Сделать ему внушение, замечание, когда внезапно засек и его маму. Не знаю почему, в груди что-то екнуло и стало не по себе, когда она принялась, торопливо огибая препятствия, двигаться к сыну.
Длинные каштановые волосы, собранные в тугую небрежную косу, бандана, которая обрамляла красивое скуластое личико. Она чем-то меня зацепила. Я это понял и сразу же пожалел. Мне не нужна постоянная женщина. Я никогда такую не заводил и считал, что подобные вещи делают слабее любого, в особенности политика и главу одного из самых мощных кланов артханов.
Я сразу пожалел о том, что случилось, но вернуть ничего уже не дано.
У женщины было юное, гладкое личико с огромными, бездонными карими глазами. Но я осознавал, что ей лет пятьдесят. Попаданцы из параллельного мира, которые проникли сюда, пока мы приходили, а затем люди пытались выдворить нас сквозь разлом, при переходе потеряли лет двадцать. Взрослые, а дети остались, как были.
Тяжелые женственные груди, округлые пышные ягодицы и тончайшая талия, подтверждали мои быстрые умозаключения.
Я не мог оторвать взгляд от женщины, даже ради Фарсиля.
Однако решил ее пожурить, сделать внушение ее пацану и уйти с телом соратника по добру по здорову.
Мне совершенно не нужна постоянная женщина!
Я не хочу каждый раз, как только увижу ее, замирать и ощущать это приятное опустошающее чувство прилива эмоций, мужских и плотских желаний одновременно. У артханов, к тому же, повышенное либидо в том случае, если затронуты глубинные эмоции. В других случаях мы живем примерно, как роботы. Надо – сработало, сбросили гнет гормонов до нужного уровня.
Здесь же полный хаос и весь самоконтроль летит к Бергару – древнему богу Хаоса.
Люди меня пока что не видели, и я решал, как к ним лучше приблизиться. Бесшумно шагал в сторону мальчика, понимая, что мать придет туда тоже.
И… вдруг все в один миг пошло прахом.
Она поскользнулась и стремительно полетела… прямо на изогнутые штыри из металла.
В воздух перепуганной стаей птиц взвились истошные крики ее мальчугана.
Мне бы радоваться: сгинет – и все. Ее власть надо мной перестанет существовать. Но мое тело и эмоции выступили против. И они, впервые за тысячи лет, или второй-третий раз, может быть, подвели разум к полной капитуляции.
Я даже осмыслить ничего не успел, как несся к ней, сломя голову, не думая ни о чем кроме того, что надо успеть, непременно спасти незнакомку. Потом схватил ее и придержал. Тело окатило жаром желания – резко поднялось все ниже пояса. Я даже боль в паху немного почувствовал. Не понимая, что дальше делать, точнее, не решаясь на что-то конкретное, я увидел, как и мальчишка готов угробиться между гигантскими плитами.
И снова мое тело, эмоции, чувства передавили мой разум, заставив его отступиться.
Если бы я дал мальчишке погибнуть, его мать меня бы возненавидела, и мы разошлись бы в разные стороны.
Но я действовал на инстинктах, без права на рассуждения. Помочь ей, выручить ее отпрыска.
Я поймал пацана и понесся по свалке, закрывая свою добычу от стекол, металлических штырей и прочих опасностей.
Я не чувствовал боли, не ощущал больше досады от мысли, что мной владеет уже не разум и холодный расчет. Я хотел забрать эту женщину себе.
И я имел на это полное право.
Я прижимал ее и желание разливалось по телу сильными спазмами, невзирая на то, что я очень быстро бежал. В паху аж звенело от напряжения.
Когда же мы, наконец-то, остановились в безопасном для незнакомки и ее сына месте, я сказал то, что не мог дольше сдерживать, даже действуя себе же во вред.
Она моя. Это решено. Точка.
Я просто должен был ей завладеть.
Да, попаданка невольно закатывала глаза, пыталась уговорить меня ее отпустить. Но я слышал, как быстро колотится ее сердце и ликовал. Я, как последний дебил и мальчишка, в свои десять тысяч лет с лишним, ликовал от мысли «она волнуется рядом со мной!»
Однако демонстрировать заинтересованность в незнакомке на публику я пока совсем не планировал. Я хотел ее так, что тело болело и как нестерпимый зуд долбило желание.
Но я все еще оставался древним артханом. И я вполне владел нынешней ситуацией, даже если не владел собственным телом, эмоциями и отчасти теперь даже еще – разумом.
Она была не нужна мне в преддверии войн, которые, наверняка, скоро снова случатся. Она была не нужна мне еще потому, что любая привязанность всегда ослабляет. Одно дело – быть зависимым от детей или братьев-артханов, которые способны за себя постоять не хуже меня, и совершенно другое – не видеть света без женщины – слабой и хрупкой, из расы людей.
Это совершенно неприемлемо, глупо.
Я думал об этом, пока вел «гостей» к собственному ткарру, на котором и прибыл к месту сражения.
Она была мне совсем не нужна: не к месту, не ко времени, не ко двору. Но я не мог от нее сейчас отказаться. От этого дикая злость закипала в душе, но гасла, едва я стрелял взглядом в сторону незнакомки и ее мальчугана.
Она мгновенно растапливала лед в сердце и ужасно давила на натянутые нервы.
Что ж… Надеюсь, смогу справиться с этим приступом собственного бессилия и зависимости.
Она – человек, а я все-таки – древний артхан.
Я, конечно, могу здорово продлить ее жизнь, если сделать ее такой же, как я. Причем, люди из параллельного мира, даже становились совсем независимыми от крови. Но это странная мера, после которой уже нет заднего хода, да и сама попаданка может не согласиться… Многие женщины, переродившись в артханок, уже не могли иметь детей, и только лишь редкие оставались способными все-таки зачать и родить…
Вернис! Какой все-таки бред мечется в голове влюбленного мужика!
Да и как вообще можно влюбиться с одного взгляда, на одном вздохе?
Это бред! Но именно так и не иначе я теперь чувствовал.
Мое! И ничьим уже никогда больше не будет. Не отдам ее никому, даже, если погибну.
Я указал незнакомке и ее сыну на место на заднем сидении своего личного транспорта. А сам все-таки вернулся на развалины за Фарсилем. Осторожно снял соратника с металлического штыря, который вонзился в спину артхана, и тоже перенес в ткарр. Усадил Фарсиля на переднее сиденье, пристегнул специальным «ковром» – это, когда все тело словно обволакивает эластичным покрывалом, сам запрыгнул на водительское место – и резко взлетел.
Не знаю почему, но внутри меня неожиданно словно начала расправляться большая пружина. Я действовал необдуманно, быстро, спонтанно и даже ткарр вел сейчас, как лихач. Нет, особым спокойствием и, в принципе, осторожностью я не отличался ни разу в своей жизни. Но обычно я был куда более хладнокровен. Однако же стоило бросить взгляд в зеркало, где отражалось усталое, немного напуганное лицо попаданки, что крепко обняла сына, замерла и затихла, как меня почему-то толкало на подвиги.
Что это было? Мужская брутальная удаль, когда жаждешь доказать, что лучше и смелее других? Гормоны, которые бродили по телу и, разумеется, не найдя выхода, ударяли в мозг рикошетом из «нижнего мозга»?
Хотел бы я знать. Я еще никогда никому не доказывал собственное превосходство, будучи твердо и непоколебимо уверенным в своей силе и мощи.
Да и кто что там обо мне думает мне было плевать с большой колокольни.
И вдруг какие-то нелепые странности в ощущениях. Да и вообще я еще никогда не чувствовал себя так неуютно и непривычно в своем собственном теле. Кожа горела, в паху – так вообще, по-моему, температура повысилась радикально. Неудобно было сидеть так, как привык, а я еще и надел узкие брюки, которые хорошо тянулись, но недостаточно. Все, что выпирало – еще как их натягивало. Туника, которая тоже охватывала фигуру, на случай очередной схватки, дабы ничего не мешало и не развевалось, отчасти скрывала изменения тела. Но я злился и досадовал, в том числе и на то, что мне вообще пришло в голову об этом заботиться. Зачем? Я нормальный здоровый мужчина! Я хочу женщину, она меня возбуждает. Почему я должен стесняться абсолютно адекватной физиологической реакции организма? Я! Который никогда в жизни ничего не стеснялся!
Вообще никаких своих проявлений.
Летел я быстро, рискованно, сам понимая, что действую так, как прежде не делал. Но уже ничего исправить не в силах. Мной руководили желания, порывы, дикие и совершенно суматошные эмоции, и я не мог подавить их своей силой воли.
Попаданцы периодически поглядывали в зеркало, пытаясь уловить мое настроение. Женщина немедленно отводила глаза, если видела отражение мертвого Фарсиля.
Да уж, это совершенно не то зрелище, которое привыкли лицезреть человечки.
Безжизненное, окоченевшее тело сородича, начало синеть и слегка отекать. Острые клыки выскочили над нижней губой.
Белые глаза неподвижно смотрели вперед. У нас не закрывали веки умершим. Мы всегда хоронили с открытыми глазами, как бы давая возможность посмертно видеть и осознавать, куда движется душа. Осталась ли она у таких как мы, артханов… Никогда не мог ответить на этот вопрос. Верил в бога когда-то и даже вполне искренне. Что же теперь? Понятия не имею…