Я возвращаюсь в Лукачикай сильно за полночь.
Я уничтожаю импровизированный лагерь монстра. Ненадолго восстановив костер, я сжигаю в нем все, что не представляет практической ценности. Две головы я кладу в отдельные холщовые мешки. Затем вскрываю один из своих патронов, высыпаю немного кукурузной пыльцы в ладонь и молюсь над обоими телами. Не то чтобы я умею это делать, но дедушка Тах всегда говорил, что пыльца связывает плоть с землей. Мне кажется, отсечение головы не менее эффективный способ, но кто я такая, чтобы спорить со знахарем?
Отрубленные головы бьют по спине и сочатся жижей. Тащить их в мешках по темному лесу – еще одно кошмарное занятие. Единственный плюс в том, что я одна. Никаких животных, никаких чудовищ. Пару раз я замечаю увязавшегося за мной койота, но он держится на расстоянии, лишь поблескивая парой желтых глаз в темноте.
Дверь в Капитул освещает одинокая голая лампочка. По идее, она должна казаться мне маяком в ночи, несущим надежду, но вместо этого светится угрожающе и бледно. Входная дверь закрыта и заперта на засов от ночных чудовищ. Не знаю, считают ли меня здесь одним из них, но на всякий случай тяжело стучу в дверь в надежде, что кто-нибудь да ждет.
Гремит засов, и дверь слегка приоткрывается внутрь. Из щели выглядывает лицо. Это мой «бегун» – тот самый парнишка, который приехал ко мне сегодня утром предлагать работу в Лукачикае.
– Где все? – спрашиваю я.
Он пристально разглядывает меня, и я понимаю, что выгляжу, должно быть, ужасно. Я убираю волосы с лица, оставляя на лбу кровавые полосы, и слегка ему улыбаюсь.
– Надежно заперлись, – отвечает он. – Боятся чудовищ.
– Даже брат?
Рот его кривится.
– Особенно брат.
Я усмехаюсь. Выходит, не только меня впечатлило поведение младшего Бегея.
– А ты почему не надежно заперт?
– Я вызвался ждать. Меня не пугают монстры.
– Неужели? – Я перекидываю окровавленные мешки с одного плеча на другое и слышу, как стукаются друг о друга головы. – С чего так?
– Потому что знал, что вы его убьете. Вы знаменитость.
Я фыркаю.
– Знаменитость?
– Подружка Убийцы Чудовищ.
Лицо мое становится жестче.
– Я не его подружка.
Мальчик огорченно смотрит на меня. Он разочарован – как мною, так и собой.
– Слушай, – говорю я, – у тебя мое вознаграждение?
– А вы сделали работу?
Какой дельный парнишка. Я скидываю мешки с плеча. Откладываю маленький в сторону и берусь за большой.
– Этот не открывай. – Я показываю на маленький. – Он для семьи. Пусть похоронят как положено.
– Вы не спасли ее?
Я не отвечаю на вопрос. Он очень сложный, а я слишком устала, чтобы суметь как следует объяснить. Я открываю большой мешок и показываю содержимое.
После того как мальчик заглядывает внутрь, часть его бравады куда-то улетучивается. Он тяжело сглатывает.
– Это…
– Голова чудовища. Отнесу ее знакомому знахарю в Тсэ-Бонито. Может, расскажет, кто это. Или что.
Малыш кивает.
– Круто!
Может, и «круто», когда ты в его возрасте, но для меня это совсем не так. Он шарит рукой где-то за дверью и достает уже знакомую мне синюю сумку.
Естественно, я проверяю, что там внутри. Те же серебряные украшения, та же говенная бирюза.
– Да ладно!
– Ой, – восклицает мальчик, делая вид, что забыл. Затем снова шарится за дверью и достает оттуда два одеяла. Одно, похоже, «Пендлтон»[12] – толстое и теплое, но яркий сине-зелено-желтый традиционный стреловидный узор достаточно банален. А вот второе… Я узнаю в нем ковер «Два Серых Холма»[13]. Как рассказывала мне нали[14], такие ковры – ужасная редкость и стоят очень дорого. Сейчас их почти уже не делают.
Я впечатлена.
– Это очень дорого.
Он пожимает плечами и начинает ковырять в зубах. Взгляд его блуждает по маленькому окровавленному мешочку. Но он не выглядит испуганным от того, что внутри. Скорее ему любопытно.
Я оставляю себе «Пендлтон», но возвращаю ему «Два Серых Холма».
– Скажи семье, что мы в расчете. Сделка состоялась.
Плата есть плата, и я не собираюсь проявлять мягкость. Но и не могу взять «Два Серых Холма», если голова их дочери лежит в мешке.
Я засовываю яркое одеяло под мышку, затем беру в одну руку сумку с драгоценностями, а в другую мешок с головой монстра и иду к своему грузовичку.
– Как вы думаете, здесь еще есть чудовища?
Голос мальчика за моей спиной немного хриплый – но больше от волнения, чем от страха.
– Не могу сказать, пока не расспрошу знахаря.
Я скорее чувствую, чем вижу, как он наклоняется над маленьким мешком.
– Не вздумай!
– Это она, да? – спрашивает он уже в полном волнении. – Атти?
Понятия не имею, как ее звали.
Я швыряю мешок с головой монстра в кузов, но одеяло и украшения бережно кладу на сиденье рядом с собой. Потом заглядываю в зеркало заднего вида. Освещенный одинокой лампочкой парнишка по-прежнему сидит на корточках возле мешка с головой Атти.