Просвещение подрастающего поколения дело трудное, но почетное. В этом деле учитель французского языка царскосельской Николаевской мужской гимназии господин Таккеля наконец снискал признание. В числе нескольких учителей он был зачислен инспектором гимназии, господином Фамилиантом, в наградной список, и зачисление поддержал сам директор Георгиевский. По окончании учебного года отличившимся светила похвальная грамота. Было это в начале апреля 1896 года.
А недели через две, в обычный и ничем не примечательный учебный день, Таккеля отпустил последний класс и прикинул планы на вечер. На этот счет у него имелось несколько идей, но какой из них отдать предпочтение, учитель не мог решить. Столь многообещающей была каждая из них.
В приятных мыслях он не заметил, как опустели коридоры. Пора было закрывать класс. Таккеля сдал ключ, попрощался со сторожем, который жил при гимназии, и вышел на свежий воздух, в котором уже явственно пахло весной. Таккеля вдохнул полной грудью и понял, как хорошо жить. Он сравнительно молод, у него отличные перспективы, чего доброго, дослужится до инспектора, мелкие неурядицы в семейной жизни счастливо одолел, а новых не предвидится.
Для начала он решил прогуляться по Набережной улице до Волконской, а там пройтись вдоль Екатерининского парка. Он шел неторопливо, как полагается достойному члену общества и уважаемому учителю. С ним уже раскланивались горожане, особенно те, чьим детям не давался французский язык. На поклоны Таккеля отвечал сдержанно, чтобы не терять марку. Он был весь такой строгий и чистый, всегда в аккуратно выглаженном служебном сюртуке и шинели.
Таккеля все еще обдумывал возможности, одну приятнее другой, когда на его пути оказался какой-то прохожий, не желавший уступить дорогу. Учитель не желал неприятного инцидента в публичном месте и хотел мирно обойти невоспитанного субъекта. Но ему не уступили дорогу. Это было несносно.
– В чем дело? – строго поинтересовался он.
– Господин Таккеля, если не ошибаюсь?
Таккеля окинул взглядом субъекта, позволившего такую дерзость. Вид его был потерт, одежонка поношена, а лицо погрызено оспинами. При этом глазки незнакомца бегали, а краешек рта слегка подергивался. Кем бы он ни был, общаться с подобными личностями учитель гимназии не станет.
– Что вам угодно?
Субъект оскалил гнилые и мелкие зубки.
– Это не мне угодно, а вам… – проговорил он, дыхнув прямо в лицо мерзким запахом гнилой капусты.
– Поди прочь, милейший. А не то крикну полицию…
Мерзкий человечек даже обрадовался.
– Полицию? Вот это да! А что, зовите… Мы им и расскажем кое-что любопытное…
Таккеля не сразу понял, о чем толкует этот тип. Трудно предположить, что прямо на улице средь бела дня вот так преподнесут историю, о которой он старался забыть и надеялся, что возврата к ней не будет никогда. Человек же откуда-то знал столь мелкие подробности, что оторопь брала.
– Так будем полицию звать?
Нельзя было поддаваться. Надо было прогнать его и идти своей дорогой. Но Таккеля не хватило духу.
– Что вам угодно? – опять спросил он. И в тот же миг понял, что из него теперь душу вынут. Так и случилось. Человечек предъявил требования, исполнить которые было невозможно. При этом нарочно добавил, что, если нужная сумма не будет предоставлена в срок, все документы сразу попадут на стол директора гимназии. Со всеми вытекающими последствиями.
– У меня нет таких денег, – признался Теккеля.
– А уж это не моя печаль, – ответили ему. – Не будет денег, про гимназию можете забыть. Да и про Царское Село тоже. Жить вам тут будет затруднительно…
– Хорошо, я что-нибудь придумаю…
– Вот и чудесно! Только думать полагается до срока. После будет поздно…
Человечек юркнул в сторону и пропал из виду. Как и не было вовсе. Таккеля еще подумал, что, может быть, это дурацкий розыгрыш. Но сам же и признал: для шуток тема совсем неподходящая. Знать эту историю не полагалось никому. Да и кому о таком расскажешь. То, что угрозу приведут в исполнение, он не сомневался. Подобные субъекты не знают ни жалости, ни сострадания. Вырвут из горла.
Таккеля прикинул, сколько сможет собрать до назначенного срока. В лучшем случае у него будет половина суммы. Где брать остальное? На что жить? Куда бежать? Ответить на эти вопросы учитель не мог. Вскоре он пришел к неизбежному выводу: спасти его может только чудо. Если знать, как к нему обратиться.