Лиса и Петух


Тёмной ночью забралась Лиса к мужику во двор и только было просунула нос в курятник – а Петух проснулся да как закричит во всю глотку, ногами затопал, крыльями захлопал. С того крика петушиного куры закудахтали, утки закрякали, гуси загоготали, собаки залаяли, лошади заржали, коровы замычали. Выбежал мужик из избы с палкой, только Лисы уж и след простыл.

– Ладно, – говорит себе Лиса, – и это я тебе, Петя, припомню; за всё разом отплачу.

Прошло довольно времени. Вышел раз Петух в лес погулять, взлетел на дерево, сидит да по сторонам посматривает. Вдруг – шасть Лиса из-за кустика, села под деревом и говорит:

– Спаси тебя Бог, Петя!

– Чего надо, куроцапка?

– Ох, родимый, уж не та я стала, что прежде. Старость пришла, Петя, грехи надо замаливать. Я теперь, Петя, по миру странствую, по святым местам. Что греха-то в мире! Вот, хоть про вас, петухов, как не сказать: грешники вы окаянные! По скольку жён держите: у кого десять, у кого двадцать, а третьему и того мало. И из-за жён, как сойдётесь, смертным боем между собою дерётесь. А ты, Петя, ещё и на высоту залез, гордостью своею возвышаешься. Слезь, родимый, покайся во грехах: я с тебя их все сниму и на смех тебя не подыму. Ведь я откуда шла, не пила, не ела, сколько нужды претерпела, всё тебя, чадо, исповедать хотела, душу твою соблюсти и от адского пламени тебя спасти! Сойди же, чадо милое, на землю пониже, – будешь к покаянию ближе, прощён, разрешён и до вечной радости допущен!

Познал Петух свои тяжкие грехи, умилился, прослезился и стал спускаться: с ветки на ветку, с прутка на пруток, с сучка на сучок, с пенька на пенёк – и попал Лисе в лапы. Взмолился Петух:

– Не ешь меня, Лиса, честная вдова, ласковые твои слова, сахарные уста! Как ты меня спасёшь, коли тело моё пожрёшь? А вот был я вчера у самого царя в палатах, – хвалили меня все наперебой: и собой-то я молодец видный, и голос-то хорош. Зовут в придворные певчие. Вот бы тебе через меня, Лисанька, к царскому двору попасть в птичницы: курам-уткам счёта нет. Ешь – сыта, не хочу, – да облизывайся.

Потекли у Лисы с тех петушиных слов слюнки, распустила она лапы – а Петух порх на дубок и кричит:

– Здравствуй, придворная птичница! Много ли кур скушала? Спасибо, что меня, разинув рот, слушала!

И пошла Лиса от Петуха прочь несолоно хлебавши.

«Сколько, – думает, – на свете лет ни живала, а такого срама отродясь не видала. И вправду, где это бывают петухи в придворных певчих, а лисы в птичницах?»