Глава 5. Наказание
Тучи над академией сгущались, и мелкий дождь то и дело сыпал на головы студентов, тщетно пытавшихся отдохнуть в выходные на свежем воздухе.
Лима, решив не затягивать с купанием, накинула длинное пальто приятного голубого цвета и спустилась в холл.
Весь день она ни разу не видела Даниэля, и ее это радовало, как и радовало то, что всю ночь после осеннего бала она провела у Ирика, наслаждаясь его ласками.
Вода в озере, как и всегда, была теплой, и Лима с удовольствием погрузилась в нее и проплавала несколько часов вплоть до наступления густых сумерок.
К тому времени, как она вышла из воды, дождь уже лил от души. Быстро застегнув чокер, она набросила на себя намокшую одежду и побежала в академию, вскользь посмотрев на окна Ирика, излучавшие призывное тепло.
В животе приятно заурчало, и Лима улыбнулась, раздумывая пойти ли к нему сразу или сначала переодеться во что-нибудь сухое и более сексуальное.
Второй вариант ей понравился больше. У нее как раз была новенькая грация с поясом и чулками, давно ожидавшая своего часа.
Представив себе выражение лица Ирика, когда он увидит ее в ней, Лима снова улыбнулась, даже не заметив, что на ее пути появился Даниэль.
Улыбка в миг сошла с ее лица, когда она подняла голову и встретилась с его полыхающими красным огнем глазами.
– Я предупреждал тебя про наказание, – прорычал он, обдавая ее жаром.
Лима вскинула руки, чтобы призвать воду, но Даниэль схватил ее за меховой воротник пальто, от которого сразу же пошел запах паленого, и поволок за собой все в тот же кабинет, который уже стал его личной камерой пыток.
– Раздевайся, – приказал он, швырнув ее на пол. Лима не сдвинулась с места. – Раздевайся, я сказал! – Схватив за руку, он рывком поднял ее на ноги.
Лима вскрикнула от жжения. В том месте, где он схватил ее, остался след.
Она сделала, как он сказал и в ожидании замерла. Даниэль, чьи глаза по-прежнему горели огнем, кивнул ей на бутылку, стоявшую на преподавательском столе. Это была текила, причем, хорошего качества.
– Пей, – приказал он, не спеша натягивая черные, кожаные перчатки, которые торчали у него из заднего кармана джинсов.
Лима, напуганная до чертиков, послушно взяла бутылку. Повозившись немного с крышечкой, она бросила ее на стол и сделала маленький глоток.
– Еще! – Она сделала еще один маленький глоток. – Еще! До дна по маленьким глоткам!
К тому времени, как маленькими глоточками Лима выпила половину бутылки, она уже едва стояла на ногах, а текила все не кончалась. В кабинете было прохладно, и сырость, ползущая от приоткрытого окна, пробирала ее голое тело до костей.
Даниэль, не позволивший ей даже сесть, облокотившись на преподавательский стол, беспристрастно наблюдал, как ее бьет дрожь, и бутылка с трудом удерживается в ее худой руке с покрывшемся волдырями ожогом.
– Не… могу… больше… – выдавила Лима непослушным языком. Кабинет плыл, руки и ноги немели, колени готовы были сложиться в любой момент.
– Не можешь? – с насмешкой переспросил он. – Что ж так, сирена? Ведь ты любишь веселиться, любишь выпивать, любишь трахаться.
– Не… могу… – повторила она, пошатываясь.
Глаза Даниэля полыхнули огнем. Сорвавшись с места, он в один шаг преодолел расстояние между ними. Выхватив бутылку, он схватил одной рукой ее за лицо так, чтобы рот приоткрылся, а второй начал заливать ей текилу.
Лима поперхнулась, и текила потекла ей по шее на грудь. Не в силах больше стоять, она начала падать, тщетно пытаясь ухватиться за Даниэля, брезгливо отступившего от нее и с презрением глядевшего сверху вниз.
– Унылое зрелище, – констатировал он.
Лима ползала у его ног голая, облитая текилой и униженная ниже плинтуса. Ее стошнило, и она влезла в собственную рвоту рукой.
– За… что? – тихо всхлипнула она, оставив попытки заставить себя подняться. – За что… ты так… со мной? – Горькие слезы текли по ее прекрасному лицу, искаженному болью, унижением и стыдом. – Я… Я знаю, что я… Что я плохой… человек, но… Разве… я… заслужила такое обращение? – Она подняла на него заплаканные глаза.
Даниэль молчал. Глаза его потухли, как и презрение и злоба, и, если бы Лиме не было так плохо, то она заметила бы в них стыд, но она едва видела даже одежду, лежавшую от нее на расстоянии вытянутой руки.
Не услышав ответа, она снова попыталась встать, но безуспешно. И тогда она поползла, как побитая собака. Ладонь ее наткнулась на осколок бутылки, но она даже не почувствовала этого. Слезы и вновь подступающая рвота душили ее, и сохранившем трезвость кусочком рассудка она боялась, что вот-вот отключится и просто захлебнется собственной рвотой.
Сильные руки подняли ее, и гладкая кожа перчаток коснулась ее лица.
– Дыши ртом, – хрипло сказал Даниэль. В голосе его послышался страх.
Перчатка воняла текилой. Лима скривилась и с душераздирающим стоном вырвала.
– Не трогай… меня… – выдавила я, выворачиваясь из его рук и вновь падая на пол.
Нащупав рукой одежду, Лима кое-как натянула пальто. Платье и туфли она даже не стала пытаться надеть. Схватившись за стол, она попыталась встать. Ей даже это удалось, как и удалось сделать пару шагов к двери, но далее все расплылось, и она потеряла сознание.
Как она оказалась в своей комнате, Лима не помнила. Ильмира рассказала, что Даниэль с безумным видом вломился к ним с ней на руках. Она была в отключке: вся в рвоте, текиле, одна рука в волдырях, вторая изрезана осколками бутылки. И если бы не Ро, Ильмира убила бы его прямо там.
Подруги просидели над ней до рассвета и, когда она пришла в себя, напоили одним из зелий Ро против симптомов похмелья и помогли дойти до озера, чтобы она могла освежиться и залечить раны на руках.
Не желая никого видеть и куда-либо выходить, Лима просидела в комнате весь день, с благодарностью принимая заботу подруг. Она даже смогла заставить себя улыбнуться, но внутри у нее все ныло и саднило.
Даниэль не просто унизил ее, он ее раздавил. И никогда прежде она не чувствовала себя столь неуверенной и беззащитной. Она могла повелевать водой, управлять ее разрушительной силой, но не смогла ничего противопоставить новенькому парню, чья ненависть и жажда мести оказались в разы сильнее ее высокомерия, самоуверенности и тщеславия.
Первое занятие в понедельник у Лимы проходило в том кабинете, где новичок взял за правило над ней издеваться, и ей очень не хотелось туда идти.
Ро слиняла из комнаты сутра пораньше ради какого-то качка, чтобы начать дождливую неделю с приятных впечатлений, и Ильмира вызвалась проводить Лиму до ненавистного кабинета.
– Крепись, – Ильмира ободряюще пожала плечо подруги. – Каких-то полтора часа, и все закончится.
Лима с благодарностью посмотрела на подругу, и вяло улыбнулась. С утра она ничего не ела и, среди толпы студентов, мнущихся возле двери в ожидании звонка, она чувствовала себя очень не уютно. При каждом случайном касании, даже при прикосновении подруги, она слышала поскрипывание кожаных перчаток и их холодные скользящие движения по обнаженной коже, и это ее убивало.
Однако, с Ильмирой она согласна не была. В смысле, что все закончится после того, как она выйдет из того проклятого кабинета. Все не закончится. Даниэль никуда не денется и так просто не отстанет.
Вопреки своему желанию она показала себя слабой, глупой девчонкой, которую легко поманить красивым личиком и большим членом, которую легко сломать грубой силой и шантажом. Может быть, она и была глупой и слабой, сексуально озабоченной и легкомысленной, примитивной, недальновидной, балованной, капризной – список этот можно было продолжать бесконечно, но вот только дурой все-таки она не была, как и не была перекати-полем, безнадежно следовавшим за ветром.
Все не закончится, пока она это не закончит. И дело было уже не в Ирике и его карьере и репутации. Даниэль поднял ставки, поставив на кон ее честь и достоинство, которые вопреки, распространенному мнению, у нее были наравне с красотой и сексапильностью. И за все, что он ей сделал, она не просто отомстит, она вдребезги разобьется, но уничтожит его целиком и полностью.
"Подотри сопли, девочка" сказала она себе. "Ты проиграла сражение, но война только началась".