В этом 1998 году на излете века, может быть, от ощущения, что близко новое тысячелетие, каждое мое слово захотело быть не только самим собой, но и символом. К тому же я обнаружил в своих черновиках стихи 1972 года, где в строке каждое слово было напечатано отдельно (в три интервала) и с прописной буквы. За прошлое лето у меня сочинилось некоторое количество подобных стихов, в основном лирики. На странице такой способ написания слов, мне кажется, выглядит убедительно. Слово само по себе так крупно, что промежуточные слова зачастую просто отпадают и получается экономия места и материала, к чему всегда, по-моему, стремится поэзия. Отсюда и звучание свежее.
Кроме того, я давно заметил, что формообразующим элементом ритма у целого ряда поэтов начала века является слово под ударением или группа слов. Чтобы выделить это слово или группу слов и отделить их от следующих, Маяковский располагает стихи ступеньками. Таким образом появляются малые цезуры, которые акцентируют внимание на словах и делают интонацию стиха более выразительной. Притом группы слов имеют одно главное ударение, что приравнивает их к другим словам под ударением. (Их надо и читать как одно слово.) На мой взгляд, в расположении стихов ступеньками наблюдается некоторая механистичность – сдвиги строк как рычаги, здесь проявляется понимание страницы как плакатного листа. Гораздо живее начертание слова как стихотворной строки у более поздних поэтов: у Асеева, у Кирсанова, затем, например – у Холина, у Соковнина. Да у того же начинающего юного Маяковского!
Здесь меня не устраивал сам рисунок стиха – ниточкой. Если изредка, довольно оригинально получается, а если сплошь – некий странный Китай. И притом ритм – это главное: после каждого слова – большая цезура, а я слышу малую.
Вот я решил, что возможно в таких случаях записывать стихи нормальными строфами. Только каждое слово с прописной буквы и – тройной интервал. Сохраняется вид книжной страницы – и как читается стих, так и произносится. При этом возникает некоторый пуантилизм текста, который лично у меня ассоциируется с новой камерной музыкой такого же рода – пуантилистической. Вообще хотелось бы заметить, что мне не раз помогали и окрыляли в моих поисках достижения соседних пластических искусств в пространстве и времени, то есть живописи и музыки. Человеческое Искусство для меня – нечто целое, которое достигается различными средствами. Или комбинируется из разных искусств и литературы: например, Театр, Кино.
Вода и туман Скользит
моторка Солнце Утка
захлопала Очки на стуле
Оскар спит У моста
рокочет автобус Там
уже заблестели Церковь
розовая Тени вагонов
бегут по траве Солнце
с той стороны Станция
Касса закрыта Дремлют
коленки шляпа Дышит —
не слышит Подлесок пень
горелый Вдруг – выстрел!
Марине Добровольской
Я Кира и Марина —
Вот мира половина
Другая половина: березняк
облака лай собак
Вверх по склону заросли
ромашки кашки выросли
каждая и все вместе
во власти счастья и грусти
Еще с нами четвертый
Генка живой не мертвый
рядом бубнит где-то
призрак прошлого лета
Из Москвы ночью такси
Под утро фары гаси
Приходил от росы мокрый
До сих пор еще бродит около
Нереальнее в солнце белее
белое лицо актрисы
В темной Натальиной аллее
разговаривают тени листьев
Оттого что любили – были
Потому что любим – будем
ясно не только людям —
парку ромашкам пыли
Ухожу Прощай До свидания Нет
Обещай Думай Ушел Ухожу
Нет Потуши свет Теперь
Скажу Ты Обними Так
Отдать Отдаю Все Возьми
Бери Еще Отдал Твой
Вижу Ты Изнутри Свет
Лицо белое Волосы летят
Полосы Дорога Пейзаж еду
звяк-звяк вагон-ресторан
Ночь Бред Горячо Насквозь —
Лицо слепит Космы жгут
Спать Сплю Прощай Ельник
Небо Снег Блестит Лыжник
Просто Чисто Спокойно Каникулы
Свитер красный Забыть забыл
Вдруг Дыра Дыры Прорехи
Ползут Расползаются Вкривь Вкось
Очнулся Провалы Гулко Город
Страх страшно Идти иду
Лестница – смерть Коридоры – смерть
Магазины – смерть Музеи – смерть
Прохожие – смерть Орхидеи – смерть
Любовница – смерть И виновница – смерть
Смерть компания Смерть одиночество
Смерть газета Смерть погода
Смерть комната Смерть котлета
Смерть минута Смерть ты
Смерть просыпаюсь Смерть радуюсь
Смерть целую Смерть люблю
Уйти уйду Забыть забыл
Нет! Никогда! Ни за что! Всегда!
Солнце Мелькание Лежу Утро
Квадрат Светится Тени Кадры
Понять не пойму Что? Это?
Всадники всадник тачанка карета
Старуха Красавица Неуловимо меняются
лица пейзажи сцены стены
Степь море каюта качка
Вверх вниз гамак дачка
Она белая Он полосатый
Слышу почти разговор крики
Ни звука Прыгают тени сада
Руки листают страницы книги
Губы Глаза Радуга Птица
Думает Плачет Хнычет Смеется
Игра – привидение тени и света
Драка Погоня Полеты Курбеты
Я заблудился в этой метели
Что это? Кто это? Жизнь? Неужели?
Виктору Пивоварову
Дом новый старый светлый темный
аляповатый светский скромный
многоэтажный и стеклянный
руками слепленный саманный
на сваях рубленный из бревен
глухой и гулкий как Бетховен
простуженный огромный ветхий
где лифт ползет в зеленой клетке
где двор в тумане шевелится
где из колодца – чьи-то лица…
дом в прошлом и давно снесенный
дом нарисованный картонный
барачный блочный крупноблочный
обменный коммунальный склочный
фабричный экспериментальный
космический мемориальный
гостеприимный близкий дальний
родной родимый свой чужой
Дом – памятник архитектуры:
фронтоны завитки амуры
лемуры башенки колонны
оканты ранты каннелюры
решетки лоджии балконы
кариатиды и пилоны
гербы: колосья и короны
подвалы чердаки и крыши
бродяги голуби и крысы
помойки кошки и вороны
порталы купола и шпили
часы зачем-то прилепили
два льва глядят на человека
дом – особняк начала века
«дом улица фонарь аптека…»
Иметь купить продать построить
сдать в эксплуатацию в аренду
восстановить отремонтировать
покрасить и покрыть железом
застраховать приватизировать
закрыть открыть любить засрать
не посещать ломать третировать
разворовать и раскурочить
поджечь взорвать снести спасти
Прийти домой остаться дома
дом убирать бояться дома
они – домой а я – из дома
бродить ночами возле дома
скучать по дому злиться дома
дом обожать томиться дома
добраться наконец до дома
и навсегда уйти из дома
А дома – дом и всё домашнее:
быт обстановка обстоятельства
дела заботы неприятности
пирог варенье туфли радости
обед хозяйство воспитание
собака кошка все домашние —
такие милые домашние!
и пробуждение домашнее
и настроение домашнее
и точка зрения домашняя —
мировоззрение домашнее
друзья любимые привычки
тарелка чашка муха спички
Дом – календарь событий памятных
дом – колыбель и он же – памятник
гнездо нора пещера клетка
храм конура дыра конфетка
приобретение утрата
и ринг в дыму где брат – на брата
провалы пропасти высоты
где затхлостью пропахли соты
где страх тоска и одиночество
где все живут не так как хочется
где смотрят в ящик телевизора
где приезжает смерть без вызова
любовью полон – сном речами
и всю-то ночь бренчит ключами
Собака Булка Око Веко
Формы Из гипса Прогуливать Яблоками
Разбойники За ними По небу Хобот
Тянется Зацепит Оборвался Нос
Гоголя Диван Собакевич Шарами
Уселся Какая-то девочка Связку
Упустила Летит Камбала Красавица
Красной икрой Любовники Простыни
Смяты Третий Между Просветы
Животом и локтями Сопротивляются
Теснит Разрывает Сам разрывается
Речка и мельница Куча мала
Бедра и ядра Осада крепости
Вид – и не только Телефон набираю
А там Из пасти Рука Из ящика
Губами Заглатывая Трубку Утроба
Оттуда Из мира Идей и Возможностей
Словом и Мясом Осуществляясь —
И вариантами И неизбежностью Снова и снова
Уходит В шары В телефон В Собакевича
Невесна Нетепло Негород Неветер
Немашина Непрохожий Негазета Нечитаю
Непришел Необнял Негубы Неженщина
Не люблю – и на чувстве этом не настаиваю
Развеялось Нет Ни венка Ни могилы
Ни процессий Ни кладбища Ни рыданий Ни памяти
Ни дома Ни улицы Ни звука Ни атома
Чисто и пусто Форма отсутствия
Искали Ходили Стояли Заглядывали
Ползали Бегали (на четвереньках)
Лезли Взбирались Цеплялись Карабкались
Прыгали Падали Встав озирались
Где ж эти? Что ж они? Как же? Куда же?
Были Сияли Исчезли Пропали
Может быть Где-нибудь Рядышком даже
Сидят Отдыхают Валяются Спят
Зубы Зубищи Зубки Скалозуб
Глаза Глазища Глазки Пучеглаз
Губы Губищи Губки Губошлеп
Усы Усища Усик Пышноус
Руки Ручищи Лапки Рукосуй
Ноги Ножищи Ниточки Ногач
Чувства Щекотка Мыло Пусторыл
Мысли Идеи Молния! Убил!..
Господи! Кто-нибудь! Где-нибудь! Свыше!
Кит! Крокодил! Кошка! Перья вороньи!
Тот кто всегда! За окном! За углом! Обгоняя
На минуту! На меньше! На миг и на жизнь!
Пусть Ничего не возьму Своего – чужого
Как был наг Даже тела Тем более поношенное
Лет 70 Страшно Врет оно! врет!
Буду жить Снова На всякий случай
Иди Плотью оденься На младенца
любуются Ножки мои целовать
Говорят не по-русски Где же я? Кто же?
Это мама Моложе выглядит
Где-то в горах В городе слава Богу Это ковер
Памяти нет Ни о чем В лунный блеск —
руки вслепую Чем я рискую? Ведь смерти нет…
Стой полуночник! Ты – на карнизе! Вернись
в комнату
Старик Стихи о смерти Лоб
склоняющийся над Глаза печальны Пишет
Тепло – и тополь Горкой домиков
синея – даль На станцию идет Навстречу
воздуху Приехала Вон она
машет с платформы Голос грудной Сияет
Платье кивает ромашками Так и бежит
в памяти моей Почти влюблена Облаяла их собака
Но и меня кто-то помнит Приехал К вечеру
автобусом Вот он я Березы теснятся Не ждали?
Так и идем мимо пруда Учитель и дети
Отсветы Смех Разговор И мое «р»
Никого не останется кто помнит Уже не осталось
Трава – еще влажно И листья – листочки Начало
Лечь – холодит Куртку – пакет – газету
подстели Затаив дыханье Учителя слушай
Все крупней веснушки на руке Потускнел
перстень И одышка Говорят: старость
Был худ и черен Бегал так Стольких женщин
А тебя Не грусти Цыганский глаз —
Некрасавицу любил Как в горячке А теперь —
медсестра! Что свербит? На вокзал беги
к проституткам
За окном – задворки Вольный дух Тополя
Длинный подсиненный Ну ложись на живот
И не ты а тебя Не любовь а игла В ягодицу
Все равно – досада Как пустой коридор Помнишь:
Мыла ноги Барак Огонек
Еще рано Все спят Городом ухожу
незнакомым
Отблеск Зрачки На столе Живут
Вижу Ножницы Лампочки свет
Валялись без дела Ввинтила в орбиты
Зеркало Ресницами Хлоп Хлоп
Ноги мои Колесом Вращаются
Моя голова Кругом Обращается
Грубо Хозяйка Со мной Обращается
Ласкает Бросает Баюкает Бьет
Дождь Ухожу На улице Кукла
Коробка картонная Тоже промокла
Стою голышом Накидали рубли
Подростки украли В подъезде ебли
Терзали Потом убежали Дождь Вижу —
Фонарь Догадалась Глаза мои в луже
Подобрала Свет кафе за углом
В животике – пусто Хоть фантиками и стеклом
Навстречу Страшила Схватила Хозяйка
Била меня Головой Об угол
Нога отлетела Затылок расколот
Падают Подошвы Каких-то Пугал
Так и осталась Глаза – на асфальте
Фары и фары – Снова и снова —
Ударила палка Нашарили пальцы
Глаза мои – яйца в глазницах слепого
За гаражами В яме На стройке
Подстерегаю Горе – хозяйке!
Палкой – по икрам по ребрам по голове!
Утром – из ямы туфельки
Не так уж много Время жует Черствая булка
Сосны Казанки С платформы сошел Неужели похож?
Джинсы – ковбойка Лысина – ус Точно
Глазом блеснул Ишь чего захотел! К белым носочкам
Дачным поселком Длинный закат Выйдем к Пехорке
Там и Томилино Солдаты купаются Хвост электрички
Мост опустевший Шумно ныряют Купы деревьев
Синее в белый горох Разминулись Нижней дорогой идти
Вот и калитка Как же так? …лет на сорок моложе
Обнял украдкой Гамак …в черной смородине
И не заметила …песок босоножкой Черпает время
Кто-то еще Третий …в ягодах к самой земле
Формулы Пишет На стенке
Широко Рисует На небе
В некотором смысле Гений
Полный свет Пир идет Выкрики
Шторы Поджатые губы
Ни звука ни капли света
Глядя на Размышляет о
В результате Мысль перетекает
И тогда оно Принимает вид
А присядешь тут и застрелят
Сел подальше Коснулся рукой
Рукава Соседка отодвинулась
Нервно думал «Ищут меня Пусть
Заза не выдаст А та полногрудая
не допустит Вижу по глазам
Но зато Внушает опасения
малыш Залез в песочницу
Противно кричит Привлекая»
Подошел Протянул шоколадку
Сразу было снято Наблюдение —
Небо над бульваром Прояснилось
Вплоть до Трубной А кариатиды
Несли балконы Высшим демонстрируя
Как энергичен Мышцами набит
Лес – далеко Кровь Брызги
Проснулся Спина Родинка Странно
Часто дыша Бежал Принюхиваясь
Женщина Шея и волосы Совсем незнакомая
Тубо! За кустарником Голос хозяина
Но даже комната И та Не моя
Серая ходит Хлопая крыльями Уже на земле
Спит Приготовлю кофе Подам в постель
Весь раздуваясь Кругами Красивый петух
Спросить или нет? Глотает смешно Ушами двигает
Огнем плеснуло! Топорщатся перья Горячая пасть
Глаза потеплели Конечно же любит Спрошу
Отобрал глухаря «Хорош» Осинки и кочки
Смотреть на нее Некрасивая А ведь подумал: убью
Ушами трясет Вынул клеща Если услышали —
Груди повисли Ключицы «Спасибо милая»
Пост обойдем Подозвал И пошел посвистывая
Успеть бы уйти Параллельная Отсвет на бронзе
Лес пройдешь И растаешь Вместе с собакой
Даже убьешь Все равно Из квартиры не выйдешь
Сколько их! Лица Неразличимы
Господи! Где мы? Там Где Небо
Неужели скосят? Края Не Видно
Созрели Волнуется Жатва Господня
Зерна горят Рассыпаются Пылью
Гордая головка Не Оборачивается
Начертано Пред Как же выбор? Свободный
Визжат тормоза На асфальте Не ты
Только подумал Уже убил Грех и не думать
Даже и двигаться Просто задел
Пошло – Покатилось – Толкнуло – Упало –
Подбросило – Щелкнуло – Пуля – в груди!
Что остается? Все остается
Ты умираешь – Это мираж
Да оглянись же! Все как и прежде
Будто не кошена Внове шумят
И снова жасмин Ясмина Смятый ночью
каким-то зверем куст Роса Тишина
с вечера Да так и осталась Четко
инвентарь Две сосны Наплывает с неба
Да еще в углу За сараем Но пока не цветет
Ночью Когда кошки И звезды
Полуночник Под лампой Дятел
Не ко мне Ясмина Вижу Встает лысоватый
Значит ждал Ну конечно! Обнимаются
Окно Призрак хвои Звезды перемигнулись
Зачирикала Почудилось утро Ворохнулся
под кроватью Сумасшедшая птица А Ясмина —
даже не мечтала Фонарь на соломе Помогает
матери Корова рожает Раскрыты ворота
Мычание в горы Мучительно Обозначило светом
Сразу вспомнил Была Но в другой жизни
На скатерти Белое кругами – Свечи
Вместо нас Какие-то военные
И женщина В форме майора
На тебя не похожа И все же
Нам оставлена Скудная В зеркале
Кто снаружи? Глядят Неприлично
Вот какая Что собственно было?
Это и есть Настоящая
Холст Внимания Никто – не обращаем
На подчистки Помарки Подмены
Кое-кто сквозит Второпях Небрежность
Миражом Реальность Редеет и тает
Грозит Приблизилось Вплоть
Как странно Что некуда Плыть
Сквозит В повседневность Смерть
Так явственно – Не рассмотреть
Не ангелы Иное Не портал
Не пейзаж Не мираж Лишь намек
Свет который… Мгновенно устал
Или Отпечаток Сам поблек
Одно запомнил Прежде всех времен —
И после нас И солнце И туман —
Версаль И Трианон Апрельским днем
И там и здесь Отсюда И в ином
Скрипка Пустая комната Краплак
Окно на Арбат Паркет Лунный блик
Солдатская койка Сон Бежит с век
Смятые тюбики Тряпка А нас нет
Ведь только что Оба Очень хотелось есть
Черный Непропеченный И сахар есть?
Холст И тетрадь Просто – хочется жрать
В коробке Махорка Счастье – вдохнуть… и опять
Утром Опух с похмелья Роется человек
Ищет А сам имеет Все чего у нас нет
Не понимает Верните! Юность и нищету
Душу! Но не эту – правильную… А еще ту
М. Айзенбергу
Последнее фото брата На снегу лыжник
Легче любить Не близких Ближних
С войны пожелтело Да и место пусто
Еще легче Не людей Родину Искусство
Смуглый Все мне снится Ни живой ни мертвый
Свои же наверно Все приносят жертвы
Мать отца и брата И другого брата
Унесло куда-то Смерть не виновата
Перекресток улиц Просто разминулись
Встретятся Я знаю И глаза и голос
Брата Я узнаю
Улыбка Родная
На окне Крест-накрест Белые полоски
Все что было Суждено Чему сам виной
Можно Вспомнить Без опаски —
Все Случилось Не со мной
Провожая Вижу Посторонний
Стриженый Затылок На перроне
Черный лес Бараки Лагеря
Для чего Не знаю Длинная заря…
Не узнаю И пройду На воле
Не она Картошка Камешками соль…
Да! Семья! Родные Не моя Давно ли
все живыми были… Поздно Сам большой
Вздор! По пьянке Тысячи историй
Где он тот В казарме Нет в конторе
В Сингапуре Смотрит на Париж
Как и не жил Где ты? Что молчишь?
Даже атомы Устали наверно
Бьют кого-нибудь А в животе скверно
Ночью выстрелы Мрак белых коробок
Не боли и ты Повернись на бок
Закричал Во все глаза Наклоняясь
Страшные блестят Шлепок «Живи заяц»
Червь вслепую Извергает Семя
Но ужасней Ощущать себя Всеми —
Даже теми Кто почтен И вычтен
(В книгах В памяти остались В кавычках)
Вчуже Светом Кто и Слово И Птица
И в тебе Торопится Родиться
Осы Летят На варенье
Заглянули Шары На веранду
Бледно-желтые Грустно Примета
Полнота И конец лета
Черный кокер Хозяйке верен
Ждет ее У калитки У двери
И моя Придет Но едва ли
Будем рады Картина «Не ждали»
Отмахнулся В стихи влетела
Увязает в размере Застыла
В солнце – осы На блюдце – крыжовник
Почитаю Сапгира Из древних
Рыжая полевка Верткая синица
Странно Человек Людей боится
Щиплют рядышком В сирени Корку сыра
Пусть себя боится Глупый Не мира
И внимания На дичь Не обращая
Кошечка Проходит Небольшая
Между сосен Лестница Опустится —
Вот! Блеснула прядая Капустница
Я и был там В свете Есть свидетели
Мышь – полевка И синичка Видели
Пусть исчезну Пусть развоплощение
Страшно Не прощания Прощения
Вот господа Моя Кардиограмма —
Вычерчивает сердце МАМА МАМА
В моей груди Ребенок Плачет бьется
Затихнет – МАМА – влиниюсольется
Седая Женщина В халате
Доверься Знает Все на свете
Глаза На мир Глядят устало —
Не варежка А потеряла
Боюсь Душа Совсем устанет
Окно погаснет И – Не станет
Меня Любого Столько глаз —
Уже погас
Для видящего Скорлупа Незрима
Водители Плавая в воздухе Проскакивают мимо
И возникают Сосны Люди – все
Кто жил когда-то Строил Проложил шоссе
Та нищенка Не позабыта И собака
Как тесно всюду Хаос И клоака
Как все засажено Засижено Загажено
Дух ямы – Выгребная – Запах ужина
Во мне горбун Еще каких-то Три или четыре
Орудуют внутри – Грабители в квартире
И тетя Злата здесь И дядя Генэх в доме
Опустошен я Предками Своими
У станции Не сосны Чьи-то мысли
В закате Просияли И погасли
Но шифр-лишайник Нитки ДНК —
Бессмысленная Господи Река
Даже небо Посерьезнело – Дата
Все мерещится Вагон Везут куда-то
Смирно Сидя По обеим сторонам
Каждый Стерт Пятном
Замедляет ход Станция И она конечно
Станет Для кого-нибудь Конечной
Возятся в углу Опять кого-то Вынесли
С кем пускался в путь Многие Не вынесли
Был солдатом Братом Чьим-то другом
Незаметно стал Старым Человеком
От иконы Свет Или там Темно?
Двери нет Свет – в окно
Утром в море Светом Руки я умою
По песку босой Умру У моря
Сквозь слюду Соски твои Видны —
Камешки Рачки Движение воды
За чужим столом Задремав под утро
В очереди В школе На вокзале – смутно
Прозреваешь В горы Все-то горицветами иду
Просто это – люди Снится На ходу
Окоем – Покоем Чувствую одно я:
Охристое Серое Мглистое родное…
Все сказал А что я говорил?
Помогал Мефодий Ободрял Кирилл
В каждой по Генриху Сколько их? Столько
Тронуть нельзя Рассматривать только
Каждый Сидит На зеленой траве
В кедах И солнышко На голове
Вот повернулись Разом Все двадцать
Веером глаз Ничего не боятся
Это я – Здесь Неуверенно робкий
А Генрихи – Грани Хрустальной пробки
У всех сорока Сложилось И вышло
О гольфе беседуют Просто не слышно
Любой Отшлифован И завершен
Лекарства глотающий Я Им смешон
На обе страницы Голая Лаковая
Перемигнулись У всех Одинаковая
В «Тойоте» На даче В лесу И в саду
Но черви! И лярвы! И всё – на виду!
Я стольким приятным Обязан графину
Но в шкаф Этот штоф Захочу – и задвину
Мы – сон А не клон И совсем не родня
Но что они празднуют Вместо меня?
От обреченности От одиночества
В этом неясном Ясности хочется —
Ну, Окуджавы! – Кофе с тоской —
Песни советской И городской
Пятиэтажки Народы Мои дорогие
Господи! Спаси меня От ностальгии
Не в коммуналке живем – В кофемолке
Соты Высоты Над городом – галки
На подоконнике – Банка с луковицей
Вышел живот С расстегнутой пуговицей
Любит поддать Пальцем в банку Грибы и соления
Все же Избавь меня От населения
К вечеру На склоне Ясно и тепло
Дышит Веером раскрытое Крыло
Нет не любит – О своем Крымская русалка
В складках Тонут белые Улицы поселка
Почему не сверху? Но ведь это утро
С набережной дует Открылось метро
Такие же парочки Бродят Парижем
Чужая улыбка Блеснула Ножом
Прощай Улетаю Или нет – уезжаю
В другую реальность А эта – Чужая:
И море И Арка И мне как тебе…
Смежишь – и опять: Сан-Мишель… Коктебель…
Выходить Стараюсь Реже
Проволока Колючая – Лучшее в пейзаже
За конторой Огородом Говнеца кусок
Далеко На том краю Будка из досок
Над холмами – сизое Стаей птиц Огромных
Возле храма Очередь Тощих и бездомных
Ушастики Косичка Всех вижу из окна
Ночью – сам С фонарем На учет говна
Осторожней В две доски Столько навалили
Экскаватор Под луной Разгребет едва ли
Пищи нет Никакой На десятки верст
Но метафизический Там проход Отверст
Стал босой В подряснике Тот – на венском стуле
Знать интересуется «Где кресты зарыли?»
«Ризу чашу и потир?» Звезды Рваный облак
Пахнет кровью «диалог» Розанов и вобла
Савл и диалектика Шут бритоголовый
Сквозь туман – сияние Проступает Слово
Над лесным монастырем – Вывели из келий —
В тучах плавают кресты Ярче заблестели!
В темноте Стучит мотор И все четче – катер
Пулеметы Под горой Их доносит ветер
Кто окликнул: – Выходи! – и негромко: – Павел!
Здесь согласно с именем Стой Где Бог поставил
В сторону! Другое Лезет и ползет
Обнимает Растопыря крылья
Девушку которая Нестерпимый зуд
Здесь Между лопаток Даже с болью
не сравнится Что уже привык
Снова отмена Морозные звезды
Высыпали Дачный проулок – зевок
Призрак жасмина – Дух звезды
Господи! Снова Учусь говоря
Ставлю неправильно Но – тем вернее
Я Современник Свет букваря
Лампочка в будке Себя обгоняя
радуюсь Черный – Полупрозрачен
Давеча с кокером – Палевый лист —
Пес осыпался Листья лаяли и неслись
Вчуже Поэт По-осеннему точен
Фонарь Два Три четыре пять —
Считает и мысленно Их убивает
А сам Полосой на булыжник – Бывает
Опять умудрились Убить и раздеть
Проще не слышать То ли компьютер
То ли ветками ветер То ли вода в туалете —
Снова отмена Задвинут плиту
Новый язык Держи меня на лету
Исследуют Лепку мазков И вмятины
Подушечки пальцев – Фактуру картины
Царапает Больно Порезы Ссадины
Рельефно Выглядишь Сам – и седины
Шар Упал Покатился К стакану —
И – Растворился Как будто канул
Гладкий Тяжелый В мягкие вещи
Музыку Чувствуешь Тоже на ощупь
Предательский свет В ноябре И поздний
Липнет к гортани Воздух Гриппозный
Бог позабыл Проблемы твои И адрес
Лишь завтра свое нащупав Вновь ощущаешь Бодрость
Никто Не войдет Потому что некому
Никого и в мыслях Не приму Потому
Наглухо сам Не гордись И не балуйся
Будут тебе Контролеры В автобусе
Твой билет Подозрителен Глаз неуверен
Как же тот С рюкзачком? Улыбается парень
Лезем на крышу… Соскочив на ходу
Пролетев насквозь Усмехаясь Иду
Никого из прежних Рыжее Платаны
Огонек автобуса Блеснул Улетая
Мы не в чистилище парень Но тем не менее —
ниже реальности Сена И башня в тумане
Свернули с набережной В степь Утонули сами
Кто этот дикий старик? Встрепанный С колючими усами
Дать по затылку? Испуганно смотрит Толкаю
Телефонная будка Иди пока жив А девушка у меня такая…
Подмосковный поселок Сырая сирень И мазок сырой
Так на холсте Обозначил Дорогу в рай
Прямо с Эйфелевой Собираюсь На нее ступить
(Отрешиться Собраться И бросить пить)
Не в Нью-Йорке В подкорке – В тебе голоса поют
Не из дырки в заборе Продувает Душу твою
Стукаются! Раскалываются! Хоть на шоссе подбирай
Даже не глядя – яблоки Умри На дороге в рай
Ни на слух Никак не замечается
Радоваться нам Или печалиться
В темноте Подушку ухватив Свою
Так и жить Семейством На краю?
Дочь Явилась странная Заперла все двери
Есть там люди? Коридор по крайней мере?
Хаос Вихрь Провалы – вместо лифта
Алыми Точками Вспыхивает кофта
Колким усом И слезой По щеке прощаюсь
Я Как только выхожу Весь развоплощаюсь
Где я пил? Не помню где У друзей наверно
Но не на Садовом! Нет! На кольце Сатурна!
Затопило Волнами Ужаса и мрака
Сиротливой Звездочкой Светимся однако
Где стена? Где шкаф и кресло? Ну и пусть
Я во сне К жене прижался И держусь
…Что в мозжечке Зашифрована Весть
Так и живу Не умею прочесть
– Из поколения в поколение
Передать по колонне
Разные Но брови Уши и носы
Был или будет Прадед Или сын
Маша? Нет не помню – Фото затерялось
Ласковая сырость… Сын конечно вырос
То-то не ладит С поляком-отцом
Иудей – характером И сатир – лицом
Встречу – не узнаю Задену плечом
Оборвется ниточка Это я о чем?
Смотреть на звезды На свое родное
Из глубины такой… Подробно вижу Дно я:
Воронки борозды Сойти с ума! —
Но это ведь Париж Не скалы А дома
Кафе – аквариум Бок о бок Эти рыбы
В лучистом облаке Дышать бы Не могли бы
А я Меня здесь нет Не досчитав до ста…
Ничто рождающее! Матерь Пустота!
Вот так и встретился Андрей Сергеев
С одним Из новых русских негодяев
Да спьяна Показался На кого-то…
Огни – в упор! И сбило с поворота —
Похож… Андрей От страшного удара
Из этого Физического Мира
В метафизический Вдруг устремился Мир
Где обитает Бродский например
Долина в огоньках Подернутая флером
Вершины Заняты Неспешным разговором
Почти что Коктебель Рай Или мошек рой —
«Склонялся и шумел» Шумит над головой
Пожалуйста Андрей! Пусть книги С полки
просыплются Или сервиз в осколки
весь разлетится Подай хотя бы знак
Тогда я буду знать Что мы Не просто так
Очутиться В потоке Собственной крови
Вместе Со вспрыснутым Адреналином
Сколько тут – Шариков Звездочек Хищных существ
Что за насос Увлекает нас Вверх по вене
Длинное и гладкое Чувственным бутоном
Гумберт видит Губы Негритянки-школьницы
С подругой Так близко О стенку – и сразу прижало
Вираж И автобус Выкатился на мост
Сердце мое Проваливается Низкий прыщавый лоб
«Мерд Мастурбирует дедушка Грек или араб» «Темную
Капроном обтянутую Не ему подарю»
Звездочки шарики прыгают И я говорю говорю
Картину смотреть Приготовься Заранее
Все отмени И дела И свидания
Не смотри на луну На витрины И прочие вещи
Думай об этой Тебе Предстоящей
Утром проснись Помолись И думай
Сегодня ты встретишься С дамой С той самой
Поднимись по ступеням Отойди Шага на три
И – войди Как на сцену В театре
Так Завещал Василий Ситников —
Живописец Один из потешных всадников
Ночью в степи (выступал) За девушкой скачем
За обезумевшей Нагишом со стоячим
Темный репей Растет Посреди степей
Свет сквозь рисунок Увидит Даже слепой
Слышать Шлепанье ног Аж стенать догоняя —
И схватить Пустота Лишь ощерится костяная
На полосатом Розово Светящаяся
Ногу полную Рукою Почесывающая
Тусклые Без блеска Одевающие
Изредка Небрежно Их отбрасывающая
И подросток Знает: Ожидающая
Тенью Вдоль изгиба Ослепляющая
Обернется – Груши белые Стекающие
Пастила В постели Облипающая
Мысль В томлении плоти Увязающая
Плоть Над бедной сутью Нависающая
Стрелки В неизвестность Уползающие
Астры Неживые Увядающие
На сон похоже Тот что я увижу
Москву Поставьте ближе К Петербургу
Нескладица Просвечивает Арку
Не трогайте В тумане – наяву
Поток на горб Огнями поднимается
Там в мареве дрожа как овцы Исчезают
На avenu Wagram Где океан волнуется Ломается
Показывая нам Зубцами Здания Парижа
Крутятся машины На площади Звезды
С ума сойти! От этой Беспорядочной езды
По брусчатке Витрина Которая город
В восторженном писке Разинутый Рот
С новой хозяйкой Приходит В наше отсутствие
в нашу квартиру В свою Мебель какая-то грустная
Где же мы? Нюхает воздух Куда-то исчезли
Если бы прятались Пахли бы Наши мысли
Если бы умерли От горя и жалости
воем Сводило бы Глотку и челюсти
Опять этот клещ! Аж затряс головою
И пахло бы воском И тленом И хвоей
Наверно мы там Где живут Те которые
Всегда за стеной Ощутимые Серые
Там в зеркале Два красных Огонька
Вот выйдут Из воды И позовут щенка
Зеркало Навстречу нам Нас ведущее из сада
Память будущего Свет Непосредственно оттуда
Сердцем вижу Как стрелок Все заранее
Стекла мертвые Жасмин Ожидание
Что за будущее нам Уготовано? Кто знает! —
Только начат Мой роман И лицо свое меняет
Вспомнить Что проявится Сколько здесь длиннот!
Бабочка уже влетела А героя – еще нет
Все уже написано На веранде Прошлым летом
Будет все разыграно Лишь не троньте! Как по нотам
Жук ударится Вслепую Упадет в траву
Выйдут двое Грозовое Электричка на Москву
Электрифицированный хор
И –
Люди Утонувшие в сумерках В притворе
Обезличенные Стертые Ничьи
Под арками торгуют Свечами Лучами
Лучше бы влюбленные Целовались В храме
Обреченно верую Но в своей Непрочности
Пуще смерти Уклоняюсь мыслью Вечности
Чувствовать Присев На краешек стула
Грех и мусор выдуло Самого чуть не сдуло
Божий ужас – Этот серый Рапан
Нам кажется: мы здесь Но мы давно уже – там
Не пошевелить Во сне Губами
Губы онемели Стали Белыми Кубами
Выговорить Слова Не могу
С губ Падает Куб
Ворочаю кубы С трудом Но поднимаю
Как-то все Иначе – явно Понимаю
Весь в лесах Как странное Строение
Перестраиваю Свое Настроение
Но разбирая Себя И складывая
Штабелями кирпича Работа адовая —
В груди Разрастается Небесная дыра —
Почему-то надеешься На торжество Добра
Над Парижем – ванна Белая нирвана
Башню как обрезали Дальше – все туманно
Бог не смотрит на Париж Он залез С ушами
Пусть свои проблемы Все решают Сами
А в Москве Стоит зима Ниже всякой критики
Дрызгалка – Слюною Брызгают политики
На экранах – дрыгалка Что за действо деется?
Выключить Наш мир Никто не догадается
Слышишь Вой из темноты Вроде бы Россия там
Обступает лес толпой Города пустые там
Здравствуй Кремль Чертов торт Каменный от давности
Будет каждому дано По его же глупости
По его наивности
Елене Кацюбе
Кролики и дети Катятся По набережной
Муж на роликах – С беременной женой
Столько неба Над высотами Парижа —
Прогуляемся И выпьем Решено
Букинисты Шкафчики Открыли
Изучают их носы Бержерака и Гиньоля
Вместо книг – Бутылки Рюмки и стаканы
Сколько стоит Выпить Гюи де Мопасcана?
Славно! Выпил бочку Анатоля Франса —
Солнца ветра над Сеной! – Полосатого шарфа
Слышно шуршат От Барбеса До Монпарнаса
Поезда И в воде Отражается месса
Гарсон в алтаре Этой старой Конторы
За столиками Студенты И серые химеры
Язык ползет из щели Блеснули пивные амуры
Здесь вино «Борис Виан» Говорят: «Ça va! Bien!»6
На пределе Откровенности и Честности
Оказался В неизвестной местности
Зыблется Меняется Ныряй в нее
Норка спасительная – Честное вранье
И в том Что таитянка Из Бангкока
А он – француз Аэропорт Разлука
Кубы и трубы Встретились Пейзаж —
Не сомневаюсь Даже если наш
Фильм Будущим своим Я не торгую
Но эта жизнь Как сочинишь другую!
Там на закат машины – Как магнит
Универсальное Нас всех Переманит
Маньяк И бренди Видел что-то вронде
Как он ее Размазал По веранде
Жевать цветок Свой ломтик ветчины
На сериалы Мы обречены
Какой-то негодник Придумал мое сегодня
Знакомая улица Снег Какой-нибудь сводник
Избегая думать – Скрипит – О текущей минуте
Хотя она – вот И реальна до жути
В какой преисподней Сковали мое сегодня
И вот оно – зримо Стена и подъезд дома
Овчарка бежит Не твоя Стороной прохожу мимо
Хоть подстрекает и жалит Опять заглянуть В эту жуть
Не вчера ли Спешил задыхался В квартиру
Где сегодня В окне Как солнце – слепую штору —
Прожгло твое фото Где вместо улыбки Дыра
«Твое завтра Наступит вчера»
На реке гудит Целый день простоять Как статуя —
Со стаканом ягоды Вот и вся торговля «Собинов»
с верховьев
Солнце на излете Окна отражают Платок поправлю
У Николы звонят Водочки возьму На реке гудит
Как тут живут? Одни козы Да козьи платки на рынке
У забора лопухи Селедкой пахнут Вылиняло все
Зачем сюда приехала? За памятью наверно Пустое место
Здороваются все А никто не помнит Как тут живут?
Но если с колокольни Крыши под гору Полоса воды —
Желтая на солнце Как обрезало Черные леса
У бабки купила Милиция ходит Молчит пилорама
Живут и не ездят Никто и не живет Если с вертолета
Небрежно сшита Но складно Живот
Вот – все отдельно И пах Рыжеват
Друг ее Рычагами Мослы
Побросать в кастрюлю Будет суп Для собак Оба злы
Говорят Такое Поколение
Щука командует – На построение! – Это колония
На ферме В казарме В тюрьме ли В лесу ли
Убила ребенка Зато и косит Глазами косули
Ищут с овчаркой Серые листья На тротуаре
Стою у подъезда Лес – на просвет Свет – в коридоре
Пусть исчеркают Стрелами лист Предполагая
Я – эта женщина И тельце в помойке И многое многое
другое…
Языком хвои сосновых шишек
Говорила Красавица Марина Мнишек
Для русского Уха Грубо
Пше да бже Из розовых губок
Пусть отрывисто По-петербургски
Говорила Анна Горенко
Голос хрипловатый И дерзкий —
Тонкого подобие рисунка
Озеро Сосна – В полосе тумана
Вспомнить Голос твой По телефону
Позабытый Стон твой В постели
Обрывает сердце Удар виолончели
Чем дальше Тем больше На стенах зданий —
Это впереди Шагает Тень
Плетешься сзади Нет не твоя Поэт – старушка
Лицо Блином Завязано в узелок
Лампочка в тумане Чужой На пол – коридора
Тонут хозяева Черная дыра
Лишь голоса Из – Другая вселенная
– Просто не верится – В комнаты проходите скорей
После ухода Никто не помнит
Черное что-то Ушло из комнат
А сам-то где? Мальчик качая ногой
В ботинке Да был ли он? Сидя на стуле
Душеохранник Страшный напарник
Даже не смотрят Клякса какая-то Пьет – и вообще
Зеленую гусеницу Увидел
На телефоне Сморгнул – И прошел
Так припекает лысину Наверно весна там
Какая ж там буря Если Чувствует каждый атом!
Пленки пепла свиваются И расцветают Розой
Неслыханная гроза Потрясает Пламенной ризой
Луга и долины в горах Засверкали Воронками-лилиями
Там высоко Пролетают Архангелы-протуберанцы
Феникс родится Сразу Накрывает эфирными крыльями
Небо и Землю Пчелы Роение их на солнце
На солнце погода отличная Выходят гулять Спускаются
С багряных вершин К озерам лавы Прохлада
А если увидят Бегущего Солнечного зайца
Дождей раскаленных Не будет И ровное будет лето
Липучки скинет Листьями оденется
Свежие мазки Выше крыш В солнце
Сквозь дерево Просвечивает Дух
Реальность Ощущает Нас всех
И все мы Чувствуем Реальность
И в ней Свою Пирамидальность —
И ствол И ветви Лишь никак
Листочкам Не раскрыться На руках
Свет вечером Такой От океана
Что небо Освещает Как ни странно
Свет от скалистых гор От минералов —
Я видел сам Как ночью Засверкало
Массив лесов Мерцающий чуть зримо
Туманно красное – Над нами На балконе
В Неваде вспучился Грибом на полигоне
Вся мебель светится – И гости Незнакомо
Все разное: Лица И слезы И смех
Но есть Единое Во всех
И мне Иногда Представляется
На карте В особом Агентстве
Единое Я Составляется
Во времени И Пространстве
Ты Тоже Болеешь стихами?
И прозой И даже плохими
Ты любишь жену Я – внука
Повернись-ка Сынку А ну-ка!
Такая близость Такое родство —
Чудовищно это Одно Существо
Там на гравии Фигурка Бонапарт
Треуголка Раздает Веер карт
Мне досталась Вверх «рубашкой» Дама пик
В автомате Женский смех Лязг и стук
Продолжаясь Извиваюсь Как червяк
Там в окошке Достоевский Пыль и мрак
Хочешь выиграть? Ложится Дама треф
– Извини Но я сегодня Нездоров
Чует стойло мой мотор Круче путь
Я полжизни Пролежал с кем-нибудь
Выключаю автомат! Торможу!
И полвечности Один Пролежу
Если бы А мог бы Нет Конечно да
Не думаю Возможно Никогда
О ком он? Обо мне? Пустой заряд
Всё понимают Но Не говорят
Разделила улица Толпа Туман
Города И время И конец времен
Я-то вот он А она – Между строк В стихах
Обнимаю Пустоту А оттуда: Ах!
Два импульса Два пульса Два ничто
Лампочка Зажжется Ватт наверно сто
Если хочешь Это Жизнью назови
Что мы знаем О себе И своей любви!
Или спасутся все – или никто
Падает пламя Кусками На плиты ада
Вспомни Отца молодого Или деда
Все человечество Не больше Горошины
Бог всякого видит И все мы Грешны
Родные… Детей уходящих И внуков —
Разве не видишь А сам ты каков?
Дремлет Проснулась Тревожится птица…
Нет! Обязательно все Спасутся
Убили в парадном Вскрыл себе вены
Умер в больнице Обыкновенно
– Ветрено Сыро Надень-ка пальто
– Брось! Не спасется Никто
Шли мы Пестрым сбродом К серым пирамидам —
Пастухи и женщины – Стали мы Народом
Трудно двигаться В метро Быть одним из них
Как ужаленный сосед Вскрикнул И затих
Змейки желтые – Огни Стекла засверкали
Острый парень Стал к дверям Племенной мой корень! —
Будто мы Несем ковчег Вброд за Иордан
Все кричат И ты кричишь Копьям и врагам
Ангел смерти За плечом Гнет и гонит болью
Накатилось Жар огня Разлетелось пылью…
Странный мир: кругом Москва Брайтон или Минск —
В новой кожанке Идешь Крокодил и сфинкс
Красная трава Красная скамья Красный кустарник
Я не дальтоник Не неврастеник Я кошмарник
Весна Прогуляться В розовый парк
Садится Солнце – Малахитовый шар
Милая Зеленая Лицо такое злое
Изумрудные губы Твой синий язык Для поцелуя
В красной траве Ты снимешь Очки
Красное – в красное! Зрачки – в зрачки!
А вы говорите Что Видите все иначе
Жалко Незрячих В зареве ночи
Как кузнечик Я в тебя Войду
Раскрывай Зеленую Манду
Чувствую Знаю: Не мое тело
Но понимаю: Встаю Со стула
Звяк металла Всунул ноги В тапочки
Блеск и треск Перегоревшей Лампочки
А как обнимала Вся в мыле Под утро
Будто рожала меня Раздвигая Сжимая бедра
Материнские груди Их горечь Губами лови
Но помню: Губы Не мои
Кто Эти смуглые Тяжелые дебилы
Под которыми – и над Ты стонала Любила?
Не знаю что звякало Ложечка? Пряжка ремня?
Но помню Что вылезли все Из тебя – и меня
Есть – и кучерявому Есть и маршал Жуков
Есть и утки Есть и столп из грузинских букв
Везут из-под башен Сановных больных
С кремлевской брусчатки Сотрется память о них
Всегда буду жить Продолжать Не существуя
Любить Понимать Вспоминать Будто бы живу я
В солнце В ванной распевая Бреясь поутру
Даже не замечу Как умру
Не сохранилось Несколько папок буквально
Десять дискет И – весь поэт Если откроете файлы
Куда-то уехал Но видели говорят
на площади Пушкина Значит вернулся назад
Для диссертаций Для публикаций Для разговора
Если нет – В Интернет Там найдете Сапгира
Космическая война На памятнике – имена
героев – Нет и меня
Персть будущего Всем предстоит Семена ветер носит
Не сам осуществляюсь Язык нас произносит —
Азартный сочинитель Соавтор стихов моих
И вам поднесет Анекдот Или миф
Ничтожество Мошки Скорей комары
Так много Воздух Серый
Чем больше Тем ближе Тончайшие
Лапки Крылышки Будто и нет
Кочки Смотри не споткнись Вода
Уколы Легкие Это Ничто
Признайся Ты себя любишь? Нет
Зудит Подол приподняла Где
Пятно Розовое Выше шелковых
Дай Поцелую Сразу пройдет
«Ладно Перетерплю Твой зуд
Понимаю Так Обозначаешься»
Надоел Я же Чувствую – любят
Дерево Серое Но любит Никто
Кустарник Лишайник А ты – комариха
И все носится Старый Седой комар
Жало Прижалась Что же там бьется?
Пастбища Ходячие Накрытые столы
А пустоте Одно Остается
Осознать Не успеешь Ловить налету
Конь Саврасый Поскакал
Человек Присел Покакал
Забор На холм И кругом – вокруг
К реке И на той стороне Лесом
Где все? На работе? Горбыли и опилки
Бараки Пустые Все – на просвет
Там за проволокой Конь Носится
Носятся Призрачные Луга
Перемахнул Забор Сквозь – колючую
Отсветом Грива Сквозит негатив
Рядом храп и топ Что солдат? Хочешь
по хребту погладить? Врешь! Не возьмешь
Щиплет траву Переступает – Слышу
Седой и мохнатый Возил и возил В телеге —
Ноги босые Из-под брезента
В долине На кочках Одни номера
Доски слетают Куски толи Падают вышки
В отвалах трясет Зараженную Ржавую
От Белоречки Тайгой до Рудянки и дальше
Мертвая вода Блестит – Каньоны
И еще – Запах Паленых Тряпок
И еще – Кашель Высоко сосны Перебивает
Шум И еще – доходяги В тумане
Бродят и все не помрут И еще – Горы
Картины строят В яви Такие чудные
Будто и впрямь На другой планете
Мы и живем На другой Не зная
Беги Из памяти вон! Солдат
Ну ничего Как есть ничего И быть не могло
Сквозит решето Да я ли? Это другой
Тот который я? Тот совсем другой?
Проклятый Слон! Переполох И рушится посуда
Перекур Кисть ведро и белый потолок
Поглядывая на небо Со дна окопа
Отдыхая с милой Бедро к бедру
Высунулся из облака Монах В невозможность
Знай свое место! Назад! Брысь!
Коммивояжер Главное – тон Убедительный
Нет тебя! Слышишь? Нет! Нет и не может быть!
Просто пробел Пролита краска Пустое место
Но тот Который другой И который похож
Ощущая себя Не совсем я Тем не менее мною
Повернулся Живот к животу «Люблю тебя»
Совершенно незнакомой Выбрита подмышка Смуглая
какая!
Рыба Расправила Крылья
Падая Кверху Корнями
Грозное Звездное Плавает
Даже испугаться Не успели
На скатерти Белой – Свечи
Вместо нас Какие-то военные
И женщина В форме майора
Совсем не похожа И все же
Что едят Что пьют Что поют
Господи! Сколько их! И все живые?
Нет (Пробегаю) Стертые лица
Знакомые А вот и мы сами
Нам оставлены Сумерки В зеркале
Кто оттуда? Глядят Неприлично
Вот какая Жизнь После прежней
Это и есть Настоящая
В той – все люди Иногда природа
Да и та – овраги И леса бумаги
Рельсы дыбом – Стальные аллеи
Стон стоит А самих уже нет
Здесь Внимания Никто – не обращаем
На подчистки Помарки Подмены
Кое-кто сквозит Второпях Небрежность
Миражом газета Редеет и тает
И бегу куда-то Ты меня зовешь Мама!
Между грядок Вперевалку Несут меня ножки
Вьются плети Желтыми боками
Хорошо малышу В краю великанов
Осколки На полке Сорока Вертолет
Озеро Синее Здесь На паркете
Выросли Снижается Ангел Немолод
Смотрит Как ползаю Парусом На животе
Как целуется Половина лица Губы И небо
Сидя На корточках Зад И трава
Дайте Плеснулась Хвойные Рыба
Ветки Сияние Оба Кусок сыроват
Рассматривать Улица Снаружи В разбитое
Зеркало Дома Между Углом
Предмета Шевелится Или Событие
Треснуло Смотрит Весь мир пополам!
К нам в квартиру Фирма прислала Мастера, который починил и обил нашу входную дверь. Красиво и аккуратно. Оказался Физиком по профессии.
Физик Дерматином Обивает двери
Президент Подняв капот Копается в моторе
Полицейский Террористу Бомбу починяет
А поэт Закрыв глаза Законы сочиняет
Дети! Сумасшедшие! Аттракцион для вас
Сели – И поехал Белый унитаз
Гении летают И – Изобретают
В их руках Идеи Радужные тают…
Все! Прекращаем «Движенье истории»
Трюмы задраили Окна зашторили
Кого – на перековку Кого – на переплавку
Уборку затеяли Перестановку
Хотите Вместо шляпы Профессора наденьте
Кадиллак с отверткой Копается в президенте
В полиции Бомба Допрашивает террориста
А поэту вовсе Не осталось места
Резко Очерчены Серебристый
отсвет Но истинно Хоть и не знаю
что это Банка Газета мятая
Лук и картофель На подоконнике
Присутствие Кто это? Просто наглядно
Знак подает Недоволен Недаром
смущает Все это А главное: фото
Смяты в лепешку – Сугроб И капот
Господи! Ногу вчера Подвернулась
Падаю Боже! Меня застрелили
Хоть и не я А другой Равнодушие
Дежурный Лежащее Свет на обочине
И то что не выспался Что собирался
к ней Белые волосы Свет на подушке
смугло-покатое Но все это – Случай
Кровью промок Не проснуться никак
Наутро Засветил экран Компьютера
И горсть таблеток Отблеск И стакан
воды И смотрит снег Без ветра
Над вершиной Слоями идут Облака
Там за могилой Черно Горицветы в ложбине
Конечно родина Грустит Наверно на чужбине
Пустой Париж Стеклами вывески Потерялся
Все заблудились Толпа силуэтом Даже автобусы
Кстати полиция Неба большой кусок Тоже не ищет
Мальчиком лет семи Светом – оттуда Еду куда не знаю
Пальцем вожу По стеклу Давно это было
Мама с работы Красивая Жизнь вероятно Была
Вот об этом Проникая Не касаясь
И все глубже Ничего Не задевая
Самой сути Пустота Окаменела
Просто отношения К этому Дурак
Трое нас Колеблюсь размыто
Руки И призраки пальцев – И тени
Резко повернусь Побегу Встану —
То и дело От себя Отдаляюсь
Жить вечно Уже пробовал Слишком —
Песок и песок Даже фараоном Надоело
В ноздри Запеклись Скучно глине
И ресницы Ухожу Этим облаком
А Всевышний О котором Там такое
Не помыслить… Ночь В березовой роще —
Ураган слепит Треск вокруг Ломаются деревья…
Что нам Время! Не пристало Не измяло
Стебель Устало Лицо Поникло
Господи! Где мы? Там Где небо
Неужели скосят? Края не видно
Созрели Волнуется Жатва Господня
Линии ладони Растер Просыпались
Покорно уходит Нет! Оборачивается
Начертано Пред Как же выбор? Свободный
Визжат тормоза На асфальте Не ты
Только подумал Уже убил Последнее слово
Даже и двигаться Просто задел
Пошло – Покатилось – Толкнуло – Упало —
Подбросило – Щелкнуло – Пуля – в груди!
Что остается? Все остается
Ты умираешь – Это мираж
Да оглянись же ! Все как и было
Выбросить стул! Да на нем же сидеть нельзя!
В некоем белом Не ощущаемся
«В молоке? Живешь? Ах ты бедненький!»
Знаками Друг к другу Обращаемся
Да видишь ли ты Собеседника?
В синем Все же линии Угадываются
Отвернулась в сумерках Глаза —
Смотрит на тебя Тело скрадывается
Только вкус любви И голоса
В черном вообще Ходим ощупью
Несмотря на солнце Несмотря
Что стоишь на сцене И на площади
Прямо в очи Ближнему Смотря
Хорошо когда Текучая вода
На вокзале На асфальте Очертания
время размывает Тем не менее
быстро едешь Память дорога
Губы Улыбаются Ветер сорвал
Прилепил на столб Как нарисовал
Трансформатор Черная коробка
Красная На черепе Улыбка
Вспомнилось как прежде пряталась в усах
Жизнь была не сахар Но стоя на часах
Покоряя высоту Проводя анализ…
Говорят расстрелянные Тоже Улыбались
Раскопай И посмотри: щерятся останки…
Улыбались глядя На пожар Чеченки
Горит их добро Скот кричит из огня —
Их безумие Смеясь Лезет из меня
Улыбка гиены… Улыбка орла…
Улыбка плевала… врала и рвала…
А теперь выходим Из кафе на двор —
Дышит водкой на снегу И несет всякий вздор
Холодно Сдувает листья С газона
Толстая такая Кишка-машина
В ужасе кошка Белая С черным
Сзади возникла Мертвая Зона
Рифму подыскивать Кошке Не хочется
Блохи на брюхе Ворохом лезут
Листья в машину Балконы поляки арабы
У русских – закуска Гашиш и грибы
Толстая кишка Втягивает Кошку
С балкона – закуску С дерева – «Рено»
Прыгают блохи Это арабы
Поэт Взят Напрокат
Мир Стал ничем С незримых гор
Всю жизнь Рассеивает Светом
Мятеж и тьма! И тот Сапгир
Со мной Беседует Об этом
Что не владеет Мышцей львиной —
Свою Правой Половиной
Под темным Куполом Гудят
Мозги Там разум Бьет в набат
Еще верна ему Столица
Но закипев Решила отделиться
провинция И вся возмущена
Пропеллером Вращается она!
Хоть в Управлении – Маразм
Подшмыгиваешь Правым глазом
Но крепко Связан Пуповиной
Твой разум С левой Половиной
И понял все Верховный Генрих
Вокруг себя Немногих верных
собрал «На штурм ребята! Ну!
Объединим Свою страну»
Нет не понять на мутном снимке:
Строения Или обломки
Цветы Из яркого лубка
Или Бог знает что! – Из хлора Облака
Отпусти меня!
Обнимая сжимая
Сама же кричишь:
– Отпусти меня!
– Прости меня!
– Не смотри на меня!
– Не кричи на меня!
– Скорее скорее
бери меня! —
– Говори говори говори меня…
Плавая В прозрачной глубине
Шепчет Глубина:
Ты – во мне
Избуду свой век Буду далее Не существуя
Имя мое Шевелить Будто вправду живу я
Рифмы мои Оглашать Повторять
Будто Боясь Потерять
В чьей-то гортани Чужим языком И губами
Повторенный Рождаясь опять Дыханьем
Иное увижу И буду жить Как в своем
И опять Лягу спать В окоем – водоем
Кого-нибудь жду Стоя в ряду Под переплетом
Каждая книга Надеется быть И любопытствует: что там?
Черемуха? Муха? Когда же? Когда?
Нарисуйте мне Глаз и ухо И скажите: Да!
Деревянная рама Крюк Грубая изнанка —
Ткань холста Углом горы – Потолок и стенка
Лапки чистят Усики Хитиновое тело
Где-то Сотым глазом Видит: полетела
Таракан На подоконнике Не ты ли рыжий?
Или – На газете Рыбой свежей?
Смотрит Перламутровый И круглый
Куколкой Одновременно – Барби куклой
Но еще обидней Таракан Как я жил Живу я
Ждет трамвая Над забором: Туча грозовая
Зонт забыл Расстроился Тоже не резон
Таракан Ушел За горизонт
Первая – 22 года назад
Оборвалась инфарктом Вторая —
Ночью Инсультом На пятое марта
В черепе Грянули Колокола
Снег и коробки В окне больницы
Привыкаю Учусь ходить
Говорить Выговаривать звуки
Правой рукой Ложку держать
В двух первых Держал и не думал
В этой падает на пол – и все
Третья жизнь Началась
Старый ребенок Кому это надо!
Те же дворы Стены Бутырки —
Башня – темница Екатерины
Если бы Рим Или Иерусалим!
Новую жизнь Начать эмигрантом
В климате теплом И благодатном
И обязательно Пенсионером
Так чтобы выжать Из государства
Все что другим Всегда доставалось —
Хлебные крошки Как воробью!
В новой жизни Не буду учиться
В жизни внеплановой И сверхурочной
Буду учить Не одобрять
Глазом по-птичьи Косить
Мстительно стану Ко всем относиться
Стану долбить И долбить Своим клювом
Знаю наверно Никто не посмеет
Старого дятла Не одобрять
Сам Не люблю стариков
Кто разрешил Доживать равнодушно
Быть неопрятным И неприятным
И не стыдиться Раскрытой ширинки
Вечно небритой Мокрой щекою
Внука Небрежно любить
Не смотри на меня С такой грустью
Вижу твой исток И сразу – устье
За твоими берегами (Знать не хочется)
Осень Больницу И как оно кончится
Вижу всю тебя Сквозь хрусталь Много разных
Следующую жизнь Ленточки И праздник
Девочка – щепка Глаза – во лбу
И твои потомки – Целую толпу!
…Георгины Астры …Речью по-сорочьи
А зрачки Поблескивают Затаенной ночью
В yellow субмарине – Погружаясь На дно
При любом различии Сознание одно
Я вижу Как моя Кардиограмма
Вычерчивает МАМА МАМА МАМА
И не машины Люди сидя Мимо
Проскакивают Скорлупа Незрима
За дачами Не сосны Чьи-то мысли
В закате Просияли И погасли
Там в блеске звезд Встает Бутылка водки —
И краем уха – Гости У калитки
И сразу все Друзьями Композиторами
Их женами И чаем И компьютерами
И спор и вздор… Вдали Во мраке белом
Возникло шумом Утонуло гулом
Прадед – полковник Поставили к стенке
матросы Дед – большевик На Лубянке —
в затылок Отец Подорвался в танке
Сына Афганцы Внука Подонки
Проклята Россия До седьмого колена
Но счастлива будет? Ага! Непременно
Арон «Арион» Тимирязевский
За метро Будто был всегда Рынок
Думает Нищая перебежала Синяя
С желтым К беде Пристает
Привезли Убивать Радуюсь
Азербайджан Мешки с огурцами В цвету
Забыл Под навесом Стараюсь
На цепь Беспокоюсь Товар
Зной Дерево Где отдыхал
Дали Поэтому Листья крупно
На глаз Надет Сквозной чехол
Там Окантовый лист Лепной
Вокруг Скорлупы Черепной —
Два негодяя И гения Совокупно
Или спасутся
Все Спасутся все
Или никто Даже думать Редко случалось
Такой серьезный Разговор Почти не слышно
Ужас такой С алтаря Веет
Что Ты – Ничтожество
Из Слова Прорастают Все слова
Так за ночь Появляется Трава
В какую ночь Блаженнейшей Весны
Мы были Произнесены?
Бледнеет мир С незримых гор
Меня Пронизывает Светом
Который Свет И тот Сапгир
Со мной Беседует Об этом
Знает ли бабочка Сидя На стене
Что она – Свет и тень?
Помни Я жду Стоя в ряду Под переплетом
Каждая книга Надеется быть И любопытствует: что там?
Черемуха? Муха? Когда же? Когда?
Нарисуйте мне глаз И ухо И скажите: Когда
Шлеп коровы Скрип Скрученной травы
Меж челюстей Рогатой головы
Как на шарнирах Ходит Кое-как
Пятнистой шкурой Обтянутый костяк
Один костяк Стоит Дырявый храм
Душе травы Служу Внутри по вечерам
Кузнечик
Смотришь Из кресла У самых ног
Волны шипят Заливая Паркет
Где высились Здания Минуту назад
Косо стал Раскачивая Лодку Океан
Выстрелил опередив
Вместо Мечты И поэзии
Ждут нас Иллюзии И фантазии
Пришла И расхаживает Кто? Против света
Женщина Которую Видел Когда-то
Там в коридоре Наискосок
Волны шипят Заливая песок
Хруст челюстей Сладкая кость
Крыса Оглядывается Хвост
Тащится следом
За последние годы я написал целый ряд стихов, циклов и книг, в которых реализуются некоторые новые идеи, из тех, что давно мне не давали покоя и время от времени проявлялись в моих вещах. Кстати, как точно в английском языке, «вещь, дело, существо» – одно слово «thing». А «think» – «мыслить» немногим от него отличается. Вещь, еще вернее, живое существо – воплощенная идея. В русском языке эта философическая зависимость не так заметна. А для искусства не так важна идея, как то, каким образом она воплощена в материале и кто это сделал. Другими словами – мастерство, полутона, тонкости, впечатление…
Думаю, форма, вернее, форма выражения – это и есть идея в искусстве. Поэтому такими наивными выглядят все эти театральные и киношные инсценировки, например, «Войны и мира». Текст у Льва Толстого и есть суть его вещи в единственно возможном материале. Разве – если найдешь равноценный концепт. Как Федерико Феллини – не иллюстрации, а свое.
В свое время в начале 60‐х мне явились полуслова-полупризраки в отдельных стихотворениях. Как я теперь понимаю, я их услышал в разговорах по телефону, вообще в беседах близких людей, когда многое не договаривают – и так понятно, в таких простонародных сокращениях, как «док», «шеф» и так далее. И увидел: горящие вывески с потухшими буквами типа « ебель», разорванные пополам страницы журналов и газет, которые в кабинете задумчивости пытаешься прочесть и разгадать, о чем там пишут.
Летом 1988 года у подножья вулкана Карадаг и осенью в сосновой роще на Пицунде я сочинил книгу стихов «Дети в саду» по этому методу – окончания слов просто смывал прибой. Между словами возникали разновеликие пустоты, которые были заполнены некой незримой формой и смыслом. И слова угадывались почти сразу, потому что я старался разрывать и не договаривать слова, лежащие близко к центру языка. И в этом заполнении пустот читателем, начиная с первого читателя – самого автора, была неожиданность встречи и радость узнавания, похожая на ту, которая возникает, когда мы ожидаем и полуугадываем в окончании стиха рифму. Обычно в последний момент она конкретизируется. А здесь слово так и остается мерцающим между бытием и небытием.
Но тогда я не занимался теоретизированием. Я искал новую гармонию в языке, которую и находил. Я ее слышал в шуме и плеске моря, и стихи уносило, как на волнах. Думаю, не один я слушал море. Древнегреческий гекзаметр подслушан был слепым певцом у средиземноморского прибоя, я всегда был в этом уверен.
Другая идея давно занимала меня. Если стихи – это «музыка слов» с некоторой долей конкретности, там есть и ритм, и размер, и звучание, то некоторые законы симфонической и камерной музыки могут проявляться и в поэзии, и форма также. С начала двадцатого века русский символизм особенно воплощал это. Например, выражение невыразимого. Можно вспомнить «симфонии» Андрея Белого, некоторые стихи Иннокентия Анненского, например, «Кек-уок на цимбалах». Тем более «Сестра моя жизнь» – гениальная музыка, так удачно переросшая в стихи и звучащая там для нас. Аркадий Акимович Штейнберг даже узнавал инструменты: иной размер как смычок, размашисто летающий по струнам скрипки.
Луг дружил с замашкой
Фауста что ли, Гамлета ли,
Обегал ромашкой,
Стебли по ногам летали.
Обычно в классической музыкальной пьесе чередуются две темы, которые, развиваясь и изменяясь, рождают третью. Простой пример, и как бы сам собой напрашивался вывод, а не могут ли стихи быть чем-то подобным, так сказать, развивать политему. Несколько лет тому назад я решил попробовать написать два стихотворения в одном. Чередуясь, строки одного пронизывали строки другого, как пальцы скрещенных рук. Это было неожиданно, и слух легко и радостно улавливал это чередование в стихах. А на письме чередовались шрифты: прямой и курсив – и читались оба варианта одновременно. Я вспомнил удивительного поэта Ржевского (ХVIII век), у которого сонет распадался вдоль на две контрастирующих половины – тоже на два сонета, и потом читался целиком. Мне кажется, что стихи могут складываться из множества стихов, имеющих своим предметом самые разные лирические состояния. Но это, видимо, дело будущего. Я представляю такое: стихотворение из 12 строк, каждая – отдельное стихотворение. Что-то вроде этого, по-моему, я написал.
В прошлом году, перебирая черновики давно прошедших лет, я обратил внимание на несколько стихотворений, написанных в 1972 году.
«Утро на Мологе», «Слова». Эти стихи были записаны особым образом. Ничего подобного не было ни у кого в русской поэзии. Но не в этом дело.
Каждое слово или группа слов, записанная и произнесенная с Большой буквы и отделенная от других тремя интервалами, на слух – малой цезурой, воспринималось значительнее, чем обычное, и в то же время являлось элементом ритма, организующего стихотворение. Удобнее всего было строить строки: от двух до четырех слов. Конечно, нельзя было не заметить, что формообразующим элементом ритма у некоторых поэтов начала века тоже является слово под ударением или группа слов. Чтобы выделить это слово или группу слов и отделить их от следующих, Маяковский располагает стихи ступеньками. Таким образом появляются малые цезуры, которые акцентируют внимание на словах как на элементах ритма. При том группы слов имеют одно главное ударение, что приравнивает их к другим словам под ударением. На мой взгляд, в расположении стихов ступеньками наблюдается некоторая футуристическая механика – сдвиги строк как рычаги, я бы сказал, здесь проявляется понимание страницы как плакатного листа. Мне гораздо симпатичнее начертание слова как стихотворной строки у более поздних поэтов: у Асеева, у Кирсанова, затем, например, – у Холина, у Соковнина. Я и сам писал таким образом.
Здесь меня не устраивал сам рисунок стиха – ниточкой. Если изредка, довольно оригинально получается, а если сплошь – некий странный Китай. И притом ритм, это главное: после каждого слова – большая цезура, а я слышу малую.
Я решил, что возможно в таких случаях записывать стихи и нормальными четверостишиями и строфами. Вот так: от двух до четырех слов в стихотворной строке – каждое слово с большой буквы и отделено тремя интервалами от других. Сохраняется вид книжной страницы и как произносится стих, так и читается. При этом слово приближается к Слову, то есть к символу.
И вот оно – проступает. Не развязная ямбическая болтовня неоклассицизма, не театрально-ходульная речь футуризма, а вдумчивое неторопливое произнесение. Ни одно слово не проскользнет в спешке и не останется незамеченным. Каждое лишнее сразу заметно.
Это слово не прозы, а поэзии.
Вообще-то стихи можно писать разными способами, лишь бы хорошо получалось, поэты знают, стихи сами по себе – условность. Но в наш век, теперь уже оставшийся позади, поэзию неоднократно хотели сделать прозой, во всяком случае, чем-то совсем неотличимым. Недаром в последние десятилетия появились тексты, не стихи – и все же не проза. Поэзия застенчиво прячется в них – в текстах за прозаической маской и не рискует, боясь показаться наивной и смешной, говорить открыто. Я пишу новую книгу лирики. Мне кажется, такой способ сочинения, настаивая на поэтическом слове, снимает эту проблему. Главное, я рад размеренно и неторопливо дышать в этом ритме.