– Ходють тут всякие, а потом вилки пропадают, – бурчал домовой, натирая до блеска столовые ложки.
– И чего ты опять ворчишь, Мефодий? – дед Пихто присел рядышком полюбоваться, как отражаются в начищенной посуде солнечные лучики.
– Да как не пожаловаться-то, дедушка. Вот давеча пришли к бабе Маше соседки, Клавдия и Степанида, за внуков поговорить. Хулюганють мальчишки, не слушаются. Значится, всё чин по чину, за стол сели, чаю испили, пирогов поели, соседским старикам, сбивающим молодёжь с пути истинного, кости перемыли и разошлись. Хвать, а серебряной ложечки не хватает. А этот, который с козлом по дворам ходит, ну заместо собаки, приходит вчерась и на крыльцо. Нашу Нюшу за козла своего сватать. А я после глядь, а блюдечка-то и нет! Ясно дело, увели. Точнее, укатили. Я вот что думаю: пора этих гостей отваживать! А то так по миру пойдём.
– Какой ты у меня хозяйственный стал, Мефодьюшка. Любо-дорого посмотреть, – улыбнулся дед, приглаживая седые усы.
– Так растаскивают хозяйство-то! Тут ложку прихватят, там сковородку уведут, а дальше что? Меня в лапоть посодють? А я не хочу! Я домовой редкий, домовитый! А теперь ещё и воспитанный! А если меня украдут, вот что вы с Кузьмой делать будете? – Мефодий отложил полотенце и внимательно посмотрел на деда. Тот только руками развёл да в затылке почесал. – Вот и я говорю, пора отваживать. А то, неровен час, проснёшься ты, дедушка, а Мефодия и нет. И Кузьмы нет, и бабу Машу вместе с Нюшей со двора увели.
– Хороший ты домовой, ответственный. За добро хозяйское печёшься. Вот только наблюдательности тебе не хватает, – усмехнулся Пихто, взял плошку и курей кормить пошёл.
– Это какой такой внимательности? Да я соринку в углу избы замечаю! Да мимо меня муха за просто так не пролетит! Я ж ого-го какой глазастый! Я ж, даже когда сплю, за всеми одним глазом приглядываю! – гордо подбоченился домовой.
– Ты чего шумишь, Мефодий? – из-под крыльца вылез кот и теперь поочерёдно потягивал все четыре лапы.
– Да как не шуметь! Я за дом переживаю, каждую ниточку берегу, а дедушка мне говорит, что я невнимательный. Вот спроси меня: сколько, Мефодьюшка, у тебя в доме муки? Я тебе скажу: два мешка в кладовке стоит и цельная миска на столе. А сколько у тебя, домовёночек, стульев? А я тебе: четыре стула дубовых, один кленовый и табурет хромой с одной чёрной ножкой. Есть самовар большой медный и два маленьких, на одном неприличное слово сбоку нацарапано. Это Гриша, когда совсем маленький был, под влияние соседа попал, ну и написал, что сказано было. Потом в углу два часа стоял, осознавал содеянное.
– Самовар осознавал? – не понял спросонья Кузьма.
– Гриша, внук! – возмутился домовой. – Самовар на столе пыхтел!
– А сметаны в доме сколько? – потёрся об ноги домового кот.
– Цельная крынка на полке, под цветным полотенцем спрятана. Там раньше вазочка с цветами полевыми стояла, а сейчас… а тебе зачем?
– Да так просто, – сделав вид, что ему совсем не интересно, зевнул Кузьма. – Просто она раньше всегда на столе была, а теперь пропала. Ладно, пойду я в дом, проверю, не прокисла ли.
– Невнимательный я, – продолжал возмущаться Мефодий, – да я каждую былиночку-травиночку наперечёт знаю. Каждый кусочек, что мышки в норку унесли, мне известен. Да с моей внимательностью никто не сравнится!
– Кар! – донеслось сверху, и к ногам домового упал кукольный сапожок.
– Что за безобразие? – узнал работу бабы Маши Мефодий.
Хозяйка в свободное время любила повязать для кукол соседских девчонок наряды.
– Кар… – раздалось над самым ухом домового, и ворона, подхватив уроненный сапожок, задела его крылом по носу и взмыла вверх, только её и видели.
– Ах ты, редиска недозрелая! А ну вернись, кочерыжка капустная! Вот я тебя проучу, лепёшка подгоревшая! Будешь знать, как чужие вещи таскать, – и домовой помчался догонять наглую птицу.
Высмотрел, что ворона залетела в чердачное окошко старого покосившегося домишки на самом краю деревни, в котором давно уже никто не жил. Мефодий чуть не провалился на подгнившем крыльце, открыл скрипучую дверь и вошёл в тёмный коридорчик. Сделал пару шагов, запутался в паутине, наступил ногой в ведро и, громыхая, пошёл искать лестницу на чердак.
На чердаке было тихо и солнечно. Солнечные лучики проникали сквозь прорехи в крыше, грели деревянные перекрытия, на которых прорастала молодая травка и мелкие цветочки.
Лавочка, неизвестно зачем туда принесённая, была покрыта мхом и вороньим пухом. А возле неё были свалены сокровища. В куче разных вещей Мефодий признал и хозяйские ложки, и блюдце, и вышитое крестиком полотенце.
– Это моё! Но если хочешь, то дам поиграть, – послышался голос, и из угла вылезло нечто чумазое, одетое в полосатый носок. – Тебя тоже потеряли?
– Нет, я сам по себе. Точнее, у меня есть дедушка Пихто и кот Кузьма, и баба Маша с внуком Гришей. А так я вполне самостоятельный домовой. А ты кто?
– Я? Фома. Я тут живу. Хочешь, будем вместе жить? Так даже веселее. Мама-ворона нам игрушки приносить будет, а если повезёт, то пирог, черничный. Ты любишь пироги?
– Угу, – обойдя вокруг загадочного чердачного жителя, согласился Мефодий.
И тут лучик света скользнул по макушке Фомушки, высветив забавный рыжий хохолок.
– Ох, да ты ж домовой! – всплеснул руками Мефодий. – Ёшки зелёные, это ж как так-то? Домовой без хозяина – это беда, одичать можно. А дикий домовой, считай, погибель для всей деревни.
– Вот что, – хлопнул себя по колену Мефодий, – я тебя к себе заберу. Дедушка только рад будет. Мы тебя намоем, причешем, уму-разуму научим и в хороший дом определим.
– А маму с собой возьмём? – Фома вопросительно посмотрел на ворону, что прислушивалась к их разговору.
– Если она вернёт все игрушки хозяевам и больше не будет воровать новорожденных домовых, то у нас во дворе есть большая берёза. На ней очень удобно гнёзда вить.
– А пироги у тебя дома есть? – не сдавался малыш.
– И пироги, и пряники. Но сладкое только после обеда! – авторитетно заявил Мефодий.
– Ура! А что такое обед?
– Вот и узнаешь. А теперь садись в сапожок и поехали. С дедом знакомить буду!