Лежа в ванне под приоткрытым окном, глубоко под горячей водой, Фелисити предавалась воспоминаниям. Она не была склонна к самокопанию и не понимала, в чем причина сейчас. Возможно, дело было в шестидесятилетии Питера. Иногда юбилеи производили на нее такой эффект. Или это хандра, вызванная менопаузой. Встреча с Лили Марш вывела ее из равновесия. Она завидовала молодости и жизненной энергии девушки, ее подтянутой коже и плоскому животу, завидовала ее независимости.
Фелисити вышла замуж слишком рано. Она познакомилась с Питером на вечеринке. Она тогда была еще студенткой, всего шесть недель как начала учиться. Родители пытались убедить ее выбрать университет подальше от дома, но ее и так пугала перспектива жизни в общежитии. Ей хотелось хотя бы иметь убежище в часе езды от учебы. Ее отец был священником, мягким, не напористым в вопросах религии, но скупым на ласку. На самом деле ей понравилась студенческая жизнь, новые знакомства, поздние посиделки и особенно мужчины. Она видела, что они находят ее привлекательной. Им нравилась ее застенчивость, возможно, они даже видели в ее скромном поведении особый вызов. Но она не знала, как на них реагировать, и бродила вокруг, диковатая и немного потерянная. Алиса в академической стране чудес.
Итак, она пришла на вечеринку в студенческое общежитие в Хитоне. Там был голый деревянный пол, индийские хлопковые платки на стенах, незнакомая музыка и тяжелый запах «дури», который она ощущала, но не знала, что это такое. Она помнила, что было очень холодно, несмотря на то что в комнату набилось много людей. Ударили первые осенние морозы, а отопление еще не включили. На улице кучки сырых опавших листьев примерзли к тротуару.
Что Питер вообще там делал? Это было совсем не в его стиле, да и вообще ниже его достоинства – брататься со студентами. Но он был там, в вельветовых штанах и шерстяном свитере ручной вязки, старомодный, словно сошел со страниц романов Кингсли Эмиса. Он пил пиво из банки и выглядел жалко. И хотя на студенческой вечеринке он был белой вороной, Фелисити он показался знакомым – по крайней мере, его типаж. В их приходе были одинокие мужчины, которых притягивала церковь, потому что там им бы точно не отказали в гостеприимстве. Последний священник был ужасно застенчив. Ее мать смеялась над ним за спиной, а деревенские старые девы бальзаковского возраста сражались за его симпатию, угощая его рагу из ягненка и пряными коврижками.
Но когда Фелисити заговорила с Питером, она обнаружила, что он совсем не похож на хилых молодых христиан, которых она встречала в летнем лагере, или на того симпатичного священника. Он был резким, высокомерным и вполне уверенным в себе, несмотря на странную одежду.
– Я договорился о встрече, – сказал он раздраженно. – Но человек не пришел. Пустая трата времени.
Фелисити не поняла, говорил ли он о мужчине или женщине.
– Мне нужно проверять работы.
Тут она поняла, что он не просто взрослый студент. Тогда он не выглядел на тринадцать лет старше нее. Его статус ее пленил. Ее всегда влекло к авторитетным мужчинам. Ей нравилась идея предоставить контроль кому-то другому, кто будет ее обучать и информировать. У нее было так мало опыта общения с мужчинами. Она была убеждена, что сделает все неправильно. Лучше позволить кому-то знающему вести ее за собой.
Она робко спросила его о работе, и он начал говорить об этом с таким энтузиазмом и пылом, что она была покорена, хотя и не понимала ни слова. Они перешли в холл, где музыка была не такой громкой, и сели на лестницу. Они не могли сидеть рядом, потому что нужно было пропускать людей, которые постоянно бегали наверх в туалет, так что он сел на ступеньку выше, а она заняла место у него в ногах.
Разговор не был его монологом. Он спросил ее про нее саму, слушал, как она описывает свой дом и родителей.
– Я единственный ребенок. Думаю, меня очень оберегали.
– Наверное, все это – настоящий шок, – сказал он. – В смысле, студенческая жизнь.
Ей не хотелось говорить, что вообще-то она получает удовольствие от университетского шума, хаоса и свободы. Казалось, ему нравится видеть ее ранимой, и возражать ему казалось грубостью. Он даже благосклонно отнесся к ее вере, словно это было уместно для человека на этом этапе жизни. Словно ей было шесть лет и она верила в зубную фею.
– Даже я согласен с тем, что не все можно объяснить наукой, – сказал он и впервые прикоснулся к ней, погладив ее по волосам, словно желая убедиться в том, что она не выставила себя дурой. И она была ему благодарна за понимание.
Они ушли, когда вечеринка была в самом разгаре. Он предложил проводить ее до общежития. Они сели на автобус до города, потом прогулялись по парку Таун-Мур. Было ужасно холодно, все кругом было белым и серебристым, в низинах клубился туман, изо рта шел пар. Стояла полная белая луна.
– Она кажется слишком тяжелой, – сказала Фелисити. – Словно вот-вот упадет на землю.
Она ожидала краткую проповедь о гравитации и планетах, но он остановился, посмотрел ей в глаза, взяв ее лицо в свои руки в перчатках.
– Ты прелестна, – сказал он. – Я никогда не встречал никого, похожего на тебя.
Позже она осознала, что, по-видимому, так оно и было. Он учился в школе для мальчиков, затем сразу пошел в университет, и вся его энергия была направлена на научную работу. Возможно, он мечтал о женщинах, возможно, эти мечты преследовали его, врываясь в его сознание каждые шесть минут. И, уж конечно, у него наверняка был сексуальный опыт. Но он не позволял себе отвлечься на все это. До этого момента. Они пошли дальше, и он приобнял ее за плечи.
Перед общежитием он притянул ее к себе и поцеловал, снова провел рукой по волосам, но уже не нежно, а резким движением, которое заставило ее понять, насколько он расстроен. Усилие, с которым он прижимал руку к ее волосам и голове, было единственным выражением желания, которое он мог себе позволить. Она чувствовала, как в нем словно электрический ток звенит и искрит сдерживаемая страсть.
– Мы можем пообедать вместе? – спросил он. – Завтра.
Дав согласие, она почувствовала, что ситуация у нее под контролем. Власть была в ее руках.
Когда он ушел, рядом возникла подруга.
– Кто это был?
– Питер Калверт.
Подруга была впечатлена.
– Я о нем слышала. Он же вроде блестящий ученый? Чуть ли не гений?
Он повез ее на обед в Тайнмут, они поехали на его машине. Она-то думала, что они сходят поесть куда-нибудь в городе, недалеко от университета. Машина и обед в ресторане отеля тоже выделяли его среди ее друзей-студентов. Ее было легко впечатлить. Потом они забрались по склону к монастырю и смотрели вниз на реку и Саут-Шилдс. Прошлись по набережной Тайна, он показал ей средиземноморскую чайку. У него был с собой бинокль. Она подумала, что это странно, ведь его специальность – ботаника. Тогда она еще не знала, что было его главной страстью.
– Ты торопишься обратно? – спросил он. – Лекция?
Он взял ее руку в свою, поглаживая пальцем ладонь. Светило солнце, и сегодня перчатки ему были не нужны.
– Не хочу сбивать тебя с пути истинного.
– Вот как?
Он улыбнулся:
– Ну, может, и нет. Пойдем ко мне, выпьем чаю.
Его квартира была неподалеку, в Норт-Шилдсе, на чердаке с видом на Нортумберлендский парк. В остальной части дома жили две пожилые сестры. Когда они приехали, одна из них была в садике, собирала листья с лужайки. Она дружелюбно помахала им и вернулась к работе, не проявляя никакого интереса к Фелисити. Квартира была очень чистая, и Фелисити показалось, что Питер убрался в ней специально. Кругом были книги. На стене была крупномасштабная карта территории его исследований, а путь внутрь преграждал телескоп на штативе. Дальше была гостиная с небольшой кухонькой, ванная комната и дверь, которая, как она предположила, вела в спальню. Она смотрела на дверь спальни как зачарованная, не отводя глаз, пока Питер делал чай. Она была деревянная, текстура дерева проглядывала через белую глянцевую краску. У двери была круглая латунная ручка. Интересно, в спальне тоже прибрано? Сменил ли он простыни в ожидании ее? Она заглянула бы внутрь, но он вошел с подносом чая. На подносе были чашки и блюдца, все разные, и кусочки фруктового кекса с маслом.
Тем вечером они вошли в его спальню и занялись любовью. Это был ее первый раз – естественно, ничего особенного. Долго возились с презервативом: казалось, он, как и она, не понимал, как им пользоваться, и, похоже, они все сделали совершенно неправильно, или просто не повезло, потому что вскоре она обнаружила, что беременна. По-видимому, это случилось в тот первый раз. Потом они действовали более умело, да и секс стал лучше. Хотя даже в тот первый вечер она ощутила некий проблеск, предчувствие чего-то прекрасного, и это было больше, чем она ожидала.
Вскоре после этого, но еще до того, как поняла, что беременна, она привезла Питера познакомиться с родителями. Был сырой промозглый день, и, хотя время было обеденное, подъезжая к дому через лес, они увидели свет в гостиной и огонь камина.
– Так было всегда, когда я возвращалась из школы, – сказала она. – Уютно.
Он мало рассказывал о своих родителях. Они занимались бизнесом и были сосредоточены на этом. Он внушал ей такое чувство, словно ее отношение к семье было сентиментальным и оторванным от жизни.
Мать приготовила густой овощной суп, любимое блюдо Фелисити, и испекла хлеб. После обеда они сидели у камина с кофе и шоколадным пирогом. Поначалу Питер был неразговорчив. Он словно чувствовал себя не на своем месте, как она – в университете. Ощущал себя чужим. Теперь, сидя у камина, он вроде бы расслабился. Фелисити казалась неестественно уставшей. Она слушала разговор словно в полусне. Он говорил о своей работе, а отец задавал вопросы – не из вежливости, Фелисити всегда могла отличить, когда он делает что-то просто как формальность, – а потому, что ему было интересно. «Это хорошо, – подумала Фелисити. – Они поладили». Потом она, видимо, уснула, потому что проснулась, вздрогнув, когда в камине упало прогоревшее полено и выплюнуло искру на коврик. Ее мать снисходительно улыбнулась и сказала что-то о буйных вечеринках. Такое же утомление Фелисити чувствовала на первом этапе всех своих беременностей.
Женитьба была идеей Питера. Ее родители на них не давили. Они даже казались неуверенными в том, что такая поспешность необходима. «Вы вместе так недолго». Возможно, они поддержали бы ее, реши она сделать аборт. Питер попросил дать ему поговорить с ее родителями наедине. Они снова отправились в дом викария, и он беседовал с ее родителями на кухне, а она дремала над книгой в гостиной. Она чувствовала, что дело увели из ее рук. Ей не хватило энергии принять решение.
На обратном пути в Ньюкасл она спросила Питера, о чем они говорили.
– Я сказал им, что решил жениться на тебе, как только увидел тебя.
Она подумала, что это самое романтичное, что она когда-либо слышала, и вскоре они поженились.
Фелисити была так поглощена воспоминаниями, что звук хлопнувшей внизу двери заставил ее вздрогнуть. Вода в ванне остыла. Она вылезла, обернулась полотенцем, вышла на лестницу и крикнула вниз:
– Питер! Я тут, наверху.
Ответа не последовало. Она перегнулась через перила, но его не было видно. Она спустилась по лестнице, все еще обернутая в полотенце, оставляя за собой влажные следы. Дом был пуст. Она решила, что ей, должно быть, послышалось, но ощущение того, что в дом кто-то влез, преследовало ее до конца дня.