Сквозь тайгу к океану - читать онлайн

Выступление в Хабаровске

Они напали перед рассветом. Им удалось бесшумно снять часовых, и первым, кто их встретил, был дремавший, сидя на тумбочке, дневальный. Увидев вбежавшего японского солдата, он удивился, но поступил по уставу, заколол «самурая» штыком и поднял тревогу. Парень даже успел загнать патрон в патронник и выстрелить в толпу ломившихся узкоглазых «чертей», но тут же был поднят на длинные плоские штыки винтовок «арисака».

Добровольцы среагировали мгновенно. Из спального помещения казармы зачастили револьверные и винтовочные выстрелы, ударил пулемет Льюиса. Коварные вояки частично были скошены огнем, а те, кто не попал под пули, выскочили и залегли неподалеку от входа в казарму.

Ох, чуяли сердца солдат 1-го Хабаровского добровольческого полка Народной республиканской армии Дальневосточной республики, что дело кончится провокацией или резней. Так оно и вышло. И сколько ни орал и ни матерился командир первой роты чех Робличка, требуя, чтобы винтовки ставили в ружейные шкафы или в пирамиды, солдаты республиканской армии посылали его куда подальше и продолжали класть винтовки и карабины рядом с койками на пол, а револьверы, перед сном, совали под подушки. Казармы, занятые японцами, находились неподалеку, в трехстах метрах, поэтому дэвээровцы спали полуодетыми. Это и спасло большую часть республиканцев от лютой смерти или позорного плена.

Конный разведэскадрон, в котором служил Арсений и его дружок Гришка, располагался в глубине казармы, поэтому им удалось, распахнув окно, первыми спрыгнуть на газон.

– Уходим из города кто как может, – кричали следующие за ними бойцы.

Арсений и Гришка Лапин кинулись со всех ног к конюшне. Слава богу, микадовы дети не добрались сюда. Взнуздав Чалого и Барсика, друзья поскакали вон из города. Мчась наудалую, они слышали повсюду трескотню выстрелов. Шальные пули рикошетили от стен домов, изредка попадая в окна. Позади ухнули разрывы нескольких гранат. Из какого-то проулка навстречу им вышли трое японских солдат. Патруль, заметив мчавшихся на них галопом всадников, растерялся, но затем унтер-офицер выкликнул какую-то команду и солдаты, взяв винтовки наперевес, выбежали на дорогу.

– Рубай! – крикнул Гришка и выхватил шашку из ножен.

Вместо этого Сенька выдернул из кобуры свой офицерский наган-самовзвод и на скаку выстрелил в унтера. Краем глаза он видел, как Григорий, почти без замаха сделал выпад и ударил стоявшего на его пути солдата шашкой, метясь в голову. Удар достиг цели, однако японец успел подставить цевье винтовки, и это спасло ему жизнь. Тем не менее он получил глубокую рану и, обливаясь кровью, упал на колени.

Добравшись почти до окраины города, они остановились, чтобы перевести дух.

– Я поехал к себе в деревню, – заявил Григорий, – отсижусь там, отосплюсь. Давай, Сенька, со мной, у нас девчата веселые, погуляем на славу!

– Нет, – ответил Арсений, – я подамся на пристань, оттуда скоро пароход отходит. Доберусь до условного места встречи, это в тридцати верстах выше по течению Амура. Командир эскадрона говорил, что если начнется какая заваруха, то встречаемся там.

– Ну, как знаешь, – огорчился Гришка. – Я тогда, пожалуй, проведаю своих и тоже, через несколько дней, туда нагряну.

– Что ж, прощай, дружище, – Арсений протянул руку.

– Не прощай, а до свидания, – Гришка от души стиснул ладонь товарища.

Японский экспедиционный корпус нарушил нейтралитет по приказу своего командования, решившего, что к власти в руководстве Дальневосточной республики (ДВР) приходят коммунисты. Остатки белой армии и казачьи атаманы не могли повлиять на этот процесс. Тогда интервенты, заручившись их поддержкой, решили совершить военный переворот. Единственным препятствием для осуществления этого плана являлась армия и милиция Дальневосточной республики. Действуя в духе традиционного восточного коварства, японская военщина неожиданно нанесла удар. Интервенты действовали, как всегда, подло, без объявления войны и предъявления каких-либо претензий. Шитый белыми нитками нелепый предлог, звучавший как «защита японских граждан», которых на территории России, от Владивостока до Иркутска, насчитывалось чуть больше тысячи, не выдерживал никакой критики. Своей основной цели – уничтожения Дальневосточной республиканской армии и отрядов милиции – воители Страны восходящего солнца не добились. Они лишь рассеяли бойцов-республиканцев, но дальневосточники, подобно шарикам ртути, вновь сливались в одно целое, и японцы даже не предполагали, какого противника обрели в лице разгромленных, но не сломленных воинов молодой республики.

Незадолго до этих событий в отношениях между солдатами ДВР и японскими военнослужащими стала нарастать напряженность. Дальневосточники всячески задирали и подначивали заморских солдат. Те в ответ, неумело и смешно коверкая слова, матерились, но до потасовок и драк дело не доходило. Еще вчера с веселой песней эскадрон, где служил Арсений, шагом ехал по улицам Хабаровска.

задорно выводил запевала.

подпевали кавалеристы.

И вдруг, заметив идущую по улице монахиню, какой-то озорник выкрикивает:

– Прекратить ерничать! – приказывает командир эскадрона.

По улице движется группа японских солдат.

– Эй, раскосый сын микады, а табе чаво здесь надо?! – не унимается балагур.

Японцы опасливо отодвигаются от края тротуара к стене дома.

Другое дело, американцы и канадцы, среди которых было много выходцев из России и славянских стран. Однажды Арсений стал очевидцем того, как трое японских солдат стали приставать к русской девушке. Сначала они крикнули ей вслед:

– Эй, барысня, барысня!

А когда она обернулась, один выкрикнул:

– Уроп тою мац!

И солдафоны покатились со смеху.

– Дураки малахольные, – сказала девушка в ответ и хотела идти дальше, но солдатне понравилась шутка, и они, окружив ее, стал орать ругательства, толкать ее и кривляться.

Арсений был одет в гражданское платье, и его вмешательство могло кончиться плачевно, но тут из-за угла вывернули двое здоровенных американских солдат.

– Вот хеппенд? – воскликнул один.

– От же падлюги, чого причапылысь к дивчине! – рассердился другой. – А ну, пушт эвей!

Японцы оскалились как злобные собаки. Им было обидно, что эти «союзники» вмешиваются в их развлечения. Они стали что-то кричать американцам и стаскивать винтовки с плеч. У каждого из янки на поясе висела кобура с пистолетом, но они не стали использовать оружие. Вместо этого первый боксерским ударом в челюсть свалил одного из солдат. Второй, не мешкая, обрушил свой тяжелый кулак на макушку другого патрульного. Японец рухнул без сознания. Последний из «шутников» отскочил в сторону и передернул затвор винтовки. Тут уж успел вмешаться Арсений. Он рванул ствол «арисаки» вверх. Грянул выстрел, но пуля ушла в небо. Арсений сбил солдата с ног и вырвал из его рук оружие.

Рассвирепевшие американцы стали тузить маленького солдатика не на шутку и наверняка вышибли бы из него дух, но тут вмешалась девушка.

– Господа, господа, оставьте его, неразумного, – закричала она.

Джентльмены в фетровых шляпах великодушно согласились. Один из них пожал Арсению руку:

– Молодец хлопче.

– А то ж як? – усмехнулся Сеня.

– О, ты знаешь украиньску мову? – обрадовался американец.

– Тай мы ж к батьке приихалы с Каменец-Подольской волости. Когда он у Порт-Артуре служил, – ответил Сеня.

– А мой диду, тай батько з Полтващины в Северние Американскии штаты у 1890 роки приихалы, – улыбнулся солдат. – Земляки, значит.

Он перевел слова своему товарищу, который не понимал русский и украинский язык.

Тем временем двое японцев стали приходить в себя.

– Господа, – сказала девушка, – надо уходить, а то другие патрули набегут, беды не оберешься.

Американцы забросили винтовки японских солдат за забор, и вся компания покинула место стычки. По дороге познакомились. Потомка украинских эмигрантов звали Ник, хотя по рождению он был наречен Николаем – Мыколой, второй американец представился как Тонни. Девушку звали Варей. Она долго приглядывалась к Арсению и потом заявила, что знает его.

– Откуда? – удивился Сеня.

– А вы у моего папы работали приказчиком. Он скотопромышленник Петр Анисимович Бадаев.

– Так вы младшенькая его дочка Варюшка! – обрадовался Сеня. – Я тоже вспомнил вас. Когда я оставил службу у вашего папаши, вы только в гимназию идти собирались.

– Да, это я.

Вот и сейчас Арсений держал путь к дому Бадаева.

– Куда ты, – замахал на него руками Петр Анисимович. – С боевым конем, с карабином. Меня ж японцы порубят, если увидят.

– А куда мне деваться, – рассердился Арсений, – забирай Барсика и спрячь карабин. Ружье, если хочешь, выкинь, а мне c таким багажом не уйти.

– Лошадь-то, что – продать или содержать? – спросил купчина.

– Распоряжайся как знаешь, только на махан[1] не продавай. Он все-таки товарищ боевой, хотя вредный и норовистый.

Бадаев попричитал немного, но коня увел в конюшню и спрятал в чулан карабин с шашкой. Арсений оставил себе только наган. Он знал, что Анисимыч не подведет, поскольку промышленник в прошлом многим был ему обязан.

Дело в том, что когда Сеня в шестнадцать лет от роду поступил к Бадаеву на службу, он сразу же пришелся ко двору. Прежний приказчик был вороватым лукавцем и к тому же частенько запивал горькую. Бакалейный магазин Петра Анисимовича оставался без приказчика, и приходилось за прилавок становиться самому хозяину, потому что его жена была женщиной хворой и неспособной к торговому делу. Арсений, с его четырьмя классами гимназии и любовью к чтению книг, был для скотопромышленника и купца Бадаева просто находкой. Он скоро понял, что этот ловкий паренек честен и трудолюбив, и полностью доверял ему ведение денежных счетов и кассу.

Арсений быстро сдружился с сыном Бадаева Геннадием, которого близкие звали просто Гешкой. Геннадий был слабохарактерным нервным пареньком. Он рано начал курить и попивать винишко. Кроме этих грехов, его страстью были азартные игры. Он постоянно носил с собой колоды карт и частенько проигрывал свои карманные деньги, после чего вновь клянчил их у отца.

Сеня был на год младше Гешки, но три года беспризорных скитаний закалили его. Он имел огромный жизненный опыт и боевую закалку по части уличных драк, что и доказал Гешке в первой же стычке. Получив оплеуху в ухо и удар в челюсть, Гешка полез бороться, но и тут подножкой был повержен наземь и вскоре оказался на лопатках. Мир был восстановлен, и ребята в знак примирения выкурили по папиросе, тем самым, подобно американским индейцам, зарыв топор войны. Вообще-то Гена был парнем добрым, но не имевшим надежного друга. Сеня вскоре стал для него непререкаемым авторитетом. Вместе они бегали в кино и цирк, вместе лупили уличных мальчишек-недругов из соседних дворов.

Помимо непутевого Гешки у купца были две дочери. Старшую звали Лизой, а младшенькую Варюшкой. Лиза была статной волоокой барышней. На год старше брата, она также доставляла изрядные хлопоты родителям. Задумчивая и кроткая в обычной жизни, Лиза порой менялась, словно в нее вселялся бес. Она могла убежать из дома и пропасть на несколько суток. Вначале родители чуть с ума не сходили, но через день-другой, она, кроткая и безропотная, вновь приходила в дом. Подобное случалось не чаще двух-трех раз в год. Особенно бегала Лиза по весне. Чего только ни делал отец, чтобы приструнить Елизавету, запирал ее в комнате, приставлял к ней крепкую бдительную служанку, но все напрасно. Лиза сбегала, проявляя при этом удивительную изобретательность и ловкость. Родители не хотели предавать дело огласке и не обращались в полицию. Вот и приходилось Арсению выискивать эту деву по разного рода притонам и прочим сомнительным заведениям, а найдя, буквально вырывать ее из лап хмельных купчиков и уголовников. Пару раз он даже попадал в опасные переплеты, но неизменно забирал Лизу и доставлял домой, к великой радости родителей. Отец дважды хотел выдать замуж свою блудливую буренку, как он называл Лизу, но та всякий раз отвергала кандидатуры женихов, на долгое время замыкалась в себе, была тиха как лесное озеро, но в один прекрасный миг шлея попадала ей под хвост, и она вновь пускалась в бега.

Если Генка мечтал стать карточным шулером, то Лиза, как понял Сеня, была просто влюбчивой, романтичной дурехой, при этом весьма склонной к плотской любви. Во времена своего затворничества она неоднократно пыталась соблазнить Сеню, который был развит не по годам, но он всегда отвергал ее намеки, поскольку давно усвоил правило, гласящее: где живешь, там видишь оком, да зубом неймешь.

Единственной отрадой, «светлым солнышком» для родителей была восьмилетняя Варенька – этакий маленький бесенок, веселая, игривая и ласковая девочка. Неистощимая на выдумки, она постоянно тормошила флегматичного Гешку, а с приходом в их дом Арсения нашла в его лице товарища по играм и забавам. Он мастерил ей куклы из соломы, вырезал кораблики, склеивал воздушных змеев. Варюшка любила мальчишеские игры, она даже попросила Сеню изготовить ей лук и стрелы, любила играть в ножички и «чижа».

У Сени тоже были две сестры, которые остались с матерью и отчимом, об голову которого, защищая маму от побоев, тринадцатилетний Сеня разбил табурет. После этого он ушел из дома и виделся с сестрами редко. Сенин отец, участник Русско-японской войны, вызвал семью во Владивосток, а затем, окончив службу, перебрался в Хабаровск, где вскоре умер от крупозного воспаления легких. Мать нашла себе мужчину, но тот оказался человеком недобрым. Находясь в подпитии, он становился скандальным и драчливым.

Арсений от всей души презирал этого типа, который служил мелким чиновником по телеграфному ведомству, но, щадя мать, терпел его выходки. Однако настал момент, когда он не выдержал и, вскочив на диван, огрел распоясавшегося мерзавца табуретом по голове. В его ушах до сих пор стоял крик матери:

– Убил, убил, что же ты наделал, сыночек, ведь тебя на каторгу сошлют!

Сеня не на шутку испугался и сбежал из дому. Вскоре выяснилось, что отчим отделался лишь здоровенной шишкой, но с той поры руку на жену больше не поднимал. Мать просила Сеню вернуться домой, но ему, уже хлебнувшему воздух свободы, не захотелось вновь идти в дом к негодяю, ходить в гимназию.

Он устроился на работу в трактир и зажил своей жизнью. Мыл посуду, носил воду, колол дрова, затем стал обслуживать посетителей. За три года он сменил множество профессий и побывал во многих уголках приамурской земли. Однажды он даже работал помощником садовника в доме генерал-губернатора Приамурского края Гондатти. Работа была не тяжелая: подстригать кусты, раскладывать дерн и спиливать ветви в саду. Об этом человеке у Арсения сохранились самые теплые воспоминания. Будучи не грубым солдафоном, а известным российским ученым-этнографом и натуралистом, он по отношению к простому народу был добрым и доступным человеком, любил побеседовать с прислугой и просителями, при случае помогал чем мог. Его добротой порой пользовались бесчестные люди. Впервые на пост генерал-губернатора в Приамурском крае был назначен не военный чин, а гражданский чиновник. Назначение на столь ответственный пост известного ученого сыграло весьма положительную роль в развитии дальневосточных территорий, но вот в денщики ему были определены два отставных солдата Тихон и Епифан. Арсений несколько раз был свидетелем того, как этот пожилой мужчина, возвратившись из дальних поездок, подолгу звонил и стучал в дверь своего дома, но его никто не слышал. Тишка и Епишка гулеванили в своей комнате подле кухни. Оттуда доносились звуки гармошки, хмельные песни и визг девок. Дородный Николай Львович, ему в то время было уже за пятьдесят лет, тщетно пробовал стучать в ворота, а затем шел в обход и через садовую калитку наконец попадал на территорию своего жилища. Другой бы на его месте давно прогнал этих бездельников и разгильдяев прочь, но Гондатти только сокрушался и добродушно журил наглецов: «Сукины вы дети, что же вы заставляете меня чуть ли не через забор лезть. Посмотрите, какой беспорядок в доме. Сейчас же проводите этих дам и принимайтесь за уборку. На кухне – шаром покати, а ведь я оставлял продукты и давал деньги для покупки провизии». Устыдить наглецов ему не удавалось, и через некоторое время все повторялось вновь.

Возле морского вокзала – дебаркадера толпилась множество людей. Жители Хабаровска старались покинуть город, чтобы переждать тревожное время на дачах и в ближайших селах. Сеня вклинился в толпу и стал пробираться к сходням речного колесного парохода, который подошел к пристани незадолго до этого. Расталкивая разношерстую публику, он вдруг нос к носу столкнулся с молодым чешским солдатом. Судьба уже сводила их в бою под Каулем. Чех остановился и открыл было рот, но Арсений не стал дожидаться реакции встречного и скрылся в толпе.

А меж тем, незадолго до этого, весной, полк, в котором служил Сеня, участвовал в вооруженной стычке с чехами, которые выступили и перекрыли движение по железной дороге. Чешский отряд был разгромлен, и Арсений шел по полю боя, выявляя среди убитых тяжелораненых бойцов. Ему вдруг показалось, что один из убитых чешских солдат жив, и он слегка ткнул его штыком и скомандовал:

– А ну, вставай!

Чешский солдат зашевелился и, подняв руки вверх, выпрямился во весь рост.

– Меня росстреляют?! – жалобно спросил он.

Сеня увидел перед собой молодого паренька, почти своего сверстника.

– Иди вперед, – скомандовал он. – В штабе разберутся, что с тобой делать.

Пленный чех уныло плелся впереди. Навстречу из зарослей кустарника вышел сослуживец Арсения татарин Тугаев. Вероятно, этот воитель отсиживался в кустах до окончания атаки, но теперь, когда драка закончилась, он был преисполнен воинского пыла.

– Попался, билят такой, – закричал он на чеха. – Мы тыбя сейчас в расход пустим, – и он щелкнул затвором.

Пленный солдатик втянул голову в плечи и побледнел, казалось, еще немного, и он расплачется.

– Я тебя самого в расход пущу, – обозлился Сеня.

– Ты чё, чешского суку защищаешь? – опешил Тугаев. – Их всех резать надо.

– Не тронь, – твердым голосом осадил Арсений, – сказано пленных в штаб доставлять, и баста! Надо еще выяснить, где ты во время боя окусывался?

Эти слова отрезвляюще подействовали на ретивого вояку, и он, пробормотав что-то невразумительное, скрылся с глаз долой. Таких скорых на расправу с обезоруженными врагами «удальцов» Арсений повидал немало. В бою они прятались за спины товарищей, а затем, выказывая свою классовую ненависть, больше всех горлопанили и хватались за оружие. Сеня сдал чеха в штаб и больше его не видел. Скорее всего, пленного солдатика допросили и отпустили восвояси. И вот теперь Арсений не понял, чего хотел чех, то ли благодарить его за спасение от самосуда, или же позвать на помощь патруль. Скрывшись от греха подальше в толпе, он взобрался на переполненный пароходик и устроился на корме. Когда суденышко, шлепая плицами колес, отошло на середину реки, он окончательно успокоился и, привалившись к чьим-то чемоданам, уснул.

Молодой организм быстро оправился от былых переживаний, и Арсений проснулся отлично выспавшимся и бодрым. Судно неспешно двигалось по реке, высаживая у пристаней разношерстных пассажиров, и к вечеру Сеня прибыл в условное место. На одной из сельских улиц он увидел нескольких знакомых ребят, и те указали ему место сбора. Временный штаб располагался в избе сельского старосты. Отметив свою фамилию в списке прибывших, Арсений вышел на улицу с мыслью о том, где бы поужинать и устроиться на ночлег. Каково же было его удивление, когда первым, кого он увидел, была Варя. Девушка шла по улице с группой гимназисток.

– Варюша, ты откуда здесь? – удивился Сеня.

Варя несказанно обрадовалась знакомому человеку.

– Ой, Сенечка, миленький, как хорошо, что мы тебя встретили! – обрадовалась она.

– Когда началась стрельба, наша классная дама решила немедленно вывезти нас, и мы приехали сюда три часа назад и вот ходим, не знаем где устроиться. Девчата, это мой друг, почти родственник, его зовут Арсений, – представила она Сеню своим подругам.

Гимназистки затараторили, засыпая симпатичного юношу самыми различными вопросами. Меж тем Арсений смотрел на Варю и не мог налюбоваться. До чего похорошела и повзрослела недавняя девчонка. Она превратилась в настоящую барышню. Ему пришлось вновь идти в штаб и организовывать ночлег юных беженок. Когда место для ночевки гимназисток было определено в церковно-приходской школе, он отвел туда девушек, разместил, и там их разыскала классная дама, которая совсем сбилась с ног, пытаясь устроить воспитанниц, в царящей суматохе. Когда наступили сумерки, Сене удалось накормить девчат у походной кухни, и он уж было собрался прилечь где-нибудь на сеновале, но тут одна из гимназисток прибежала с новостью, что на окраине села организованы танцы. Действительно, откуда-то издалека доносились звуки граммофона и гармошки. Усталость девчонок как рукой сняло, и они стали тормошить Арсения, требуя, чтобы он сопроводил их на танцы. Сеня сначала отнекивался, но Варюша настояла на своем, и он с гурьбой гимназисток пошел на звуки музыки. Классная дама, женщина молодая и миловидная, также пошла вместе с ними. Ее звали Ирина Семеновна.

На берегу Амура, при свете костров, была организована танцплощадка. Это место уже давно использовалось сельской молодежью для гуляний. Местные парни и девчата вперемежку с бойцами республиканской армии и хабаровскими милиционерами сидели на бревнах. Звучал граммофон, и на танцевальной поляне уже кружились первые пары. Прибытие группы девушек-гимназисток было встречено с воодушевлением. Местная публика щедро угощала гостей медовухой, по кругу ходила бутыль с самогоном, но пьяных среди гуляющих не было.

– Вот так дела, гора с горой не сходятся, а сослуживцы тут как тут, – услышал Арсений знакомый голос. Командир его разведэскадрона Александр Аргунцев, бравый, перетянутый портупеей кавалерист, стоял напротив него и широко улыбался. – Молодец, Сеня, прибыл одним из первых.

– Александр Андреевич, – обрадовался Сеня, – и вы здесь!

– А то как же, я с несколькими ребятами отмахал столько верст и, как условились, прибыл для продолжения службы.

Командир у Сени был замечательный. Участник войны 1914 года, кавалер двух Георгиевских крестов, Аргунцев был одним из немногих, кто имел боевой опыт. Ребята души не чаяли в бывшем ротмистре драгунского полка, и он отвечал им любовью и заботой. За строгость и принципиальность его, несмотря на молодость, величали по отчеству. Андреич воспитал из своих бойцов боеспособных, отважных кавалеристов-разведчиков. Арсений представил ему своих новых знакомых гимназисток. Куда только делась усталость. Народ танцевал, смеялся, несмотря на то, что не так давно эти люди подвергались смертельной опасности, теряли друзей, скрывались от преследования.

Арсений несколько раз приглашал Варю на танец, она плясала, кружилась в вальсе и смеялась от души. Однако скоро он заметил, что большое внимание к Варе проявляет и его старший товарищ и командир Александр Аргунцев. Это несколько озадачило его. В душе шевельнулась ревность. Он стал приглядываться и вдруг с горечью понял, что и Варюша отвечает взаимностью бравому кавалеристу.

Вообще-то Сеня сторонился спиртного, но тут ребята предложили ему стаканчик самогона и он почему-то не отказался. После выпитого Арсений повеселел, почувствовал легкое головокружение и пустился в разудалый пляс. Дальше все завертелось как на ярморочной карусели. Он помнил, как танцевал с гимназистками и их классной дамой. Потом он пел русские и украинские песни, танцевал и снова пил хмельное. Затем он окунулся в какую-то страстно-болезненную негу. Он хотел вырваться, но его безудержно несла волна незнакомой доселе страсти. Молодая, сильная, неуемная женщина буквально пожирала его, вытягивая все силы и даже причиняя боль.

Сеня вынырнул из глубокого сна и понял, что лежит в стогу сена. Рядом тихо посапывала во сне какая-то женщина. В предрассветных сумерках он различил ее черты. Это была Ирина. Ему стало неудобно за свою глупость и слабость. С трудом вспоминая события минувшей ночи, он тихо поднялся и побрел к реке. Саднило исцарапанную спину, но в теле чувствовалась необычайная легкость, словно он сбросил с плеч тяжелую неудобную ношу. Холодная вода Амура освежила его, но голова еще некоторое время побаливала. Попив колодезной воды, он пошел в штаб. Часть бойцов уже толпилась там.

– Какие новости? – спросил Арсений.

– Сейчас выйдут командиры и разъяснят обстановку, – был ответ.

Вскоре на крыльцо вышли какие-то военные, среди которых был Аргунцев и еще несколько знакомых офицеров республиканской армии.

– Тихо, товарищи, – крикнул какой-то бородатый, затянутый в портупею военный. – После вероломного выступления японских подразделений нам не остается ничего другого, кроме как начать вести боевые действия в составе партизанских отрядов. Их костяком станут солдаты Народно-революционной армии Дальневосточной республики. Надеяться мы можем только на свои силы и на помощь армии РСФСР. Партизанское движение, дело добровольное, и все, кто не разделяет наше стремление к свободе, могут разойтись по домам, удерживать никого не будем. Сейчас каждый желающий может подойти к своим командирам и записаться в партизанский отряд.

Так Арсений Литвиненко стал партизаном.