Ронда уверенно прокладывала себе путь к барной стойке, бегло скользя взглядом по разношерстной публике: молодые и не очень, в экстравагантном макси или вовсе без юбки, но ни одной девушки в деловом костюме. Ронда на ходу сняла лилового цвета пиджак и, расстегнув дополнительную пуговицу на белоснежной рубашке, выдернула из волос шпильку, позволяя шикарным волосам черным каскадом упасть ей на плечи.
В зале было шумно. На сцене, надрывая горло, пела грудастая вокалистка в обтягивающем черном платье.
– Yeah, think, think. Let your mind go, let yourself be free,1 – подпевала ей Ронда, то ли поправляя макияж, то ли отирая слезу.
Девушка в черном топе и обтягивающих джинсах могла бы легко слиться с толпой, но только не для Ронды. Эти небрежные волны каштановых волос с густой челкой, гармонично скрадывающей удлиненную форму лица, изящный нос, нелепая пипка на фоне большого чувственного рта и выразительных глаз с густыми длинными ресницами, – она узнала бы их из тысячи, как и этот мягкий певучий голос.
– Я уже и не надеялась тебя тут увидеть! – скроив улыбку, поприветствовала ее девушка.
– Ну что ты, Вэл, разве я могла заставить тебя ждать больше часа, – отозвалась Ронда, прикасаясь к ее щеке своей.
После этого она села рядом с подругой на свободный стул и заказала водку.
– У тебя все в порядке? – спросила Валерия.
– Есть сомнения? – Бармен поставил перед ней заказ, и она в один глоток осушила рюмку. Зажмурив глаза, она дернула головой и громко выдохнула. – Помогала Питеру вещи паковать!
– Это нужно было сделать именно сегодня?
– Завтра, боюсь, было бы уже слишком поздно, – парировала Ронда, разрезая воздух двумя пальцами, имитирующими ножницы. – Мы расстались.
Она видела страдальческую гримасу, исказившую лицо подруги, и от этого внутри все заклокотало. Щелкнув пальцами, она повторила заказ и, раскачиваясь на стуле в такт музыке, обернулась в зал. Ей не хотелось слышать слов поддержки или сожаления. Ронда привыкла быть сильной и независимой, такой она оставалась и теперь, вызывающе всматриваясь в толпу.
– Ты кого-то еще пригласила? – спросила Валерия, вслед за подругой оборачиваясь на стуле.
– Нет, но ты же не думаешь, что я буду этой ночью одна, – парировала Ронда, чувствуя, как дрожит голос.
Ронда видела, как Валерия неодобрительно помотала головой. Она могла бы и дальше скользить взглядом по безликой толпе в поисках несуществующего принца, но с каждой минутой делать это было все сложнее и сложнее. Может быть, стоило все отменить и не приезжать сюда вовсе.
– There was the room that was filled with love, it was a love that I was proud of,2 – голос Ронды слился с общим хором, чувственно подпевающим солистке.
Она снова повернулась к барной стойке, где ее ждала свежая стопка с водкой.
– Мне так жаль, что с Питером тоже ничего не получилось, – протянула Валерия, и Ронда, резко выдохнув, залпом осушила свою рюмку. – Мне казалось, у вас все было хорошо, помню, я даже подумала, что он и есть Тот Самый.
– Дорогуш, ему до Того Самого как до луны, уж поверь мне! – ответила Ронда, прикрывая рот ладошкой.
– Так значит…
– Давай лучше поговорим о тебе?
Это была формальность, но то, как Валерия приосанилась и задрала голову, заставило Ронду испытать внутреннее напряжение. Последний раз с таким видом подруга сообщала ей о своей долгожданной беременности, неужели это случилось снова?
– Можешь меня поздравить, я стала членом книжного клуба, – сообщила Валерия, широко улыбаясь.
Ронда почувствовала, как сердце снова стало биться в груди.
– Занятно. И что вы там читаете?
– В следующем месяце это будет «Анна Каренина». Читала?
– Мне драмы и в жизни хватает, так что это без меня, – небрежно бросила Ронда, окрикивая официанта.
Валерия затянула трубочкой остатки своего коктейля. От этого противного звука у Ронды по коже побежали мурашки, и она озадаченно посмотрела по сторонам, с облегчением понимая, что грохот музыки сделал этот треск различимым только для ее ушей.
– Ты теперь примешь приглашение из Нью-Йорка? – спросила Валерия, облокачиваясь на спинку стула.
– С чего это вдруг? – удивилась Ронда.
– Просто все сходится, тебе делают предложение, ты отказываешься. Вселенная считает, что тебя здесь держат отношения, и вот их больше нет. Теперь тебя ничего не держит в Калифорнии, ты можешь двигаться дальше!
В этой фразе была вся Валерия. То, как она умела плыть по течению и при этом оказываться в выигрыше, было достойно уважения. Но для Ронды такой подход был все равно что красная тряпка для быка. Все внутри закипело.
– Рада, что в твоей вселенной все так легко и просто, но мне не нужна ни новая работа, ни новые отношения. Секс без обязательств меня вполне устроит!
Бармен в черных кожаных штанах выполнил ее заказ, после чего поставил перед Валерией бокал с «Голубой лагуной».
– За счет заведения, – бросил бармен, разом удовлетворяя любопытство каждой из них. После чего он подмигнул Валерии, спеша в другой конец барной стойки.
Ронда не сразу поняла, что сидит с открытым ртом и широко раскрытыми в изумлении глазами. Она бы не удивилась, если бы бармен решил угостить ее. Она привыкла к знакам внимания мужчин и уже давно принимала их как должное. Но чтобы кто-то в ее присутствии сделал комплимент Валерии – это случилось в ее жизни только во второй раз. Но в этот раз уже ничего не болело и не ныло в груди.
– Это что сейчас такое было? – протянула она, наконец справившись с эмоциями.
– Не знаю, – смущенно улыбаясь, ответила Валерия, пожимая плечами. Она подняла свой бокал с салфетки, на которой был написан номер телефона, подписанный именем «Рик».
– Ничего себе, – загремела Ронда. – А Джони, идиот, уверен, что его женушка – монашка.
– И правильно делает, – огрызнулась Валерия, выхватывая у нее из рук салфетку. – Ты что, думаешь, что я собираюсь ему звонить?
– Ты мне скажи, собираешься?
– Нет конечно! – взвилась Валерия. – У меня есть моральные принципы…
Окончание фразы гнетущим многоточием повисло в воздухе. Валерия смогла вовремя остановиться, но Ронда, залпом выпив свою третью рюмки водки, была нацелена на продолжение беседы.
– Ну что же ты замолчала, заканчивай. У тебя есть моральные принципы, чего не скажешь обо мне? Я правильно тебя поняла?
– Я не хочу об этом говорить, не сегодня, когда ты в таком состоянии.
В груди неприятно заныло. Как бы Ронда ни хотела убежать от реальности, колкие слова Питера «Мне нужна жена, а не ходячая реклама бутиков Родео-драйв» все еще звучали у нее в ушах, а перед глазами стоял его силуэт в дверном проеме с чемоданом в руках. После двух лет отношений она снова одна, в вечном статусе «завидная невеста».
– Не стесняйся, Питер не первый и не последний, ты же знаешь, – сказала Ронда, тонко улыбаясь. Алкоголь придал ее речи плавность и легкую тягучесть.
– Вот это меня как раз и беспокоит. Ронда, тебе уже тридцать восемь. А ты знаешь, что с возрастом становится все сложнее забеременеть и выносить здорового ребенка? – неожиданно выдала Валерия.
– Хорошо, что ты уже успела родить, правда?
– Перестань, ты же понимаешь, о чем я говорю!
Ронда откинулась на спинку своего стула и смерила подругу оценивающим взглядом, точно видела ее впервые в жизни. Удивительно, но даже в школьные годы она была уверена, что в свои тридцать пять Валерия будет выглядеть в точности, как сейчас. Хорошо сложенная фигура, за исключением нескольких лишних фунтов на бедрах, которые она приобрела с рождением Оливии, но в остальном все та же миловидная безликая кукла. Единственное, чего Ронда никак не могла бы предугадать, – это обручальное кольцо с бриллиантом в два карата. А теперь еще и новый удар в спину – комплимент от бармена.
Занятно. Почему бы и нет?
– Напомни, пожалуйста, какое произведение вы выбрали для чтения в вашем клубе.
– «Анну Каренину», – протянула Валерия, в недоумении насупив брови.
– Хороший выбор. Думаю, тебе понравится!
Норма Уилсон смотрела вечерний выпуск ток-шоу «Сбрось лишнее», когда в ее доме, словно пожарная сирена, раздался звонок. Телефон без устали надрывался, пока она плелась за ним на кухню. Несколько месяцев назад Норма разменяла восьмой десяток. В тот вечер она впервые была счастлива с тех пор, как похоронила Рональда. Но вместе с этим тот день стал последним, когда она без устали и боли плясала с сыновьями, смеялась и пила, не переживая о скачках давления и надвигающейся мигрени. Утром следующего дня она проснулась уже не просто семидесятилетней женщиной, а настоящей старухой, которой каждое движение давалось с трудом.
– А ты что, и правда думала до самого конца порхать как мотылек? Нет, моя хорошая, от старости не убежишь! – ухмыльнулась Марта, когда она ей пожаловалась на мигрень и боль в суставах. Марте Грей было за восемьдесят, и она точно знала, о чем говорила.
Норме не оставалось ничего другого, как принять новые правила игры и наконец прислушаться к советам врача: отказаться от кофеина, газировки, а также сладкого и мучного. В рекомендациях также значилась и физическая нагрузка, но Норма была убеждена в том, что легко справляется с этим пунктом, занимаясь домашними делами. Вот и сейчас, шаркая к телефону, она выполняла свою программу по шагам.
– Семьсот восемьдесят два, семьсот восемьдесят три, семьсот восемьдесят четыре, – проговаривала она, сверяясь с циферблатом своих умных часов.
– Мам, это Джон. Ты сможешь к нам подъехать?
Только старший сын мог вот так позвонить ей в любое время суток и, не спросив даже, как у нее дела и как она себя чувствует, сразу перейти к делу. Когда он был ребенком, такая деловитость придавала ему дополнительный шарм, но сейчас Норма уже не испытывала прежнего умиления. Потеряв Рональда, она физически нуждалась в заботе и внимании родных, но Джон этого не понимал.
Он встретил ее на подъездной дорожке к дому. Как и всегда одетый в деловой костюм, в одной руке он держал свой портфель, а в другой – Оливию. Девочка обнимала отца за шею, пряча свое личико в его волосах. Со стороны могло показаться, что она что-то шепчет ему на ухо, но Норма точно знала, что в свои почти два года ее единственная внучка до сих пор так и не произнесла ни слова. Девочку уже показывали нескольким специалистам, но те уверяли, что никаких проблем нет, и скоро малышка начнет говорить не просто слова, но даже предложения. Норме хотелось в это верить, но она все равно продолжала втайне собирать информацию из всех доступных ей источников: от подруг, соседей и даже продавщиц в магазине. Вердикт был неутешительным: девочки развиваются быстрее мальчиков, а потому к двум годам уже болтают без умолку.
«Надо попробовать поговорить с Джоном об этом еще раз», – подумала она, глядя себе под ноги. На улице было уже темно, и она всерьез боялась оступиться.
– Валерия скоро будет, так что это не займет много времени, – сообщил Джон, опуская Оливию на землю.
– Не переживай, у нас все будет хорошо, – сказала Норма, провожая сына взглядом.
Джон бодрым шагом шел к своему автомобилю, машина поприветствовала его морганием фар, но прежде чем сесть за руль и выехать на дорогу, он обернулся и строго наказал:
– В восемь она должна уже спать!
***
В кровать Оливия легла только в девять, но не потому, что Норме хотелось нарушить строгие правила этого дома, а потому, что она скучала по своей внучке. Они виделись не больше двух-трех раз в месяц: когда дети приезжали навестить Норму в один из выходных дней, когда она напрашивалась на приглашение снохи или когда случайно проезжала мимо и решала к ним заглянуть, не обращая внимания на недовольные взгляды в спину.
Но нежелание считаться с мнением других порой играло с ней злую шутку. Она знала о том, что Джон с Валерией не дают ребенку сладкого, руководствуясь какими-то нелепыми исследовательскими данными, которыми пестрил интернет. Но привыкшая полагаться на жизненный опыт, а не на научные гипотезы, Норма продолжала тайком угощать внучку сладостями. Сегодня это был «Киндер Джой». Пластиковую обертку от него она сразу спрятала в сумку, а вот маленького мишку Оливия отдавать отказалась. Сколько Норма ни просила внучку дать поиграть или хотя бы посмотреть на диковинного зверя с малиновым пузом и зеленым бантом на голове, девочка наотрез отказывалась выпускать игрушку из рук. Норма была убеждена, что Оливия легла с ним спать, а потому ее ужасу не было предела, когда внучка заснула, а зверька не оказалось ни у нее в ручках, ни под подушкой. Нигде.
– Что же я наделала! – сокрушалась Норма, наводя порядок в детской.
В отдельную комнату Оливию переселили, когда ей исполнился год, и здесь всегда царил беспорядок. На полу валялись чуть ли не все игрушки сразу: пупсики, паровозики, кубики, зайчики. Норме и прежде доводилось прибираться в этой комнате, но никогда она не делала это так скрупулезно. Коленный сустав неприятно ныл каждый раз, когда она нагибалась и ползала по полу, всматриваясь под стол, шкаф, кровать, комод. Малинового мишки нигде не было.
«А может, она его проглотила? – мысленно стращала себя Норма, раскладывая одежду внучки по цветам: от белого к ярко-малиновому. Других цветов в ее шкафу не наблюдалось. – Интересно, а где та синяя кофточка с радугой на рукавах, которую я подарила Ливи на прошлой неделе? Неужели еще в стирке? А может, уже в стирке? Не могла же Валерия ее выбросить только потому, что она не розовая? Кто вообще придумал, что девочка должна носить только одежду этого дурацкого поросячьего цвета? Малинового мишку Валерия бы одобрила».
Подумав об этом, Норма улыбнулась, но в следующий миг ее лицо вновь стало серьезным и даже мрачным, и она продолжила тщательно перебирать и встряхивать содержимое детского шкафа.
К тому моменту, когда Джон вернулся домой, Норма уже успела прибраться не только в детской комнате, но и в гостиной, а сейчас усердно натирала кухонный шкафчик, растянувшись прямо на полу. Последние десять минут она убеждала себя в том, что в этой позе ее удерживает маленькое пятнышко под ручкой, на самом же деле у нее онемела нога, и она уже почти не чувствовала своих пальцев.
– Сынок, помоги мне, что-то я увлеклась, – попросила Норма, с облегчением вздохнув, когда увидела перед собой Джона.
Крепко взяв ее под лопатки, он помог ей подняться. Нога все еще оставалась онемевшей, поэтому, едва приняв вертикальное положение, она тут же села на стул.
– Ты не говорила, что этот сустав так тебя мучает, – оглядывая мать, сказал Джон, после чего налил в стакан воды из графина и протянул ей. – Валерия дома?
– Нет.
Она видела, как сын бросил недовольный взгляд на часы. Они показывали без десяти одиннадцать. Вероятно, к этому часу Валерия должна была уже вернуться. Бросив пиджак на спинку кресла, Джон подошел к бару и налил себе в бокал виски. Норма с нежностью наблюдала за сыном, подмечая, как много он унаследовал от отца: решительная походка, острый взгляд холодных глаз, твердый подбородок. К своим сорока двум годам Джону повезло сохранить волосы, но он обзавелся внушительным брюшком, чего у Рональда никогда не было.
– Ты за руль сесть сможешь? – спросил Джон, глядя в окно.
– Да, не волнуйся, – отозвалась Норма, подскакивая со стула. Как она могла так забыться. Ее вахта закончилась, ей пора уходить. В колене что-то хрустнуло, и нога снова заныла. Норма беспомощно вернулась на стул.
– Болит?
– С этой болью я смогу жить.
– Что ты хочешь этим сказать? – насупив брови, спросил Джон, подходя к матери.
– Мне больно осознавать, что два родных человека отказываются даже пожимать друг другу руки.
– Раз нога тебя не беспокоит, то и говорить не о чем, – ответил Джон, отхлебнув виски из своего бокала.
– Меня беспокоит то, что ты даже не пытаешься его понять.
– Нечего понимать. Меня это не касается.
Норма тяжело вздохнула, но продолжать не стала. Каждый раз, как у нее появлялась возможность завести этот разговор, она это делала, но отношение Джона к выбору брата оставалось неизменным. Таким же твердолобым в этом вопросе был бы и Рональд, доживи он до этого дня. Хотя, возможно, именно из-за возможной реакции отца Майку пришлось так долго ото всех скрываться.
С рождением ребенка и стремительным карьерным ростом супруга у Валерии появилось много разных табу, и она всегда легко следовала этим заповедям: не оставлять грязную посуда на столе – нужно быть всегда готовым к непрошеным гостям; нельзя позволять Оливии смотреть мультики больше пятнадцати минут в день – это плохо скажется на ее умственном развитии; нельзя отвечать на звонок, если номер телефона неизвестен, – это могут быть назойливые журналисты, пытающиеся навредить Джону; возвращаться домой до одиннадцати часов вечера – ты семейный человек. Но сегодня эта система координат дала сбой, и когда Валерия съехала с хайвея на узкую улочку, часы показывали четверть двенадцатого.
– Я провинилась, меня нужно наказать, – с улыбкой на лице проговорила Валерия, увеличивая громкость радиоприемника. «Битлз» настойчиво просили ее позволить этому случиться.
«Let it be, let it be, let it be, let it be. Yeah, there will be an answer, let it be3», – пела ливерпульская четверка, и Валерия одними губами подпевала им.
В первые годы их брака, когда им с Джоном пришлось жить в доме его родителей, они частенько позволяли себе играть в разные игры. Она надевала латексный костюм кошки, красила губы красной помадой и черным фломастером рисовала на щеках эротичные усики, а он залезал на подоконник и, испуганно тараща глаза, молил ее вернуть его на землю. Она грациозно взбиралась наверх и, подхватив его под руку, плюхались на мягкую кровать, где он покрывал ее поцелуями. В такой вечер она была сексуальной женщиной-кошкой, его надеждой и спасением. Но иногда и ей приходилось молить его о помощи или даже пощаде. В такие вечера она была прикована наручниками к кровати, а Джон, изображая маньяка, зловеще щелкал у нее перед лицом своим ремнем, а иногда даже угрожал дулом пистолета. Каждый раз, когда холодный металл касался ее возбужденной кожи, у нее перехватывало дыхание, она стонала и звенела браслетами, извиваясь перед ним так, точно под ней были раскаленные угли. Тогда эти сексуальные фантазии были яркими вспышками их интимной жизни, которой, как была убеждена Валерия, суждено расцвести по-настоящему, стоит им переехать в свою новую квартиру. Но в двушке с потрясающим видом на город и бескрайний залив место для этого реквизита нашлось только на антресолях, а потом родилась Оливия.
«Наручники были ли бы сейчас кстати», – подумала Валерия, от возбуждения прикусывая губу.
Но от ее сексуального настроя не осталось и следа, едва она свернула на их улицу. От дома медленно отъезжал старенький шевроле Нормы. Либо что-то стряслось, либо свекровь слишком далеко зашла в своей практике внезапных визитов.
Джон выходил из детской спальни, когда Валерия закрывала дверь.
– У меня села батарейка на телефоне, как Ливи?
– Удобно, правда? Почему она не садится у тебя тогда, когда ты мне названиваешь по пять раз на дню? – пробурчал Джон, наливая в бокал виски. – С Ливи все хорошо, я просто заходил ее поцеловать.
Валерия уже давно перестала обращать внимания на колкости супруга, а потому из его речи она услышала только то, что с ребенком все в порядке. И это было самое главное. Ее дыхание снова стало ровным.
– Норма снова случайно проезжала мимо или появился какой-то повод? – спросила Валерия, наливая себе в бокал коньяк.
– Мама сидела с Ливи. У меня новый клиент – Каролин Говард. Завтра она будет во всех новостях.
– Можно подумать, это первое такое дело в твоей практике.
– Нет, но все же, – ответил он. – Почему ты так долго?
Валерия бросила беглый взгляд на часы – легкое волнение вновь забурлило в венах. Так, наверное, и должны себя чувствовать нашкодившие подростки, нарушая комендантский час. Одно «но»: она уже давно не подросток и перед ней сидит не взволнованный отец, а уставший муж. Джон смотрел на нее поверх своего бокала, и взгляд его был скорее пустым, чем встревоженным или недовольным. А с чего она взяла, что он должен был волноваться? Она же взрослая женщина, а не несмышленое дитя, движимое всплеском гормонов.
– Ревнуешь? – спросила Валерия, делая глоток из своего бокала.
– Вэл, я рад, что у тебя хорошее настроение, но мне сейчас не до игр. Что-то случилось?
– Смотря как к этому относиться, – сказала она, усаживаясь в кресло напротив него. – Ронда рассталась с Питером.
Джон ухмыльнулся, издав странный звук, похожий на фырканье. Допив содержимое своего бокала, он встал и налил еще.
– Странная реакция.
– А что ты от меня ждала, что я буду сокрушаться по этому поводу? – настроение Джона как будто улучшилось. Он больше не выглядел понурым.
– Не знаю, просто, мне казалось, что у них все серьезно. Я думала, что…
– Ну и зря! Он у нее какой по счету? Не знаешь, и никто не знает! Думаю, Ронда и сама уже давно сбилась со счета, так что меня это не удивляет.
– Не начинай, она моя подруга, и твоя, кстати, тоже!
– Хорошо, что она не так ветрена в дружбе, это обнадеживает.
Валерия задумчиво вращала коньяк по стенкам бокала, наблюдая за маслянистыми потеками, расползающимися по стеклу. К своему стыду, она мало переживала о Ронде и ее ухажерах. Она была уверена, что ее подруга если еще не легла с кем-то в постель, то точно уже близка к этому.
– Как это вульгарно, – брезгливо передернувшись, бросила она в пустоту.
– Что ты сказала? – спросил Джон, возвращаясь в кресло.
– Ничего, – отмахнулась Валерия, залпом опустошая бокал. – Ливи спит?
Ее вопрос вызвал недоумение у Джона, и, не дожидаясь его ответа, она опустилась перед ним на колени, нежно прикоснувшись губами к его руке.
– Может быть, мы тоже пойдем спать? – спросила она, игриво шагая пальцами от его колена к бедру.
– Мне нужно поработать, – ответил Джон, накрывая ее руку своей. Под тяжестью его ладони пальцы соскользнули по ноге.
– Я провинилась, и ты должен меня наказать, – покусывая губу, мурлыкала Валерия. Она смотрела Джону прямо в глаза, подмечая, как они темнеют от желания и страсти.
И пусть Ронда сейчас развлекается в постели с новым мужчиной, ей все равно. Она любима и желанна. Ей не нужно искать любви на стороне, у нее есть семья: муж и дочка. Не это ли счастье?
– Я должен поработать, – прохрипел Джон, отстраняясь от нее. Он встал из кресла и подошел к окну. – Давай не сегодня. Будем считать, что на первый раз я тебя прощаю.
Валерия, оставаясь сидеть на полу, положила голову на кресло и вытянула перед собой руки. Желание попытать удачу все еще дурманило ее разум. Она кокетливо улыбнулась мужу и, театрально зевнув, протянула:
– Ты вынуждаешь меня нарушить правила снова.
– Глупости, – бросил он, поворачиваясь к ней. – Иди спать, уже поздно.
Валерия едва успела выключить телевизор после выпуска новостей, как у нее за спиной неожиданно раздалась телефонная трель. Она нехотя поднялась с дивана, продолжая слышать в ушах наставления Джона, которым он уделил больше десяти минут за сегодняшним завтраком: «Если телефонный номер тебе не знаком или и вовсе засекречен, лучше просто сразу отклоняй этот звонок. Журналисты как с цепи сорвались, я должен быть всегда начеку». Она их слышала не впервые, но после того, как на прошлой неделе репортер с центрального телеканала попытался вывести ее на разговор, Валерия уже каждый раз с опаской смотрела на дисплей своего мобильного. В этот раз на нем высветилось имя «Ракель». Напряжение улетучилось, и, улыбнувшись, она поднесла телефон к уху.
– Привет, Рик!
***
Три недели назад Валерия, как и всегда, сортировала одежду для стирки, тщательно просматривая все карманы на предмет чего-то важного или опасного. Ее джинсы оказались последними в очереди на досмотр. Она вывернула передние карманы, порадовавшись находке в пять долларов. После чего перевернула брюки и просунула руку в задний карман, и тут ее находкой оказалась смятая салфетка из бара. Одиннадцать цифр, подписанных именем Рик, смотрели на нее, воскрешая в памяти образ симпатичного бармена в кожаных штанах.
– Вэл, ты не видела мои запонки? – спросил Джон, появляясь у нее за спиной.
Пальцы сжались в кулак, сминая салфетку. Джон редко пользовался запонками и зажимом для галстука, и они всегда лежали на ее туалетном столике.
– Ты знаешь, я их не трогаю, – выдавила Валерия, незаметно засовывая руку в карман домашних брюк. – А ты Норме звонил?
– У меня нет времени для препирательств.
– Тогда тем более звони.
Бросив джинсы в корзину с грязным бельем, Валерия подняла ее за ручки и молча вышла из спальни.
Она протирала со стола на кухне, когда Джон прокричал на весь дом:
– Напомни мне, разве мы уже разрешили Ливи есть сладкое?
Валерия могла бы предположить, что дочка снова пытается стащить вафли со стола, но девочка сидела на своем стульчике и лениво размазывала кашу по тарелке. А потому вопрос этот казался нелепым, если не сказать диким. Улыбнувшись дочке, она пожала плечами, так и не найдя подходящего ответа.
– Посмотри, что я нашел в ящике с носками. Что это такое? – спросил Джон, выкладывая перед ней малинового мишку с ярко-зеленым бантом.
– Игрушка.
– Я похож на идиота?
Валерия насупилась, внимательно рассматривая фигурку. Она могла поклясться, что видит ее впервые, зато, судя по радостному личику Оливии и тому, как активно она начала тянуть свои руки к нелепой фигурке, можно было понять, что мишку этого она хорошо знает.
– Игрушка как игрушка, а что с ней не так?
– Хорошо, что ты не посоветовала мне позвонить матери!
– Кстати, неплохая мысль. Может быть, это она подарила Ливи этого уродика.
– Это игрушка из «Киндер Джой», их в рекламе показывают, – взревел Джон, зажимая фигурку двумя пальцами на уровне глаз Валерии.
– Понятно. Тем более звони Норме.
– Ты издеваешься?
– Отнюдь, – ответила Валерия, чувствуя, как от напряжения вспыхнули огнем щеки. – И прекрати на меня орать, я ни в чем не виновата. Я не враг нашему ребенку!
– Выходит, моя мать – ей враг, так?
– Я этого не говорила.
Возможно, если бы они были одни, эта ссора не оборвалась бы так же внезапно, как и началась, однако Джон никогда не позволял себе выяснять отношения на людях, даже если невольным свидетелем была их почти двухгодовалая дочь.
– Я буду поздно, – бросил он, выходя за дверь.
Валерия собиралась выбросить малинового уродца в мусорное ведро, но Оливия так верещала, что она была вынуждена сдаться. И теперь, прибираясь на кухне, она наблюдала за тем, как мишка уверенно плавал в овсяной каше, доставляя массу удовольствия малышке. Но уже через десять минут девочка окончательно потеряла интерес и к каше, и к игрушке. Валерия пыталась привлечь ее внимание пластилином или альбомом с красками, но Оливия без компромисса стояла на своем. Сразу после завтрака она уже привыкла смотреть мультики на планшете. Тяжело вздохнув, Валерия ей уступила. Дочка тут же умчалась в свою спальню, оставляя матери забрызганный кашей стул c нелепым мишкой на тарелке. Валерия крепко сжала фигурку в руке, чувствуя, как пластиковые уши больно вонзаются в пальцы. Она уже собиралась швырнуть его на дно мусорного ведра, но вовремя остановилась. Обида на Джона все еще клокотала внутри, но она точно знала, что не покупала Оливии ни этой игрушки, ни тем более «Киндер Джоя». Джон, разумеется, тоже никогда бы этого не сделал.
Тихо выругавшись, она сунула игрушку в карман брюк, нащупав пальцами какую-то бумагу. Одиннадцать цифр с подписью Рик снова смотрели на нее, пугая своей настойчивостью.
– Интересно… – протянула Валерия.
Вот уже больше часа салфетка из бара служила ей закладкой, которой она медленно скользила по странице вниз. И теперь известному произведению Льва Толстого приходилось конкурировать с уже знакомыми цифрами.
«Вронский никогда не знал семейной жизни. Четыре, пятнадцать. Мать его была в молодости блестящая светская женщина… Потом пять или шесть? – Валерия опустила взгляд на салфетку. – Шесть, сорок семь… Имевшая во время замужества, и в особенности после, много романов, известных всему свету. Двадцать девять, шестьдесят три». Но уже на следующей странице она переворачивала салфетку чистой стороной к себе, и тогда история одного из главных героев драмы снова лилась плавным потоком.
Обычно Валерия читала по две или три главы, но в этот день она смогла осилить только несколько страниц. События, о которых ей хотел рассказать автор, все время ускользали от ее внимания, и она все чаще бросала взгляд на телефонную трубку.
«Мог бы и позвонить!» – думала она, пытаясь убедить себя, что действительно ждет звонка от Джона. Но чем больше она думала о супруге, тем больше ей самой хотелось взять трубку и позвонить. И она это сделала.
Три коротких гудка.
– Привет!
Его голос прозвучал так близко, что Валерия соскочила с дивана. Охваченная паникой, она стала озираться по сторонам.
– Я слушаю, кто это?
Валерия опустила телефон, глядя на экран, где монотонно тикало время разговора: 1:45, 46, 47…
– Кажется, я тебя узнал, ты та красавица с грустными глазами, я прав?
«Красавица с грустными глазами?» – Валерия наморщила лоб. Никто и никогда не говорил ей такого. – «Он меня с кем-то перепутал! И о чем я только думала?»
Она собиралась закончить этот нелепый разговор, когда трубка в руке снова заговорила приятным мужским тенором.
– А я боялся, что ты выбросишь мою салфетку, боялся, что больше не увижу тебя.
– Я не должна была звонить, – выпалила Валерия осиплым голосом.
– Почему? Разве я тебя как-то обидел?
– Это ошибка, я не должна…
– Но ты позвонила, скажи хоть, как тебя зовут.
– Прости, мне пора.
***
– Привет, Валерия! – он всегда обращался к ней только так. Когда она предложила ему называть ее «Вэл», как и всем остальным, он наотрез отказался, не желая коверкать такое красивое имя. Однако сам предпочитал короткое и мальчишеское «Рик» вместо весомого и важного «Ричард». – Как дела, красавица? Снова бездельничаешь?
– Сегодня у меня нет сил.
– Что-то случилось?
– Просто не выспалась.
– Понятно, но это не повод отлынивать от тренировки! Ты же сама видишь, какие результаты приносят занятия. Полчаса в день – и твое тело…
– … будет всегда в прекрасной форме, – договорила за него Валерия, проводя рукой по талии вниз к бедру. – Я не отлыниваю, просто смотрю новости.
– Снова следишь за событиями в жизни Каролины Говард? Там еще не начались поиски ее любовника?
– С чего ты взял, что он у нее был?
– Конечно, был, а может, и до сих пор есть! У каждой уважающей себя замужней женщины обязательно должен быть любовник, ты разве об этом не знала?
Это был не первый раз, когда Рик пытался шутить на тему верности в браке, и каждый раз его шутки натыкались на глухую стену непонимания и неодобрения со стороны Валерии.
– Прости, не удержался. Знаю, тебе это не нравится.
– Похоже, я в меньшинстве. Я, наверное, какой-то вымирающий вид, – попыталась она пошутить в ответ.
– Тебя нужно срочно спасать! – задорно отозвался Рик.