Окрестности Мюлля.
Иве, затаив дыхание и не произнося ни звука, аккуратно достала из большой холщовой сумки палитру, баночки с красками и кисти. Утреннее солнце заливало всю поляну теплыми лучами. Уже третий день приходила она на это место в ранние часы, стараясь не упустить свет. Матушка и Рози за это на нее страшно ворчали, потому что утро в доме – самое хлопотное время. И пока Иве здесь “малюет свои картинки”, они хлопочут над завтраком и обедом, приводят в порядок дом, делают необходимые покупки в городских лавках и на рынке.
Весна во Фьоренхолле была короткой и очень долгожданной. Всю нескончаемую зиму Иве мечтала, как сумеет поймать и перенести на холст то быстрое мгновение, когда на деревьях только-только распустятся почки и дадут самую нежную и молодую листву, а грязь от талого снега сменится жизнерадостной зеленой травкой с яркими желтыми головками мать-и-мачехи на лужайках.
Сегодня природа преподнесла ей настоящее чудо в подарок: на лужайке, подставляя серый бок теплу, сидел заяц. Иве внутренне возликовала! Такого натурщика у нее еще не было. Только бы не испугался и не стрельнул обратно в лес. Она стала быстро набрасывать угольком эскиз, стараясь запомнить облик дикого зверя как можно лучше, чтобы затем дорисовать по памяти. Заяц в это время совершенно спокойно разглядывал Иве за ее занятием.
– Зайка, зайка, здравствуй, мой дорогой, – шепотом приговаривала Иве, – только не убегай, дружочек. Посиди здесь еще чуть-чуть.
Заяц повел носом, а затем повернулся к художнице другим боком.
– Да ты совсем не боишься! – восхитилась девушка, а затем удивилась еще больше. На передней лапе ушастого золотом блеснул обруч драгоценного украшения. – Ты еще и непростой! Верно, сбежал из зверинца какого-то очень богатого человека? Даже и не знала, что зайцев держат в домах…
Она продолжала рассуждать вслух, а рука тем временем спешно рисовала. Легкими штрихами Иве наметила браслет.
Со стороны дороги послышался шум и сдавленное женское хихиканье. Иве, не оборачиваясь, могла сказать наверняка, что это ее младшая сестра.
– Ух! – Рози подскочила со спины и обняла ее за плечи. – Напугалась?
– Ничуть! – засмеялась Иве, легонько шлепая сестру по руке. И тут же с досадой воскликнула: – Зайца спугнула! О, нет! Ну зачем?
Лужайка пустовала, словно Иве примерещился пушистый компаньон.
– Какого еще зайца? Опять выдумываешь все, фантазерка! – укорила ее Рози.
– Настоящего! Он сидел прямо здесь, и не боялся! У него еще на лапе было золотое украшение.
– Эх, вот бы и мне украшение! – вздохнула Рози.
– У тебя ухажёров целая толпа! Разве они тебе не дарят? – Иве стала собирать все обратно в сумку, понимая, что Рози не даст ей спокойно заниматься любимым делом.
Здесь нужно сказать, что обе дочери вдовы Эдегор были на редкость хорошенькими, хоть и противоположными по характеру.
Темноволосая Рози обладала веселым и жизнерадостным нравом, который привлекал к ней кавалеров даже сильнее очаровательного личика. Она с самого детства была дружелюбной и водила за собой ватаги мальчишек и девчонок, с которыми учиняла разные детские забавы. И хоть была младше Иве на пару лет, несведущий человек мог бы подумать совсем обратное.
В старшей, Иве, которая больше пошла в отца лицом и фигурой, всегда читалась некоторая отстраненность, излишняя задумчивость. Этот меланхоличный образ довершался молчаливостью, вызванной стеснительной и скромной натурой девушки. Конечно, исконно саатская внешность, когда белокурые волосы дополнены светло-голубыми глазами, вызывала среди мюлльских парней большой интерес, но после того, как несколько женихов друг за другом получили от ворот поворот и отправились восвояси, поток желающих знатно поредел, превратился в иссякающий ручеек, а затем и вовсе пропал. Большого приданого за девушкой не водилось, ну а симпатичных девушек в окрестностях Мюлля всегда было предостаточно, притом попроще да поприветливее.
Было в Иве еще одно качество, расстраивающее матушку в довершение всего. В отличие от шустрой Рози, в руках которой горело и спорилось любое дело, вечно витающая в облаках Иве проявляла в домашних делах гораздо меньшее усердие.
“Эх, нехозяйственная она у нас! – сетовала матушка, у которой сердце болело за каждую из дочек, но особенно за старшую. – Останется ведь девках! С таким характером бы менее разборчивой быть. Хоть бы Рози пристроить получше, авось будет и мне какой-то прок и довольствие на остаток жизни”.
Но вернёмся к нашим сёстрам, которые сейчас оживленно болтали на поляне под ласковыми лучами весеннего солнца.
– Пусть и дарят, да только что же это за украшения? Коралловые бусики? Ракушка на цепочке? Такое и ломаного грошика не стоит! Что наши мюлльские парни вообще могут предложить красивой девушке? Похороводиться, погулять, цветочки-веночки подарить, а потом что? Замуж? – Рози уперла руки в бока и зашла на излюбленную тему. – Сиди в четырех стенах, дом убирай, детей им рожай да с хозяйством управляйся, света белого не видя?
Она мечтательно подняла глаза к небу и продолжила.
– Мне бы замуж за столичного вельможу, побогаче, чтобы прислуга была в доме, чтобы на наряды мне денег не жалел… Чтобы на руках меня носил. А у нас даром, что папенька был славным оружейником, да только богатства особенного все равно не нажил, а что нажил, то мы потихоньку проедаем. Твои картинки даром никому не нужны, а я себе даже платья простенького справить не могу.
– Это в Мюлле они никому не нужны. А как было бы славно показать работы главному королевскому художнику! Там ведь совсем другое отношение к искусству! Во Фьорсе и галерея художественная есть! Там выставки, вернисажи именитых живописцев и портретистов не только Фьоренхолле, но и из Балмондая, Вулфдорна, Бремена, Ютрона, да со всего света!
– Ты думаешь, в столице своих художников мало? – с сомнением в голосе спросила Рози. – И вообще, где это видано, чтобы девицы картины малевали? Во дворце посмеются над тобою всего-навсего да в лучшем случае предложат посуду на кухне мыть или золу выгребать из печек.
– Может, и немало, – обиженно согласилась Иве с сестрой, и мстительно добавила. – Как и красивых девушек.
– Ах ты, злючка-негодяйка! – Рози возмущенно замахнулась на нее корзинкой с покупками. – Пойдем уже, дома дел невпроворот! Итак все утро прогуляла.
Они немного еще поспорили друг с другом, но в итоге дружно зашагали в сторону Мюлля, каждая со своей ношей: Рози несла покупки, а Иве мольберт и сумку.
Девушки вышли из леса на главную дорогу, по которой до городка идти было совсем недалеко.
У широкого резного столба-указателя возился знакомый паренек Дигон, сын местного бакалейщика, приколачивавший под большой табличкой с надписью “Мюлль” объявление поменьше.
– Дигги, привет! Что там такое? Какие-то новости? – подбежала к нему Рози, пытаясь оттеснить юношу в сторону.
Парень сначала покраснел, а потом собрался с духом, загородил собой получше объявление и выпалил:
– А не узнаешь, пока не поцелуешь! А коль поцелуешь, тут же отойду!
– Еще чего! – возмутилась Рози. – Еще такого дурака, как ты не целовывала!
– Тогда вон пусть она целует! – парень ткнул пальцем в Иве.
– Иве, может, ты его немножечко поцелуешь? – без особенной надежды спросила Рози у сестры. – Ну очень интересно узнать, что он там приколотил.
– И не подумаю, – заявила Иве.
– А ну отойди! – топнула Рози ногой на Дигона.
– Не-а, – загоготал Дигги.
– Тогда мы будем тут сидеть до бесконечности, кто кого пересидит! У нас с Иве хотя бы еда есть, – она ткнула пальцем в корзину с припасами. – А еще ты один, а нас двое, как навалимся дружно! Давай, Иве, с разбега!
И Рози, в подтверждение своих намерений, стала пятиться назад, беря разбег.
– Да гляди ты, гляди! – не выдержал Дигги и отошел в сторону, подпуская девушек к табличке.
На той голубыми буквами с красивыми завитками было написано:
“Осьмого полетника в два часа пополудни г-жа Метелица будет осуществлять в Мюлле очередной отбор помощницы для грядущего сезона, просим всех заинтересованных незамужних девиц в возрасте от шестнадцати лет и старше явиться на площадь у храма Селестины”.
– Иве! Это мой шанс! – возликовала Рози и запрыгала вокруг столба.
– Она тебя не выберет! – решил насолить ей Дигги, – ты на саатку-то даже не похожа! Скорее сестрицу твою возьмет! Она, вон, белобрысая и голубоглазая!
– И что, что не похожа? Вилька была вообще чернявая, и глаза, и волосы, а ее выбрала!
– И вернула домой в смоле, – не отступал от своего парень.
– Что вы раскричались, – возмутилась Иве, – у меня голова от вас разболелась уже. Идем Рози домой!
– А в прошлом году она вообще выбрала рыжую Матти, та в очереди третья стояла! И двух минут не выбирала, сразу пальцем в нее ткнула, мол, эта сгодится! Та вон сколько золота принесла, богатая невеста теперь!
– Токмо все равно рябой и осталась, как была! – хохотнул Дигги.
– “Токмо” уже посватался к ней из Бермига паренек! С таким приданым она теперь не рыжая, а золотая! – передразнила его неграмотную манеру речи Рози. – А я уж Метелице буду перину так выбивать, не жалея рученек, да все поручения выполнять, что вернусь такая богатая, такая богатая! Как куплю себе юбку шелковую, да кафтанчик парчовый, и поеду в столицу, в меня там сам принц влюбится! Спорим?
– Ох, Рози, хватит уже хвастать и фантазировать о принцах! – не выдержала Иве. – У принцев очередь стоит из принцесс, одна другой краше и благороднее, а девчонку из Мюлля в какую юбку ни наряди, она все равно так и останется простолюдинкой из захолустья.
– Слушала бы сестрицу, да не задирала нос! – поддакнул Дигги.
– Ты как был деревенским дураком, так и останешься! – надулась Рози. – Буду проезжать в золоченой карете мимо, так и быть, брошу медячок! А ты, Иветта, предательница!
И сестры, надувшиеся друг на друга, отправились домой в полном молчании.
Возле аккуратного домика, подновленного известью, они остановились. Калитка отчего-то не была закрыта на крючок, а болталась на ветру, издавая легкий скрежет. Девушки с тревогой переглянулись: для педантичной матушки оставить калитку распахнутой было немыслимо.