Я познакомился с Софией Леонидис в Египте перед концом войны. Она занимала там высокую административную должность в одном из отделов Министерства иностранных дел. Сначала я познакомился с ней как с должностным лицом и быстро оценил деловые качества, позволившие ей занять этот пост, несмотря на молодость (в то время ей было двадцать два года).
Кроме того, что на нее было крайне приятно смотреть, она обладала ясным умом и сдержанным чувством юмора, который приводил меня в восторг. Мы подружились. С ней было необычайно легко беседовать, и мы получали большое удовольствие от совместных ужинов, а иногда ходили потанцевать.
Все это я понимал; но только после того, как получил приказ ехать на Восток, в конце войны в Европе я понял кое-что еще – что я люблю Софию и хочу на ней жениться.
Мы ужинали «У Шепарда», когда я сделал это открытие. Я не испытал шок от изумления; это было скорее признанием факта, который мне уже давно был известен. Я посмотрел на нее новыми глазами, но увидел лишь то, что уже давно знал. Мне нравилось все, что я видел. Черные вьющиеся волосы, гордо поднимающиеся надо лбом, яркие голубые глаза, маленький, квадратный, упрямый подбородок и прямой носик; хорошо скроенный светло-серый костюм с крахмальной белой сорочкой – она выглядела настоящей англичанкой, и это мне очень нравилось после трех лет вдали от родной земли. Я подумал, что не бывает более типичных англичан, но, едва успев это подумать, вдруг задал себе вопрос: такая ли она типичная англичанка, какой выглядит? Может ли подлинная вещь соответствовать идеальному образу из театрального представления?
Я осознал, что, хотя мы много и откровенно беседовали, обсуждали все то, что нам нравится или не нравится, будущее, близких друзей и знакомых, София никогда не говорила о своем доме и о своей семье. Она знала обо мне все (она хорошо умела слушать, как я уже говорил), но я о ней не знал ничего. Я полагал, что у нее была обычная семья, но она о ней никогда не говорила. И до того момента я этого не замечал.
София спросила у меня, о чем я думаю.
Я сказал правду:
– О вас.
– Понимаю, – сказала она. И, похоже, действительно поняла.
– Может быть, пару лет мы не будем видеться, – сказал я. – Я не знаю, когда вернусь в Англию. Но как только я вернусь, первое, что я сделаю, – приду к вам и попрошу вас выйти за меня замуж.
Она выслушала это, не моргнув и глазом. Сидела, курила и не смотрела на меня.
Секунду или две я нервничал: может быть, она меня не поняла?
– Послушайте, – продолжал я. – Я твердо решил не делать этого сейчас, не просить вас выйти за меня замуж нынче. Все равно ничего не получилось бы. Сначала вы, наверное, отвергли бы меня, и тогда я ушел бы несчастным и, возможно, связался с какой-нибудь ужасной женщиной, чтобы польстить своему тщеславию. А если бы вы не отвергли меня, что бы мы делали? Поженились и сразу же расстались? Обручились бы и согласились на долгий период ожидания? Я не мог бы вынести, если бы вы пошли на это. Вы можете встретить кого-нибудь другого, и будете чувствовать себя обязанной хранить мне «верность». Мы живем в странной, лихорадочной атмосфере «давай-вперед-быстрее». Вокруг нас возникают и рушатся браки и романы. Я хотел бы знать, что вы уехали домой, свободная и независимая, смогли оглядеться и оценить новый послевоенный мир, и решить, чего вы от него ждете. То, что существует между нами, София, должно быть постоянным. Я не принимаю никакого другого брака.
– И я тоже, – согласилась София.
– С другой стороны, – сказал я, – думаю, я был обязан сказать вам, как… ну, о своих чувствах.
– Но без неуместных лирических выражений? – пробормотала София.
– Дорогая, разве вы не понимаете? Я старался не говорить, что люблю вас…
Она остановила меня.
– Я действительно понимаю, Чарльз. Мне нравится ваш забавный способ объясняться. И вы можете приехать навестить меня, когда вернетесь, если по-прежнему будете этого хотеть…
Настала моя очередь перебить ее.
– В этом не может быть сомнений.
– Всегда есть сомнения, во всем, Чарльз. Может всегда появиться какой-то фактор, который невозможно учесть, и он опрокинет тележку с яблоками. Во-первых, вы мало знаете обо мне, правда?
– Я даже не знаю, где вы живете в Англии.
– Я живу в Суинли Дин.
Я кивнул, услышав название известного дальнего пригорода Лондона, где находятся три отличных городских поля для гольфа.
Она тихо и задумчиво прибавила:
– «В скрюченном домишке…»
Должно быть, у меня был слегка ошарашенный вид, так как ее, кажется, это позабавило, и она расширила цитату:
– «А за скрюченной рекой, в скрюченном домишке, жили летом и зимой…» Это мы. В реальности наш дом не такой уж маленький. Но определенно скрюченный – и фронтон, и половина деревянных конструкций.
– Вы из большой семьи? Есть братья и сестры?
– Один брат, одна сестра, мать, отец, дядя, тетя, жена дяди, дедушка, сестра покойной бабушки, вторая жена дедушки.
– Боже правый! – воскликнул я, слегка ошеломленный.
Она рассмеялась.
– Конечно, обычно мы не живем все вместе. Это из-за войны и воздушных налетов. Но я не знаю, – она задумчиво нахмурилась, – возможно, духовно семья всегда жила вместе, под присмотром и защитой моего дедушки. Он – выдающаяся личность, мой дедушка. Ему больше восьмидесяти лет, его рост четыре фута десять дюймов, и все рядом с ним выглядят довольно тускло.
– Звучит интересно, – заметил я.
– Он – интересный человек. Грек из Смирны. Аристид Леонидис. – И добавила, подмигнув: – Он очень богат.
– Будет ли кто-нибудь богатым, когда это закончится?
– Мой дедушка будет, – уверенно заявила София. – Никакая тактика выкачивания денег из богачей на него не подействует. Он просто сам выкачает деньги из тех, кто захочет сделать это с ним… Интересно, – прибавила она, – понравится ли он вам?
– А вам он нравится?
– Больше всех на свете, – ответила София.