– Я понятия не имею, где она раздобыла билеты, – уже в сотый раз повторял Ганс. – Я не могу найти их в бухгалтерских книгах, и я не слышал, чтобы она открывала собственный банковский счет.
Я беспомощно посмотрела на Бертрама. Риченда не посвящала меня в организацию домашнего хозяйства.
– Такие вопросы должны решать муж с женой, не привлекая посторонних лиц. Как ты думаешь? – с надеждой спросил меня Бертрам.
– По крайней мере, она отказалась от безумной идеи брать с собой малышей.
– Только малышей? – переспросил Бертрам и немного побледнел.
Ганс вздохнул:
– Боюсь, что Эми все-таки поедет с вами. Риченда договорилась с агентством в Лондоне, чтобы прислали в гостиницу няню. – Ганс печально улыбнулся. – По крайней мере, на этот раз ни Риченда, ни я с няней не беседовали перед приемом на работу, поэтому можно надеяться, что все пройдет нормально.
Бертрам фыркнул, а я уставилась в пол. У Мюллеров всегда возникали проблемы с наймом домашнего персонала, в особенности горничных и компаньонок. Их «успехи» стали уже легендарными.
– По крайней мере, вы решили все вопросы, – заметил Бертрам. – Хотя ведь мы уезжаем ненадолго.
Ганс пожал плечами:
– Оставайтесь в Лондоне столько, сколько хотите. Она в любом случае со мной больше не разговаривает.
Мы с Бертрамом издали подобающие ситуации звуки – напоминающие те, которые могла бы издать пара голубей, заметивших человека с пистолетом, и вышли из комнаты.
– Все как всегда, – сказал Бертрам, когда мы вдвоем оказались в библиотеке.
– Я буду рада увидеть Хрустальный дворец, – призналась я, меняя тему. – Его площадь больше девяноста тысяч квадратных метров! Сделан из листового стекла и чугунных опор. Наверное, это потрясающее зрелище, когда ярко светит солнце.
– Не удивлюсь, если в нем очень жарко, – сказал Бертрам. – Я видел его один раз, когда был в Лондоне, но близко не подходил – через парк. Он выглядит как гигантская оранжерея. Понятия не имею, почему Альберт [6] захотел столько всего поставить в огромном стеклянном ящике. Да, очень эффектно. Но настоящий англичанин никогда не сделал бы ничего подобного.
– Тише, – сказала я. – Ты же знаешь, что отец Ганса был немцем.
Бертрам попытался ослабить воротник.
– Для всех было бы лучше, если бы об этом можно было забыть. Может, нам удастся убедить его поменять фамилию.
Я бросила взгляд на сложенную газету «Таймс», которая лежала на журнальном столике.
– Ты считаешь, что все так плохо?
– Ну, можно, конечно, вспомнить о родстве кайзера с королем Георгом V…
– Они двоюродные братья, – сказала я.
– Это не имеет значения, – заявил Бертрам. – Ричард уже давно знает, с какой стороны дует ветер. Он активно торгует оружием, причем продает его как немцам, так и французам. Крыса всегда чувствует, что корабль тонет.
– Твой брат стал бы продавать оружие и коренному населению Индии, если бы думал, что это сойдет ему с рук. Он милитарист, а что еще хуже, он наживается на этом.
– Не хочется мне так говорить про кровного родственника, но ты абсолютно права. Он чертовски умен. Очень похоже, что дело идет к войне.
– Сейчас ты говоришь, как Фицрой.
Бертрам прищурился при упоминании фамилии шпиона.
– Ты его видела в последнее время?
Я покачала головой.
– Слава богу, нет. Это последнее, что мне требуется.
Бертрам склонил голову набок и посмотрел на меня. Я очень хорошо знала, что означает такой взгляд.
– Что я пропустила? – спросила я с дурными предчувствиями.
– Эта выставка – последняя попытка не дать Германии и Великобритании ввязаться в войну. Фицрой не может не участвовать в этом деле. Он вполне мог прислать Риченде билеты под тем или иным предлогом. Вероятно, он хочет, чтобы мы выполнили за него какую-то грязную работу.
Услышав это, я произнесла одно слово, которое не должны использовать в своей речи истинные леди, поэтому я его здесь опускаю.
– Вот именно, – кивнул Бертрам. – Я хочу тебе предложить пойти и вытянуть правду из Риченды, чтобы у нас было хоть какое-то представление о том, что нас ждет.
– Но выставка работает с мая, – запротестовала я. – Определенно если что-то должно было случиться, то уже случилось бы.
– Как раз наоборот, – возразил Бертрам. – Я считаю, что все карты будут выложены на стол только в самом конце.
Я снова выругалась.
– Думаю, тебе нужно выпить бренди, – высказал свое мнение Бертрам. – А то твой словарный запас развивается в неудачном направлении.
– Не перед обедом, – ответила я. – Нет, пойду к Риченде, попробую поймать зверя в логове. Если я окажусь препятствием между Ричендой и ее едой, у меня появится шанс вытянуть из нее правду.
– Желаю успеха, – сказал Бертрам, тут же уселся в кресло и достал трубку, потом вставил ее между зубов и открыл «Таймс». Он не стал ее раскуривать, потому что Ганс придет в бешенство, если дым впитается в его книги, но мне в любом случае не нравилось это новое пристрастие Бертрама. По крайней мере, он прекратил попытки отрастить бороду, потому что, когда он пытался это делать, его постоянно мучил зуд, он пребывал в дурном расположении духа и напоминал чесоточную овцу.
Я нашла Риченду в будуаре, где она спорила с горничной по поводу сборов в дорогу.
– Но я могу ведь и подольше задержаться, – говорила Риченда. – Я не понимаю, какое это отношение имеет к тебе, Гленвиль. Как это может тебя коснуться? Ты же всегда носишь одну и ту же форму.
– Я говорю про ваши личные вещи, госпожа, – ответила Гленвиль. – Вы собираетесь в Лондоне ездить верхом или участвовать в каком-нибудь марше? Вы об этом подумали?
– О-о! – воскликнула Риченда. – Об этом я на самом деле не подумала. Как ты думаешь, Эми сможет к нам присоединиться или она еще слишком маленькая для этого?
– Слишком маленькая, – ответила Гленвиль, к моему большому облегчению.
Риченда время от времени прислушивается к мнению своей новой горничной. Гленвиль может быть сколько угодно лет в диапазоне от сорока до шестидесяти. Ее лицо напоминает сморщенный грецкий орех, из которого выглядывают яркие черные глаза, похожие на две ягоды черной смородины. Волосы, которые потянут на пару, если не тройку килограммов, она укладывает в косы. Одевается просто, как и подобает горничной. На ее тонких губах редко появляется улыбка, но у нее прекрасное чувство юмора, хотя Риченда только изредка понимает ее шутки. Гленвиль всегда говорит что думает, хотя и уважительно, и является полноправным и оплачиваемым членом движения суфражисток. Она крепкая и удивительно сильная для женщины маленького роста и хрупкой на вид. Как от нее досталось садовнику в тот единственный раз, когда он забыл убрать лестницу! Эми случайно задела ее ногой, свалилась, долго плакала, хотя только немного содрала кожу с одного колена. Гленвиль превратилась в настоящую тигрицу! Она так ругала молодого человека, что его трясло даже в кухне, куда он прибежал, чтобы ему налили успокоительного пива. Обо всем этом рассказал дворецкий, Стоун, который отзывался о Гленвиль с восхищением. Или с таким восхищением, которого можно ожидать от невозмутимого Стоуна.
– Риченда, можно к тебе на пару слов?
Риченда жестом отослала горничную прочь. Гленвиль вышла с сердитым видом. Риченда расправила юбки и села на богато украшенное кресло.
– Ты выступаешь в качестве посла от Ганса?
– Нет, – наотрез отказалась я.
– Ты в курсе, что мы не разговариваем?
– Только что услышала об этом, – ответила я. – Но вы – муж и жена, и не мое дело вмешиваться в ваши отношения. Хотя я думаю, что ты могла бы помочь своей горничной. Трудно собирать чемодан для человека, если не знаешь, на сколько дней он или она уезжают из дома. Горничная может оказаться в растерянности, даже складывая чулки. Сколько пар взять?
– Да, наверное, ты права, – согласилась Риченда. – Но ты никогда не задавала мне таких вопросов.
– Я лучше могла предположить, что тебе потребуется. Гленвиль ведь у нас недавно.
Риченда вздохнула:
– Я попытаюсь на ней не срываться, но я на грани из-за Ганса. Мне кажется, что у меня в теле вибрируют все нервные окончания!
– Правда? Как неприятно, – сказала я.
– Очевидно, для организма хорошо, если на них воздействуют электричеством, но не другим способом, – продолжала говорить Риченда. – Я это прочитала в одном журнале. Очень интересно! Это даже помогает снизить вес.
Риченда всю жизнь борется с лишним весом, но желание похудеть просто неосуществимо, если сопровождается любовью к тортам и пирожным.
– На самом деле я только хотела узнать, как ты смогла купить билеты. Я совершенно не представляю, как пересылать деньги почтой, – нагло врала я. Я до сих пор регулярно отправляю деньги своей матушке, но Риченда-то этого не знала. – Это одна из тех вещей, которым мне следует обучиться, если мне предстоит управлять собственным поместьем. Я уверена, что ты могла бы мне многое подсказать, если тебя не затруднит.
Я улыбнулась, пытаясь думать о приятных вещах, чтобы улыбка выглядела искренней. Этому меня научил Фицрой.
– Ты меня не обманешь, – заявила Риченда. – Ты здесь выполняешь многие обязанности по управлению поместьем. Я не возражаю. Но если Ганс таким сомнительным способом решил заставить меня взвалить на себя дополнительные обязанности после того, как ты уедешь, я на это не соглашусь. Может нанять еще слуг. Деньги у него есть.
В этот момент мне хотелось сказать о проблемах, которые могут возникнуть у Ганса из-за того, что он наполовину немец, но я сдержалась.
– Да, ты видишь меня насквозь, – признала я. – Но я хочу знать, как ты раздобыла билеты. Это все. Мне любопытно. Может, я просто излишне любопытна, и это плохо, но какая уж есть.
– О, хорошо, я тебе расскажу. Теперь мы уже обо всем договорились, и я не вижу причин скрывать, как они мне достались. Их прислал Ричард. Он хочет помириться и наладить отношения. Я думаю, что его изменил брак. Он хочет встретиться с нами со всеми в Лондоне. И он мечтает увидеть близнецов. Ты же знаешь, что его новая жена до сих пор не забеременела. Я думаю, для него это повод поразмыслить.
В моей голове одновременно зазвенели все колокола, подающие сигналы тревоги, поэтому следующие несколько слов я пропустила. Я уловила только окончание фразы:
– Как будто я стану это делать. Ха!
– Конечно, – сказала я, так как казалось, что Риченда ждет от меня реакции.
В награду я получила широкую улыбку.
– Вот и хорошо. Я знала: ты поймешь, что это имеет смысл. Я собираюсь обедать в будуаре. Хочешь ко мне присоединиться?
Хотя мне очень хотелось оказаться рядом с Бертрамом, я посчитала благоразумным остаться. Обед в компании Риченды был долгим и утомительным. Она не хотела ни о чем говорить, кроме моего предстоящего бракосочетания. Стоит ли мне надеть пурпурно-зеленое платье, чтобы оно соответствовало моему кольцу?
Поговорить с Бертрамом наедине мне удалось только ближе к вечеру. Я увидела его из окна своей комнаты – он задумчиво прогуливался в розовом саду. У Ганса в поместье есть очень красивые места, и я сама много раз гуляла в них, глубоко задумавшись. Я легко сбежала по лестнице и выбежала в огород, который от роз отделяла одна живая изгородь.
– Бертрам! – крикнула я.
Несчастный подпрыгнул сантиметров на десять. Трубка выпала у него изо рта и оказалась на земле.
– Черт побери, Эфимия! Ты же знаешь, что у меня больное сердце. Ты пытаешься меня убить?
– Конечно, нет, мой дорогой, – сказала я, подходя к нему поближе. – Но очень опасаюсь, что это хочет сделать другой человек.