Именно такую шарлотку Кристина любила больше всего: не на воздушном тесте, а из кусочков батона, перемешанных и запеченных с ломтиками яблок. По краю всегда получалась хрустящая карамельная корочка, а внутри пирог был чуть влажным и очень, очень ароматным.
Мама поставила рядом с тарелкой кружку горячего какао и присела напротив. Некоторое время молча смотрела, как дочка с удовольствием уплетает сдобу за обе щеки, а потом сказала:
– Кристин, мне с конюшни звонили.
Девочка вопросительно глянула на мать.
– Егор Иванович. Рассказал про сегодняшнее. Ну, про то, как лошадь приболела. И как ты ей помогала.
Кристина перестала жевать и положила кусок пирога на тарелку.
– Мам, ты расстроена?
– Нет-нет, что ты, доча, – мама поднялась и отошла к мойке. – Просто подумала, что тебе интересно будет знать. Дедушка твой – ты его не застала – на ипподроме работал.
– Где?
– Сейчас на том месте парк и гостиница, а в детстве, помню, мы с тетей Полей ходили к отцу на конюшни. Обед приносили.
Кристина задумалась. Мама редко вспоминала о своем детстве, если не спрашивать напрямую. Девочка почувствовала, что волнуется.
– Мам, расскажи еще.
Та ответила не сразу. Домыв посуду, сняла передник, повесила кухонное полотенце на ручку еще горячей, приоткрытой духовки и, взяв кружку с остывшим чаем, снова присела у стола.
– У твоего деда не было какого-то специального образования, ветеринарского или, скажем,… – мама неопределенно махнула рукой. – Зоотехника? Кто там занимается разведением лошадей? Я, Кристинка, честно говоря, мало в этом понимаю. Помню, что на конюшне он пропадал целыми днями. И, если кому из лошадей становилось плохо среди ночи – приезжали за ним, и отец ни разу не отказал, всегда спешил на помощь… У него очень хорошо получалось ладить с лошадьми. Все на ипподроме его знали.
Кристина, задумавшись, болтала ногами.
– А кем он работал?
– Не помню, – мама пожала плечами. – Помню, что он был без образования, даже школу не закончил, такие были времена. В костеле по Библии читать научился, а писать – так и не умел. Вместо подписи подкову рисовал и букву “К”.
– Почему “К”?
– Потому что звали его Казимир. Я же Казимировна, ты что, забыла? – мама улыбнулась.
Кристина улыбнулась в ответ и покачала головой.
– Просто такое имя, необычное.
Мама снова пожала плечами:
– Он бы очень удивился, узнав, какими именами сейчас зовут детей на детских площадках. Каждому времени свое, – она немного подумала, и то ли пошутила, то ли всерьез продолжила: – А может, “К” – потому что он был конюх?
Кристина поддержала:
– А может, и то, и другое?
Мама кивнула, посмеиваясь:
– Может, и то, и другое.
Кристина вернулась к пирогу с какао.
– Мам, а у тебя остались фотографии с дедушкой?
– Я поищу, доча. Где-то должны быть.
Доедая шарлотку, Кристина почуствовала, как по согревшемуся телу растекается сон. Помыв за собой посуду, она ушла в комнату, расстелила постель и завалилась спать, хотя на часах было всего восемь вечера.
Она не любила занавешивать окно. На улице мягкими хлопьями пошел снег. Глядя на пушистые комки, мелькающие в отсветах дворовых фонарей, Кристина думала о дедушке Казимире, об ипподромах и почему-то о Мишуте.
Когда мама зашла в комнату, девочка уже крепко спала.
***
– Здорово, Крыса! Слышь, тебя Ирка искала. Надо жерди красить. Ты че сегодня так поздно?
Кристина пришла на конюшню, когда неторопливое зимнее солнце уже выкатилось из-за горизонта. Мороз ослаб, а небо было затянуто серыми снеговыми тучами. В леваде прошагивали лошадей для первой прыжковой тренировки, похоже, рассчитывали успеть до учебной смены.
Вдоль длинной бетонной стены Дима выставил жерди от конкурных препятствий, чтобы обновить на них краску перед соревнованиями. Рядом валялись строительные кисти.
Кристина молча кивнула Диме в ответ и пошла переодеться. Пока она натягивала старые сапоги, в небольшую комнатку заглянула Ира.
– О, Крыська! Дима сказал, что ты пришла. Послушай, – она зашла в комнатку и закрыла за собой дверь. – Я насчет вчерашнего.
Кристина вопросительно посмотрела на нее.
– Ну… Спасибо. Вот. Я принесла тут немного, – Ира достала из-за спины ярко-красный полиэтиленовый пакет с новогодним рисунком и протянула его Кристине. – Тут конфеты. Ты любишь конфеты?
Девочка кивнула. Ира, не дождавшись, пока та возьмет пакет, положила его рядом на скамейку.
– Может… Ну, не знаю. Может, ты еще чего хочешь?
Кристина прошептала:
– Лучше не прыгай сегодня на Сороке.
– Что?
– Не прыгай сегодня на Сороке, – повторила громче Кристина и посмотрела на Иру.
Та некоторое время стояла молча, а потом бросила:
– Как тренер скажет! – и выскочила из раздевалки, захлопнув за собой дверь.
Кристина вздохнула, нашла под чьим-то свитером свою старую шапку и вышла в коридор конюшни. К пакету она даже не притронулась.
Она торопливо прошла к дальним денникам, пока кто-нибудь не нагрузил ее работой, и заглянула в стойло. Тихо позвала:
– Мишута!
Конь, дремавший в углу, неторопливо повернулся и ткнулся носом в ее протянутую ладонь.
– Привет! Смотри, что я тебе принесла!
Она протянула сушку. Конь взял угощение мягкими губами и довольно захрустел. Девочка чуть удержалась от того, чтобы зайти и прижаться к теплой лошадиной шее. Но было много дел. Он скормила ему еще две сушки.
– Я зайду попозже! Давай, сегодня заплетем тебе гриву? Я принесла завязки! Черные, они будут не видны. Получится очень нарядно, вот увидишь!
Мишута зашуршал губами по ее голове, собираясь стянуть с девочки шапку, но она, засмеявшись, привычно увернулась и потрепала коня по щеке.
– КРЫСА! – донеслось от входа в конюшню.
Девочка вздохнула.
– Все, пойду я, – и побежала к Диме.
***
Жерди надо было красить в четыре цвета: белый, красный, зеленый и голубой. Полосками. Краска сильно пахла. Но Кристине нравилась эта работа. Жерди выходили насыщенных, ярких цветов.
Краем глаза она наблюдала за тренировкой. Ира все-таки вышла из конюшни с оседланной Сорокой, старательно не глядя в ту сторону, где красились жерди. Теперь Сорока шагала на плацу, ожидая своей очереди на прыжки.
– Привет, Кристинка! – Егор Иванович вышел из тренерского вагончика, на ходу натягивая теплые перчатки. – Как дела? Не простыла вчера?
Кристина покачала головой.
– Молодец! Жерди получаются – высший класс!
Тренер пошел в сторону левады, прямо на ходу выкрикивая в сторону спортсменов:
– Дима, почему Памир грязный? Слезай с коня, снимай седло!
Дима что-то возмущенно закричал в ответ, Кристина не расслышала, что именно, но тренер был неумолим:
– Хочешь коню холку сбить перед выступлением? А ну слез с Памира живо! Бери щетки, если через пять минут конь не будет блестеть – сегодня не прыгаешь. Почему Сорока на плацу? У Сороки сегодня – только шаг! Ира, чем ты думаешь? Выводи кобылу с плаца, шагаете вокруг левады! Балалайка с Егором – первые на маршрут!
Кристина довольно улыбнулась, но сразу спрятала улыбку, потому что мимо, злобно пыхтя, пронесся Дима – за щетками. И через десяток секунд – назад, чистить коня. На ходу он бросил:
– Крыса, опоздала, да? Мне прыгать надо! Ну ты коза!
Кристина только глубже спряталась в воротник куртки, чтобы никто не заметил, как она улыбается.
А дальше день полетел, как обычно: чистка денников, лошадей, ремонт упряжи, кормежка, снова чистка… Кристина опомнилась, когда на улице уже стемнело и последняя смена отшагивалась на плацу перед тем, как отвести лошадей по денникам. Вспомнила, что не обедала и, прихватив из раздевалки бутерброд, отправилась к Мишуте.
***
– Представляешь, Мишута? Вот такой мой дед был. Хочу посмотреть фотографии, мама обещала найти. Как думаешь, он был усатый? Или бородатый? Так интересно!
Кристина скомкала полиэтиленовый пакет от бутербродов, засунула в карман. Еще немного посидела на свежих опилках, наблюдая, как лошадь размеренно жует сено. Потом поднялась и достала припасенные расчески.
– Сейчас будем наводить красоту. Помнишь, я обещала завязочки? Я начну от холки, чтоб ты сено спокойно доел. Может быть немного неприятно, у тебя тут колтуны.
Грива у Мишуты была густая, жесткая и разноцветная: рыжие волоски шли вперемешку с седыми и черными.
– Надо будет ножницы прихватить в следующий раз, – заметила девочка, заплетая первую косичку. – Если немного укоротим, то меньше будет путаться. Ты же не против? Все равно мух нет, зима на улице.
Мишута шумно выдохнул и ласково ткнулся носом девочке в бок.
– Кристина! – раздалось в коридоре. – Ты где?
Она быстро спрятала резинки и расческу в карманы, но замешкалась, не зная, расплетать готовую косичку или нет. К этому времени Егор Иванович уже заметил приоткрытую дверь денника и заглянул через просвет над кормушкой:
– Кристин, ты что здесь делаешь? Это ж не наш конь. Это ж из табунных небось.
Девочка залилась краской и потупилась. Тренер заметил сухари в кормушке, заплетенную гриву и покачал головой:
– Ты это бросай. Любимца себе нашла. Табунные кони, как морозы спадут, назад в поля вернутся. Вон лучше Сороку причесала бы. Кобыла в тебе теперь души не чает.
Кристина ничего не ответила, но и голову упрямо не поднимала. Мишута поддел ее мордой под локоть и зашуршал губами у кармана. Она ласково отвела морду.
– Ладно, – Егор Иванович открыл дверь и махнул девочке рукой. – На выход. Идем чай пить.
Топая по коридору вслед за тренером, Кристина рассуждала о том, что красавице-Сороке и так внимания достается побольше, чем другим лошадям. И Мишута, такой нескладный, коротконогий и лохматый, гораздо больше нуждается в ласке и внимании. К тому же, учебные лошади каждый день по несколько раз на улицу выходят, а ее конек как стал в денник, так и стоит.
Она украдкой бросила взгляд на тренера и сразу отвела глаза, как будто он мог прочитать ее мысли. Кристина решила, что Мишуту нужно выгулять. Оставалось придумать, как и когда.