Шкура - читать онлайн

– Опять девка! – Фрол в пятый раз с нетерпением ждал рождения сына. – Кто их замуж возьмет? Неужели останутся в старых девах? Не умеешь рожать, не берись! – Фыркнув на жену, только что родившую пятую дочку, мужик вышел из бани и громко хлопнул дверью.

Дошел до дома, сел на завалинку, вынул из кармана широких штанов самокрутку и задумчиво закурил. В большой семье не хватает пацанов. Ой, как не хватает… Старость близится, силы уже на исходе, а Стешка одних баб на свет производит. Давно бы бросил неумеху, да совесть не позволяет. Что люди скажут? Как соседи смотреть будут? Да и не положено расходиться, когда в доме полно ребятишек. Фрол затягивался едким дымом и смотрел в одну точку.

– Все! Хватит на сына рассчитывать! – ударив себя по колену, поднялся. – Больше, Стешка, я к тебе не притронусь!

Вошел в дом, чтобы выпить квасу и немного успокоиться. В кухне была Галя, старшая дочка. Она ползала по деревянным доскам, намывая их до блеска, и что-то напевала себе под нос.

– Юбку опусти! – гаркнул на нее Фрол, увидев белые ляжки. – Взяли моду оголяться! Лучше бы замуж вышла, а то так и будешь до самой старости песни напевать и на моей шее сидеть!

Галя испугано подняла глаза на рассерженного отца.

– Бать, ты чего такой?

– Какой? – Фрол плюхнулся на лавку и вытянул ноги.

– Злой.

– А что прикажешь делать, когда твоя мамка еще одну бабу народила? Куда мне вас всех девать? В бочке прикажешь солить? Тебе уже семнадцать годков, Нюрке со дня на день пятнадцать стукнет! Надьке скоро двенадцать! Глашка-семилетка по двору шастает. И еще одна десять минут назад вылупилась! Где я на всех вас женихов найду?

Галя смотрела на отца снизу вверх и улыбалась.

– Чего скалишься, курва? – Фрол сдвинул брови к переносице. – Когда за тридцатник перевалит, волком завоешь.

– А чего мне выть? Я же не собираюсь всю жизнь одной прозябать, – Галя бросила в алюминиевый таз тряпку, встала, потерла поясницу.

– Ну да, ну да. Кто на тебя позарится? Доска – два соска.

– Бать, а это уже не твое дело. Выйду замуж, я сказала, вот увидишь. Да за такого, что все в округе обзавидуются.

– Полы домывай, сказочница. А лучше стиркой займись. Последние портки засалились. Хотя их у меня всего двое.

Галя подняла таз с грязной водой и вынесла его на улицу. Сегодня у нее должно состояться свидание. Тайное. Правда, потенциальный жених еще не знает, что он приглашен, но Галя, построив в голове план, была полностью уверена, что Степан, сын зажиточной семьи, обязательно клюнет, а там уж дело техники. Ополоснув таз и постелив половую тряпку у порога, Галя вытерла руки о передник.

– Нюрка!

– Оу! – Нюра сидела в комнате и ставила заплатки на застиранном пододеяльнике.

– Подь сюда!

Воткнув иголку в ткань, девушка потопала к сестре.

– Чего тебе?

– Постираешь вместо меня, а? – Галя щурилась, подняв голову к небу.

– С чего это? – Нюра не желала выполнять чужую работу.

– А с того, – опустив глаза на младшую сестру, Галя прикусила губу. – Если поможешь, то я, когда выйду замуж, заберу тебя к себе.

– Да кому ты сдалась? – задорно рассмеялась Нюра. – Правильно отец говорит, на тебя без слез не взглянешь!

Из хаты послышался крик разъяренного отца.

– Чтоб вас всех волки погрызли, тетехи окаянные! Чтоб у вас цыпки на руках повыросли! Овцы безрогие, опять иголку на кровать бросили!

– Ой, – Нюра приложила ладонь ко рту и вытаращилась на сестру, – кажется, я забыла иглу убрать. – Убежала в дом.

Галя усмехнулась от безалаберности Нюры, представив, как батька даст ей подзатыльника и забросает оскорблениями. Она не любила младших сестер. Вернее, терпеть их не могла. Все детство Галя была надзирателем. Хотелось с подружками на речку убежать, но мать заставляла за малышами присматривать. И за каждый недосмотр Галине ой как доставалось. Выросли девчонки, можно и Нюрку с Надькой привлекать, но мать настаивала, мол, ты же старше, обязана, должна…

– Чтоб тебе по полной прикатило, – Галя все ж решила стирку на Нюру переложить. – А то Нюрка помладше, с нее и спрос гладок. Тьфу! Быстрее бы замуж выскочить, да сбежать из дому.

Конечно, Нюре попало от отца, потому что он своим задом нащупал острие иглы. Отвесив дочери тяжелую оплеуху, Фрол швырнул на пол пододеяльник и подкинул его ногой. Нюра чуть не расплакалась. Убрав постельное в шкаф, она вытерла проступившие слезы, вышла на крыльцо, надув щеки. Следом прилетело и Гальке, которая намыла пол так, что можно упасть и голову расшибить. Галя насупилась.

– Надька! Давай шустрей, нам еще гряды полоть! – крикнула она третьей сестре, прибежавшей из магазина.

– Сегодня не моя очередь, – ответила Надя, пробегая мимо сестер. – Сегодня я вместо мамки на ферму иду.

– Разве? Она же меня отправить хотела.

– А ты за Глашкой присматривать будешь и помогать с новорожденным. – Выглянула Надя из открытой двери.

– А стирать кто будет?

– Ты.

– Нет уж, дудки. Стиркой пусть Нюрка занимается. Я на прошлой неделе белье на речку таскала. Все руки чуть не оторвались.

– Ничего не знаю. Мать сказала, что ты…

– Ладно. – Махнув рукой на сестру, Галя расстроилась. – Будто мне больше всех надо.

Сегодня вечером у оврага собирается молодежь. Будут жечь костер и петь песни под гармошку. Но, видимо, Галя не сможет попасть на вечерние посиделки, потому что слишком много домашней работы на нее взвалили.

– Ох, Степа, как же быть? – поплелась Галя в огород. – А если тебя какая-нибудь девица окрутит?

Она еще не знала, что Нюра тоже присмотрелась к красивому парню и жаждет встречи с ним. Проводив задумчивым взглядом сестру, Нюра побежала в баню, чтобы посмотреть на маленькую девочку и отпросится у матери на гулянку.

Глава 2

Осторожно открыв дверь, девушка прислушалась. Из бани доносится тоненький мамин голосок. Она что-то приговаривает, лежа на полке и уставившись на спящую девочку. Нюра осторожно вошла, встала перед мамой и улыбнулась новому человеку.

– Как ее зовут?

– Лена, – ласково ответила Стеша.

– Красивое имя. Мам, – Нюра дотронулась пальцем до головы ребенка, – можно я сегодня с девчонками к оврагу схожу?

– По дому все переделала, что я тебе наказывала?

– Все.

– Тогда иди. Гале скажи, чтобы чистых простыней принесла. Полежу еще немного и пойду корову доить.

Нюра оповестила сестру о просьбе матери, та принесла простыни, обернула ребенка и забрала его домой. Стеша, охая, поднялась с лавки, скрутила окровавленные тряпки и бросила их в корыто, залила холодной водой, затем отправилась доить Зорьку. Фрол лежал на кровати и слушал, как Галя бормочет что-то новорожденному дитя.

– Лишний рот – нож в спину, – Фрол подложил руку под голову. – Лучше бы не доносила.

– Бать, ты что такое говоришь? – услышала страшные слова Галя. – Она же живая.

– Надеюсь, не выживет, – Фрол повернулся на бок. – Глашка вон слабенькая родилась, но Стешка ее выходила. Дура баба, на кой черт ночами подскакивала? Задохнулась бы и дело с концом.

– Какой ты злой, – Галя выглянула из комнаты.

– А с чего добрым быть? Было бы из-за кого хребет ломать. Вон, у Лидки Мясниковой четыре бабы. И только двоим удалось пристроиться. Вторая косая родилась. А четвертая и вовсе с короткой ногой.

– Это да-а, – согласилась Галя. – Не повезло Маньке с Валькой. С ними и дружить никто не хочет. С самого детства сами по себе.

– Об чем и говорю, если бы пацаны были, то их с руками бы оторвали. Мужику что, его и шрам красит. А бабе надо быть сочной и с лица красивой. В нашем роду страхолюдин не было. И в кого ты такая дощатая уродилась? – засыпая, пробормотал Фрол.

Галю перекосило от злости. Батька всю жизнь ее за уродину считает, с детства шпыняет, недолюбливает. Когда мама была беременна во второй раз, отец с нее чуть пылинки не сдувал, с нетерпением ждал рождения малыша. Но родилась Нюрка. Батька чуть позлился, разок напился, а потом решил, что им третий ребенок нужен. Он был уверен, что на этот раз точно родится мальчишка. Третья беременность сорвалась. Стеша перетаскивала навоз в корыте на грядки, муж ей не помогал. Он отсыпался после двухдневной рыбалки с соседом. Стеша родила, будучи на шестом месяце беременности. Родила мальчика, мертвого, но мужу ни слова об этом не сказала. Иначе прибьет к чертовой матери за его несбывшуюся мечту. Доложилась, мол, девка была. Фрол не расстроился. Зачем ему еще одна деваха в доме? Потом был двухгодичный перерыв. И все ж Стеша забеременела. Родилась Надя. Фрол задумался, что за напасть такая? Одни девки рождаются, неужели на его семени проклятие наложено? Целый год Стешу лаской не одаривал, сдерживался. Ему одна бабка наплела, что нужно выждать время. Слишком часто он к жене пристает, поэтому надо обождать. Ровно год не ложился со Стешей в одну постель, на сеновале ночевал, думал о сыне, иногда горькую с соседом за лекарство принимал. А сосед возьми и ляпни:

– Стешка твоя, окромя девок, никого не родит. Она у тебя порченная.

Подвыпивший Фрол схватил соседа за шиворот и отмутузил. Разозлился, в общем. Порченная, не порченная – одному богу известно. Фрол со Стешой до свадьбы встречался, поэтому сей факт доказать не может. Не помнит, потому как темно было, кровь на ее платье он не рассматривал. После рождения Глашки Фрол совсем поник, как старая береза под ливнем. Ходил весь серый, в мыслях Стешку проклинал, себя жалел, местным мужикам, у которых пацанов в избытке, завидовал. Почти шесть лет на Стешку не смотрел, боялся, что пузом наградит, а там вновь девка. Но однажды не выдержал, затащил жену в баню, как следует, оприходовал и начал ждать результата. Через девять месяцев Стеша оповестила мужа о наступающих родах. Спряталась в бане, а Фрол вокруг ходил и бога молил, чтобы тот сына ему послал. Но, видимо, чем-то прогневил он бога, потому что пятая дочь родилась. Разозлился Фрол, плюнул, да и спать завалился.

Стеша подоила корову, накормила курочек, проверила Леночку и прилегла отдохнуть.

– Подвинься, тетеха, – сквозь сон прошептал Фрол. – Лучше б в бане осталась.

– Прохладно там ночью. Баня остыла. – Ответила Стеша.

– Вот и надо было девку там оставить. – Фрол моментально проснулся, приподнял голову и уставился на жену. – Зачем в дом притащила?

– Что ты такое говоришь, окаянный? Это же твой ребенок. Родной, кровный.

– И что с того? Какая от нее польза? Ты можешь своим куриным умишком хоть немного подумать, для чего она нам? Пятая! – растопырил пальцы Фрол. – Понимаешь или нет? Пятая!

– Ну и что?

– Ох и глупая ты курица, – Фрол повернулся на другой бок. – Эти девки с лица корявые. Что первая, что пятая. Ни одна местным парням не сгодится. Все, как на подбор, кривые. Одна тощая, другая короткая, третья лупатая… Ни одна на меня не похожая.

– Не дури. У каждой от тебя есть что-то. У Гали нос твой, у Нади – рост.

– Что? – Фрол поднял голову. – Хочешь сказать, это я лупатый?

– Спи, хватит напраслину возводить. Придумал тоже, лупатый он.

Дождавшись, когда родители уснут, Нюра надела единственное праздничное платье, которое ей от старшей сестры досталось и было перешито на ее комплекцию, вышла из комнаты.

– Куда это ты? – Галя только что вошла в хату, закончив всю домашнюю работу.

– На гулянку.

– А кто тебя отпустил?

– Мамка.

– Спать ложись. Мамка не могла тебя отпустить.

– А ты у нее спроси, – прошмыгнув в приоткрытую дверь, Нюра выскочила на улицу.

Поправила прическу, пригладила подол платья и зашагала в сторону оврага.

– Ну погоди, – Галя смотрела на нее из окна. – Узнает батька, получишь по первое число.

Решив проследить за сестрой и встретиться с суженым, Галя быстро переоделась и побежала следом.

Глава 3

Нюра проскочила мимо дома деда Пафнутия, завернула за усадьбу и побежала через поле к главной дороге.

– Куда это она? К оврагу? – Галя семенила следом между липами и иногда останавливалась, чтобы пригнуться, когда сестра оборачивалась. – Сейчас узнаем, куда ты так торопишься.

Перебежав пыльную, ухабистую дорогу, Нюра занырнула в кусты можжевельника.

– А-а, – сообразила Галя. – Теперь ясно.

За кустами пахло костром, были слышны смех и разговоры молодежи. Нюра, появившись перед веселой компанией, громко поздоровалась.

– Привет! – ответили хором ребята.

– Я думала, ты уже не придешь, – Люба, подруга Нюры, взяла ее за руку и посадила рядом, на трухлявое бревно.

– А Галя где?

– Ее не отпустили, – с гордостью ответила девушка, натягивая на колени подол платья.

– Кого это не пустили? – из кустов вылезла Галя.

Нюра насупилась. И что ей здесь надо? Приперлась, зараза…

– Галь, Ванька гармонь не расправляет, тебя дожидается, – спрыснула Олеся, косясь на молодого гармониста.

– Угу, – Галя, переступив край бревна, села, осмотрела каждого, кто здесь был, и, не найдя Степана, расстроилась. – А где Митька?

– Со Степкой где-то, – отозвался один из парней.

– Они к бабке Марфутке за самогоном отправились, – предупредил гармонист.

– Опять напьются и будут к девкам приставать, – передернула плечами зеленоглазая Светлана.

– А и пусть! – Галя положила ногу на ногу. – Не убудет!

– Ты что такое говоришь? – Нюра побагровела от стыда. – Не совестно?

– А ты вообще молчи, – фыркнув, Галя зашептала. – Скажу батьке, что без спроса ушла, он тебе задаст.

– Да пошла ты. Я у мамки разрешения спросила.

– Вот и посмотрим, кто у кого спросил.

Вдруг затрещали ветки можжевеловых кустов. Молодежь повернула головы и увидела Митяя, а за ним – Степана.

– Во! – Митя поднял обе руки с самогоном. – Видали? Сейчас отдохнем, расслабимся.

Девчонки поджали ноги, чтобы парни смогли пройти. Галя, подняв хитрые глаза на Степана, закусила губу. Нюра от смущения опустила голову. Степан, заметив свободное место рядом с Галиной, плюхнулся на него, Митя присел рядом с гармонистом.

– Ну? Кому? – достал из-за пазухи граненый стакан, вынул бумажную пробку из бутылки и налил полстакана мутной жидкости.

– Мне! – Галя подняла руку.

– Сдурела? – покосилась на нее Нюра. – Батька узнает…

– Пошла ты со своим батькой, – Галя толкнула сестру плечом в плечо и подошла к Мите.

Забрала у него стакан. Резко выдохнула и выпила самогон за два больших глотка. Девушки посмотрели на нее с удивлением. А что, Галя уже пробовала спиртное, если опрокинула его, как мужик?

– Ух! – сделав последний выдох, Галина размашисто вытерла рукой губы.

– Ничего себе! – воскликнул Митя. – Вот это по-нашему! Еще?

– Не, – покачнувшись, Галя еле удержала равновесие. Гадкая водица моментально проступила по́том.

Девушка села на прежнее место и глубоко вздохнула.

– Ничего себе, – Степан смотрел ей в лицо и не верил, что девки могут так пить. – Где научилась?

– А нигде. Я – понятливая.

Степе понравилась самоуверенность Гали. Он что-то почувствовал к ней. Какая-то искра пробежала. Решив, что сегодня он пойдет провожать ее, Степа выпил, достал из кармана штанов яблоко и угостил Галю. Нюра следила за ними. Следила и нервничала. Настроение у нее испарилось, но желание прогуляться со взрослым красивым парнем не исчезло. Степу она заметила на днях, когда бегала на речку стирать белье. Степан с друзьями купались в одних трусах. Рассмотрев самого фигуристого парня, Нюра поняла – он предел ее мечтаний. Его рельефные мускулы и шикарный торс выглядели привлекательно. Забыв о простыне, которая выпала из рук в воду, Нюра, когда очнулась, поняла, простыня уплыла.

Веселая компания, допив горькую, спела пару народных песен о любви, потушила костер. Пора разбредаться по домам. Нюра встала рядом со Степаном. Галя покосилась на нее.

– Иди домой, – грозно приказала сестре.

– Не хочу. Рано еще, – огрызнулась Нюра.

– Иди, говорю.

– Сама иди.

Степа в это время прощался с друзьями. Он уже надумал проводить Галю, но друзья уговаривали сходить на реку и посидеть там еще немного.

– Всего час ночи, Степ, айда с нами.

– Да, время детское. Успеем еще выспаться.

– Не-е, – Степу слегка шатало. – У меня другие планы.

– На нее, что ли? – Митя кивнул на Галю.

– Я пошел, – Степа не ответил и развернулся к сестрам. – Ну, пошли?

Он взял Галю за руку и повел сквозь можжевельник. Нюра разозлилась. Подскочив к сестре, она больно дернула ее за косу.

– Ты чего? – Степа растерялся.

– А того! – гаркнула Нюра, занырнув в кусты.

– Психованная, – Галя пролезла сквозь плотно прилегающие ветки. Нюры и след простыл.

– Ну? Куда? По дорогам шататься? – Степа поравнялся с Галей.

– Не-а, пусть все уйдут, – девушка смотрела на освещенное лунным светом лицо Степы.

Компания потихоньку расходилась, а молодая парочка стояла на одном месте и провожала каждого прощальным словом. Когда все скрылись из поля зрения, Галя взяла поддатого парня за руку и повела обратно, к оврагу. Остановившись у еще дымящегося костра, она сняла со Степы накинутый на плечи пиджак. Постелила его на примятую траву и села на него.

– Я хочу, чтобы ты был у меня первым, – полушепотом произнесла она и легла на спину.

Глава 4

Подвыпивший Степан сделал свое дело и уснул. Галя обняла его, поцеловала в щеку, погладила по голове.

– Степа, Сте-оп, – попыталась разбудить, но тот не шелохнулся.

Дикая усталость и хмель разморили парня. Он спал без задних ног, лежа на спине. Галя с улыбкой смотрела в его умиротворенное лицо. Какой же он красивый, спасу нет!

– Степа, Степочка, – приговаривала она, не веря в произошедшее.

Она не знала, что это бывает так… как будто вырастают крылья за спиной и хочется взлететь высоко-высоко, а потом упасть камнем. И, возможно, разбиться, потому что в эти минуты тебе становится безразличен этот мир.

– Степа-а, – Галя потрепала его густую шевелюру. – Пойдем домой.

– М-м, – Степан не мог открыть рта.

Его челюсти были расслаблены, как и все тело. Он не чувствовал рук и ног. Наверное, сейчас не понимал, где он находится, и что вообще произошло. Вернее, с кем.

– Степушка, вставай, пойдем домой.

На самом деле Гале не хотелось уходить. Но уже светало. Наверняка, сельчане уже проснулись. Скоро женщины погонят коров в поле. Надо бы поспешить, иначе отец очухается и поймет, что Галя не ночевала дома.

– Нюрка доложится, – вспомнила девушка о вредоносной сестрице. – А пусть. Теперь мной нельзя командовать. Я стала взрослой женщиной…

Положив голову на плечо Степана, Галя уставилась на небо, еле проглядывающее между ветвистыми деревьями, густо покрытыми зеленой листвой. Рассвет идет. Наступает утро.

– Степа, – приподняв голову, Галя глубоко вдохнула. – Степ, а ты меня любишь?

– М-м, – промычал парень, не дернув ни одним мускулом на лице.

– Любишь? – Галя ждала положительного ответа.

Ее сердце учащенно колотилось, потому что Галя уже представила, как Степан ведет ее к свадебному столу.

– М? Любишь?

Но парень продолжал смотреть сны, едва подергивая одной ногой.

– Степа, просыпайся. Домой пора.

Бесполезно. Он спит, как убитый. Галя не стала дожидаться, когда он проспится. Поднялась на ноги, поправила платье на груди, застегнула пуговицы. Оставив Степана отсыпаться, она вышла на дорогу. Сладко потянулась.

– Правильно сделала, что увязалась за Нюркой, – зевнув, довольная девушка зашагала в сторону дома.

Вот уже и мычания издалека слышны. Идут коровки в поле, зеленую травку щипать. Галя шла и улыбалась своим воспоминаниям. Представляла, как она со Степаном будет каждый вечер проводить, стол для него накрывать, его портки штопать. А он сидит на лавке, ножи точит, не сводя влюбленного, прищуренного взгляда со своей любимой Галочки.

– Ты где была?

Красочные мечты мгновенно рассеялись. К Гальке подскочила Нюра.

– Тебя батька спрашивал.

– А ты, что натрепала? – Галина начала сверлить сестру строгим взором.

– А я сказала, что ты Зорьку погнала. На, – Нюра передала сестре прут. – Гони. А то мне домой надо. Мамка на ферму ушла, а я за Леной смотрю.

Нюра ускакала к ребенку, а Галя повела корову к пастуху. Идет, сама себе улыбается, о Степане думает.

– Сегодня тоже на свиданку пойду, – вслух сказала девушка и весело замахала длинным, тонким прутом. – Шевелись!

Проводив Зорьку к ее «подругам», Галя поспешила домой. Весь день она только и делала, что думала о Степане. Из рук все валилось, что-то разбилось, где-то порвалось. Галя с улыбкой исправляла косяки и не слушала, как ее ругает отец.

– Курва безрукая, – сидя на лавке, Фрол наблюдал, как на пол падают кусочки огурцов. – И зачем ты только такая уродилась? От тебя ж одни убытки.

Галя молчала. Ей было плевать, что там бухтит батька. Пусть психует, ей сейчас не до него.

– И кому ты такая сдалась? Ни один парень не посмотрит на чувырло худосочное. На тебе ж, как на досках, все кости сотрешь.

Услышав, как отец поносит ее тощую фигуру, Галя резко развернулась.

– Чего зенки растопырила, вобла? Правду говорю, а ты слушай. Слушай и думай, как дальше жить будешь. Мне не с руки тебя кормить. Толку от тебя, как от вороны. Что та просто так живет на белом свете, что ты. Девка ты уже рослая, могла бы и сама свою судьбу пристроить. Я в твои годы пахал, как вол, а ты только и можешь, что кусок хлеба в глотку совать. Не в коня корм! – гаркнул Фрол и тут же расхохотался, широко раскрыв щербатый рот.

Бросив нож на стол, Галя засопела и пулей выскочила на улицу. Покрутив головой, она подлетела к калитке, с силой распахнула ее и побежала, куда глаза глядят. Обидно, что родной отец куском хлеба попрекает. Обидно, что говорит о ней, как о каком-то больном животном. На душе стало так гадко, что захотелось убежать из села и больше не видеть ненавистного батьку. На дороге ей попался помятый Степан. Он шел вразвалочку, курил и почесывал взъерошенный затылок.

– Степка! – Бросившись ему на грудь, Галя зарыдала. – Давай поженимся! Степка, я хочу с тобой жить!

– Сдурела? – глаза еще не проспавшегося Степана поползли на лоб. – Какой жениться? Я еще погулять хочу.

– Погулять? – Галя подняла заплаканное лицо. – С кем?

– А это уже не твоя забота. Иди, куда шла. А мне домой надо. Все тело ломит, будто всю ночь поросей из сарая перетаскивал.

Отцепившись от дурно пахнущего с перепоя парня, Галя шагнула назад. Все? Любовь закончилась? Она смотрела в припухшие глаза Степы и не верила, что он после ночного случая ничего к ней не чувствует. Надумав себе что-то, Галя резво рванула в другую сторону, туда, где живут родители Степана. Прибежав к высокому забору, она отворила ворота, влетела во двор и заорала во все горло:

– Тетка Марфа!

Из открытого окна высунулась голова в платке. Женщина с суровым выражением лица спросила:

– Чего тебе?

– Тетка Марфа, ваш Степка… – вдруг замешкалась девица.

– Чего он учудил?

– Пусть женится на мне! – выдала Галя, задыхаясь после бега.

– Ха-ха! – расхохоталась Марфа, подперев челюсть натруженной ладонью. – Ишь, чего захотела! Кто ты, а кто он? Думай, что городишь!

– Если Степка на мне не женится, то я всему селу расскажу, как он меня сегодня ночью обесчестил! – грудным голосом выкрикнула Галя.

– Что он сделал? – из сарая вышел хозяин дома – Панкрат Федосеевич. Его пушистые брови опустились на глаза, и Панкрат стал похож на Лешего, о котором рассказывают местные бабки непослушным внукам.

– Что слышали! Все знают, что я не гулящая! Стоит только рот открыть, и вашему Степке не будет жизни среди честных людей! Если он на мне не женится, то люди ваш дом будут стороной обходить!

Глава 5

Панкрат задумался. Голова Марфы скрылась за занавеской. Женщина вышла на крыльцо, поставила руки на бока и начала оправдывать сына.

– Степка не мог такое совершить! Он у нас хороший парень! Да чтобы о-он, да поле-ез… – помотала головой Марфа. – Брешешь ты, девка. Ей-богу, брешешь.

Панкрат перевел сердитый взгляд с девушки на входящего во двор сына. Степан, окинув всех удивленным взором, остановился.

– Она говорит, что ты ее снасильничал. – Панкрат держал в руке плетку. – Было? Нет?

Глаза Степана округлились, лицо вытянулось.

– Да она сама… – не успел обвинить девушку Степа, как отец огрел его плетью по предплечью.

– Ах ты паразит! – Панкрат понял, что Галя не врет. – Да чтоб у тебя стручок отсох! Надумал девок портить? Ты что, хочешь нас с матерью до могилы довести?

Степан, прикрывая голову руками, крутился по двору, как волчок.

– Батька, за что?

– Панкрат! Не смей бить сына! – завизжала Марфа, схватившись за голову. – Убьешь ведь!

– Я из тебя все хотелки выбью, – приговаривал Панкрат, резво размахивая плеткой. – Я тебя научу, как до свадьбы на девок лазать. Вот тебе. Вот. Держи. Как? Расхотелось дева́х чести лишать?

Галя смотрела на скорчившееся от боли лицо любимого Степы и морщила нос. Она как будто на себе чувствовала удары плетью. Свист в воздухе оглушал Галю, а каждый хлесткий удар заставлял содрогнуться.

– Бать, я не виноват, она сама на меня вешалась, – Степа уже не мог терпеть жгучую боль и начал постанывать.

– Степушка! – Марфа, не выдержав, подскочила к сыну и закрыла его собой. – Ты что ж наделал, ирод? Ты ж его до смерти забил, – она положила на окровавленную рубаху голову и истошно заплакала.

– Чтоб женился на ней, – сложив плеть пополам, Панкрат вытер запястьем взопревший лоб. – Нечего на мою семью напраслину возводить. Мой род позорить не дам! – замахнулся он и сразу опустил руку. – Мой прадед был при дворе. Деда уважали. Отца побаивались. А меня, Панкрата Федосеевича, засмеют, что не смог честь семьи сберечь? Женишься! Вот мое слово!

– Да пошто она нам сдалась? – Марфа покосилась на зажатую Галину. – Ты ж глянь! Такая тощая, что того и гляди, переломится. Какой с нее толк? Работать не сможет, а кормить просто так, чтобы с голоду не подохла – не вижу смысла. Гони ее, Панкратушка. Вон, как из-за нее Степушке досталось.

– Я сказал, свадьбе быть! – топнул ногой Панкрат. – Забыла, кто в доме хозяин?

– Свадьба, так свадьба, – сдалась Марфа, уставившись на напуганную девушку.

«Ну смотри, паскудница, захотела жизни сытой? Так я тебя накормлю. Ой, досыта накормлю» – подумала она, затаив злобу на невестку.

Марфа помогла сыну подняться, повела его в баню, чтобы вытереть кровавые следы и промокнуть порезы настойкой, иначе попадет инфекция и кожа загноится.

– Жди сватов. – Строго сказал Панкрат. – Сделаем все, как полагается.

Улыбнувшись будущему свекру, Галя поспешила домой, обрадовать сестру и мать. Мама не поверила, что зажиточная семья готова принять бедную девушку в своем доме. Решив, что над Галей пошутили, а она поверила, мама заставила Галину пойти в поле и переворошить сено.

– А зачем ты наврала? – за старшей сестрой увязалась Нюра. – С чего ты взяла, что Степан женится на тебе? Он сам тебе это сказал?

– Его отец так сказал, – Галя уже вовсю чувствовала себя богачкой. Она вообразила, как будет выглядывать из окна добротного дома и брезгливо коситься на прохожих, будто на противных мух.

– Ересь. Обыкновенная чепуха.

– Вот увидишь, я выйду за Степана и будут жить у них.

И действительно, через день в доме Фрола объявились сваты вместе с Панкратом и Марфой. Фрол не мог поверить, что такая знатная семья вдруг заинтересовалась какой-то дощатой Галькой. До последнего не верил, пока не сыграли свадьбу. Ох и довольный был Фрол. Ходил важный, сам на себя не похожий: руки в карманах, грудь колесом, браво шагает, носом небо цепляет. Два дня праздновали во дворе Панкрата свадьбу. Еды было навалом, настойки – хоть залейся. Свекор специально устроил свадьбу с размахом, чтобы все видели – Степан женится на любимой девушке. Через два дня, когда свадебное торжество было закончено, Марфа подозвала сына и тихо задала ему важный вопрос:

– Ты ее в брачную ночь не тронул?

– Нет, мам. Даже не целовал. Все, как ты наказала.

– Умница. Пускай поживет отдельно, а там посмотрим, как она выкручиваться будет. Галя! Поди сюда, – Марфа держала в руках плотно набитую подушку.

Галя вышла из комнаты, отведенной ей и Степе, встала перед свекровью и приготовилась слушать.

– На, – Марфа отдала ей подушку. – Ночевать будешь в сенях. И смотри, чтобы Панкрат тебя не застукал. Позже ложись, раньше вставай.

– Как это? Я же должна спать с мужем, – растерялась Галя.

– А вот пройдет времечко и узнаешь, – Марфа хитро посмотрела на сноху. – И не вздумай начудить, иначе быстро к мамке отправлю.

– Во-первых, я ЗА-МУ-ЖЕМ, – Галя задрала нос кверху. – Во-вторых, Вам надо, Вы в сенях и ночуйте. И в-третьих, я Вам тут не собачка, чтобы меня шпынять. Ясно? Или пояснить еще раз?

Глава 6

Побледнев от неслыханной наглости, свекровь взяла за руку сына и отвела в сени.

– Не прикасайся к ней, слышь? – зашептала она, оглядываясь, не подслушивает ли Галя. – Не верю я, что ты ее силой взял. Да и вообще, что ты позарился на эту засушенную воблу.

Степан стоял с угрюмым видом и внимательно слушал.

– Ой, Степушка, если б не Панкрат, летела бы у меня Галька через все село вверх тормашками. И зачем нам такая родня? Голая нищета. Шибко совестливый он у нас. А у этой – совести ни грамма. Видал, как она себя поставила? Хозяйкой себя почуяла? Так я покажу ей, кто тут хозяйка. Будет у меня день и ночь по грядам ползать, увижу хоть один сорняк – сожрать заставлю. Ох, Степушка, попали мы с тобой, как кур в ощип.

Марфа не сводила сердитых глаз с сына, сетуя на плачевное положение.

– Гляди у меня, не лезь к девке. Подождем немного, посмотрим, как она потом в бутылку полезет, доказывая, что ты с ней был. Был, не? – Она въедалась прищуренным взором в посеревшее лицо Степы и ждала, когда тот мотнет головой. – Чего молчишь? Правду матери говори.

Степан не помнил, было или нет. Пьяный был, проснулся у оврага. Вроде и целовались, а дальше…

Пожав плечами, парень громко выдохнул.

– Вот, вижу, что самому противно от того, как эта девка ловко хомут на тебя накинула. А что ж поделать, сынок, батька наш как сказал, так и будет. Ничего-ничего, потерпим месяцок-другой, а там возьмем метелку и выметем лисицу облезлую из нашей хаты.

Не удалось Марфе выселить сноху в сени. А крик поднимать тоже не стоит. Если Панкрат узнает, что Галя спит не в комнате мужа, то быстро всех научит Родину любить. Боится огласки, Панкрат. Нельзя допустить сплетен о его семье, иначе доброе имя сотрется с лица Земли. До́роги Панкрату память и чествование его фамилии. Фамилии, которую с гордостью носили деды и прадеды – Стрелецкий. Громкая фамилия, значимая. Когда в роду Панкрата дворяне были, в крепостных никто не числился.

Марфа науськала сына, чтобы ложился спать одетым, отвернувшись от Галины, и начала ждать окончание срока, установленного собственноручно. Месяц проходит, свекровь косится на Галю и выжидает. Та двор метет, свеколку поливает, картошку полет и даже не потеет. Второй прошел. У Марфы руки зачесались. Со дня на день девка должна недомогание ощущать. Но, увы. Галина все также бойкая и шустрая. Носится по огороду, как озорной теленок по цветущему полю.

– Все! – Марфа весь день ждала мужа из города. И вот он вошел в хату. – Я была права! Эта доска неотесанная нашего Степу оговорила! Бери, Панкрат, плеть и гони брехло к самому ее дому!

– Только через порог переступил, а ты уже загадку мне задаешь, – Панкрат скинул с плеча на пол скрученный в кольцо канат, купленный на базаре.

– Галька-то ваша пустая, как скворечник по осени! Гони, говорю, эту падлу! Набрехала на Степку, чтоб послаще жрать в моей избе!

– Ты бы потише басни сказывала, – нахмурившись, Панкрат сел на лавку, вытянул ноги и харкнул в темный угол, куда, обычно, плюет, когда ему что-то не по нраву. – Степка признался, или тебе сон приснился?

– Не брюхатая, понимаешь? – Запрыгала рядом с ним счастливая женушка, посчитав, что вывела сноху на чистую воду. – Два месяца со Степкой не сношались! Два месяца он от нее нос воротил, чтобы доказать – не было между ними соития!

– А тебе откуда известно, что они врозь ночи проводили, а? Подглядывала? Подслушивала? Или тебе они сами каждое утро докладывались?

– Я Степку научила, чтоб к ней любви не проявлял! Сроки все вышли, а девка-то пустая!

– И что? Может, с первого разу не туда попал? – усмехнулся Панкрат, погладив пушистые с рыжиной усы.

– Как же! У нас же с первого раза Федька получился!

– Да-а, – загрустил Панкрат, вспомнив старшего сына, умершего от тяжелой болезни много лет назад.

– У Вальки Подоприхи тоже с одной ночи дите прижилось! – продолжала Марфа доказывать, что Галька оболгала Степу. – Милка Ляшкина с полпинка забрюхатила!

Панкрат приподнял одну бровь, искоса посмотрел на жену и выдал:

– Откуда тебе-то известны такие подробности? Свечку держала? – Медленно поднявшись с лавки, мужик рассвирепел. – Сколько разов предупреждал, чтоб сплетни не собирала, а?

Заметив, как муж сжал кулаки, Марфа сбавила тон.

– Да пойми ты, Фома неверующий, девка эта с хитринкой. Захотелось жрать от пуза, вот и наговорила на нашего сына.

– Ты, сорока, по себе не суди, – Панкрат двинулся в комнату. Тяжелые шаги от кирзовых сапог эхом зазвучали в голове Марфы. – Забыла, как меня в оборот взяла, чтобы я на тебе женился? – И скрылся за дверью.

Втянув губы, ошарашенная женщина насупилась. В дом вошла Галя. Поставив на стол ведро, до краев заполненное куриным яйцом, она села на табурет и выдохнула с облегчением.

– Чего расселась, клуша? Вставай и бегом сено ворошить. – Рыкнула на нее свекровь.

– Устала, – вытерев вспотевший лоб рукой, Галя сняла с головы косынку. – Тяжко мне.

– С чего вдруг тяжко стало? – С насмешкой спросила Марфа. – Ты давай, поворачивайся, а то я тебя мигом к мамке с батькой отправлю. Нечего прохлаждаться. Ты не барыня, чтоб сиднем сидеть. А ну? Кому говорю?

– Тяжелая я, – простонала Галя, поставив локти на стол и приложив ладони к голове. – Дурно мне, спасу нет.

– Тяжелая? – Вылупившись на побледневшую сноху, Марфа подошла к ней вплотную. – Значит, Степка и ты… Два месяца назад…

– А Вы до сих пор не верили?

– Ну и шкура же ты! – завелась Марфа, хлопнув кулаком по столу. – Вонючая шкура дохлого осла!

Глава 7

Из комнаты крикнул Панкрат:

– Марфа! Что у вас там? – его грубый голос доказывал, что он услышал, как Марфа ругает сноху.

– Я говорю, дура! – не растерялась женщина. – Дурно ей, а сама ведра таскает! Пора бы о себе подумать…

Настроение у хозяйки стало таким удрученным, что она чуть не заплакала. Вот горе-то! Видать, скоро станет бабушкой. Нет, она вроде и рада внуку, но только мать у внучка не та. Другую бы, с богатым приданым и помясистее.

– Заболела? – Панкрат подошел, чтобы удостовериться, что за болезнь у снохи.

– Беременная, – через силу ответила Галя.

– Что? – и лицо грозного мужика расплылось в улыбке. – Надо пир закатить на весь мир! – воскликнул он, хлопнув в ладоши. – Радость-то какая, мать!

Подхватив жену на руки, крутанул два раза и поставил на ноги. Марфа успела взвизгнуть и стукнуть радостного мужа по плечам.

– Марфа! Собирай гостей!

Глаза Панкрата светились от счастья.

– Будет внук! Чтоб меня на части разорвало! Внук!

– Чего разошелся? – Марфу передернуло от восклицаний мужа. – Еще доказать надо, Степкин ли…

– Кончай галдеж! – Панкрат переменился в лице. – У тебя не язык, а клубок змей во рту. – Уставился на притихшую сноху. – Галька, ты полежи. Отдохнуть тебе надо. Не ровен час, дите скинешь с таким здоровьем.

– В поле надо идти, сено…

– Никакого сена! – оборвал еле выговаривающую слова Галю Панкрат. – Работа подождет! Марфа сама на сено сходит. Дождей нынче не будет, а Марфе тоже размяться не помешало. Ишь, хозяйка выискалась, все хозяйство на молодуху скинула. Собирайся!

Марфа чуть не гаркнула в ответ. Сдерживая свой длинный язык, она повязала косынку на голове и, сжав челюсти, потопала на улицу.

– Сам гостей позову. Такое событие грех не отметить.

Вечером в доме Панкрата собрались родственники, которые жили в селе, и самые близкие знакомые. Наливка текла рекой, столы ломились от мяса и овощей. Как будто вторую свадьбу играют.

– Нехорошо это, – старенькая женщина наблюдала за молодыми, сидящими во главе стола. – Нельзя праздновать. Дите еще не родилось, а его уже внуком нарекли.

– А что с них взять, с богачей. Зажиточным только дай волю, они каждый день праздники устраивать будут. – Поддерживая разговор, Стеша косилась на молчаливую дочь.

Редко заходит Галя к родителям, потому что теперь у нее своя жизнь. Семейная. Сестер видеть не хочет, а отца – тем более. Матери помогать есть кому, пусть не обижается, но видеть, как отец хвалится чужим добром – надоело. Фрол каждый божий день разговоры об удачном сватовстве ведет. Мужикам надоел хуже горькой редьки. Те уже и слушать не хотят, как он с Панкратом самогон пьет и в карты играет. Все знают, что Панкрат с простыми дружбу не ведет, но доказать ложь Фрола не могут. Породнились, все-таки. Кто его знает, пьют они вместе или нет. Одни сомневаются, другие молча слушают, третьи за спиной посмеиваются. А Фрол знай себе павлином ходит, хвост распушит, носом чуть ли небо не протыкает. Важничает, значит. Вот и сегодня он не смог промолчать. Выпил лишку, поднялся с вытянутой рукой, держащей стакан, и громко сказал:

– Вот, каких девок удачливых производить надо!

Гости замолкли. Несколько пар глаз устремились на опьяневшего Фрола.

– Панкрат Федосеевич! Жаль, что у тебя нет еще парочки сыновей, а так бы породнились еще крепче! У меня ж еще две девки подрастают. На выданье! Остальные малы пока что, но для них бы заранее подходящую партию отыскать. Нет ли у тебя в родне таких же славных парней, как твой Степан?

Сдвинув брови, Панкрат закурил.

– Нету? Жаль, – посетовал Фрол. – Ну! За внука!

Одним махом осушив стакан, он сел и чуть не упал. Ухватившись за край стола, получил маленький нагоняй от жены.

– Хватит глотку заливать, – зашептала Стеша. – Стыдно. Что о нас Панкрат и Марфа подумают?

– А что тут думать? – Фрол заговорил в полный голос. – Родня мы или нет?

Он стукнул кулаком по столу.

– Если что, Галька может в любой момент собраться и уйти! Такую невестку днем с огнем не сыскать! Повезло Панкрату с невесткой-то! Да, Федосеевич? Она и стирать могет, и с огородом управляется. Вон, какая шустрая, уже и внука сообразила! Держись за нее, Панкратушка, да и нас не забывай. Мы же родители ее, а не кто-нибудь. Не посторонние. Я тут давеча спросить хотел – не соизволишь ли одолжить коня? Так сказать, в безвозмездное пользование.

Панкрат еще больше нахмурился. Фрол продолжил наглеть, забыв, кто он и где находится.

– А то ж люди… Хотя, какие они люди. Так себе, людишки. Не верят треклятые, что мы с тобой теперь рука об руку, как братья! Панкрат! А давай мы вот, что сделаем! – разошелся Фрол не на шутку. – Объединимся! Отстроим в твоем дворе пристройку, мы с семьей к тебе переедем. Так уж и быть, продавать имущество не стану, все до последнего гвоздика к тебе перевезу. Пользуйся на здоровье. Ничего не жалко!

– Иди-ка ты, родственник, домой, – грозно сказал Панкрат. – У тебя своя семья, у меня – своя.

– А что так? – Фрол ощутил, как его лицо наливается жаром. – Или ты угла для друга пожалел?

– Кого друга? – поднялся Панкрат. – Иди, по-доброму. Нечего здесь воду баламутить.

– А-а, так ты решил, если урвал лучшую невестку, то можешь ее отцом помыкать? – завелся пьяный мужик. – А я вот сейчас возьму и заберу ее. Галька! Подымай зад, айда до дому! Теперь посмотрим, как они запоют! Вставай, говорю! Или отцовское слово тебе уже не указ?

Галя, которую тошнит до потери сознания, не стала подчиняться. Она вышла из-за стола и громко объявила:

– У меня теперь другой отец, не чета тебе. Знай свое место. – Повернувшись к свекру, Галя добавила. – Спасибо, батька, – поклонилась ему, – что принял в своем доме, как родную. Вовек не забуду твою доброту.

Глава 8

Гости с открытым ртом смотрели на невестку Панкрата и ее отца Фрола. Не ожидая от снохи такого лизоблюдства, Марфа чуть с лавки не навернулась. Это ж надо как ластится, кошка драная! Хитрая лисица с ободранным хвостом! Шкура! Вонючая шкура!

– Это что еще за новости? – Фролу не понравилось, что дочь унизила его при всех. – Что ты тут концерт устраиваешь, а? Кланяется она, – разведя руки в стороны, мужик поднялся. – Ты кому кланяешься?

Медленными шагами направился к Гале.

– Мне должна в ножки падать! Мне! – стукнул Фрол себя кулаком в грудь. – Благодаря мне ты на этом свете появилась!

Его покрасневшие от злости глаза смотрели в упор. Галя сощурилась.

– Чего вылупилась? Домой, сказал!

Фрол выкатил грудь вперед и поставил руки на бока.

– Ничего я тебе не должна, – усмехнувшись, Галина села за стол. – Мужу должна, – показала головой на притихшего Степана. – Родителям его. За то, что дочкой родной кличут. А ты! Меня всю жизнь поносил и за человека не считал! Поэтому иди отсюда, пока я на тебя Полкана не спустила.

Огромный лохматый пес будто услышал молодую хозяйку и вылез из будки. Сел и грозно гавкнул.

– Чего-о? – Фрол аж побелел. – Ты кому это говоришь, курва? А ну! Руки в ноги и брысь до хаты!

Из его рта полетели слюни, самого затрясло из-за неподчинения какой-то соплячки. Привык, что вся семья по струнке ходит.

– Уйди, Фрол, – Панкрат загородил собой ухмыляющуюся сноху. – Она теперь в нашей семье.

– Куда-а? Куда ты лезешь? – Фрол кинулся с кулаками на свата.

Панкрат чуть покрепче, чем Фрол, и ростом повыше. Схватив пьяного мужика за запястья, он выволок его за ворота и бросил в пыльную яму.

– Фрол! – Стеша побежала к упавшему мужу.

Закрыв за ней ворота, Панкрат отряхнул ладони.

– И так будет с каждым, кто посмеет тронуть мою сноху! Мою семью не дам в обиду.

Марфу чуть удар не хватил. Покосившись на Галю, она заметила, как та радуется.

– Ну подожди, гадюка подколодная, я найду способ, чтоб от тебя и духу здесь не осталось.

За воротами поднялась ругань. Фрол несвязно что-то кричал Гале, два раза приложился к воротам кулаком, разок плюнул и ушел, подгоняя жену. Дома «наградил» Стешу ударом сапога по хребтине, старших девок мокрой простынею погонял, затем улегся спать полностью одетым, пропахшим кислым по́том и наливкой.

Переодевшись в ночную сорочку, Галя расчесывала у окна волосы и наблюдала, как Степан уносит со двора лавку и табуреты. Она любовалась его статной фигурой, широкими плечами и твердой поступью. Повезло Гале с мужем. Ой как повезло! Самый красивый достался, самый сильный, самый богатый.

– Молодец я, – Галя заплела косу и отошла от окна, – вовремя к нему подход нашла.

Прикусив губу, она вышла в кухню, чтобы попить воды.

– Осталось теперь от свекрухи избавиться, чтоб спокойней жить стало. – Галя зачерпнула кружкой воду из ведра.

Глава 9

– От кого ты избавляться собралась? – неожиданно послышалось за спиной.

Рука с кружкой зависла перед лицом Гали. Повернув голову, девушка увидела Марфу.

– От детенка? – и свекровь заулыбалась.

– Вам показалось, – выпив воду, Галя ушла в комнату.

– Да не-ет, милая, не показалось. – Затаив недоброе, Марфа села за стол. – Значит, чтобы позор скрыть, ты решилась на повитуху? – крикнув ей вдогонку, Марфа рассмеялась. – Я так и знала, что ты брехунья! Прижила с кем-то дите, а на моего Степку повесила! Ха-ха! Наконец-то ты попалась! Наконец-то Панкрат узнает, кто ты есть на самом деле!

Она так противно хохотала, что терпение Гали лопнуло. Выглянув из комнаты, она приложила руку на дверной косяк.

– По себе, что ли, судишь, а? – сама не заметила, как начала фамильярничать. – Чем докажешь, что Степан рожден от своего отца? Что-то ничего похожего у них нет. Ни черточки.

Мгновенно закрыв рот, Марфа засопела.

– Я смотрю, ты девка с наглецой. Зря мы Степана на тебе женили. Ох зря-а-а, – с шипением заговорила Марфа. – Твое место рядом с твоим батькой – под забором. Потому как таких приблуд достоинству не обучали. Посадить бы вас на цепь и три дня не давать ни хлеба, ни воды.

Галя вернулась в спальню.

– Вот ты и будешь сидеть на цепи, – буркнула себе под нос, забираясь под одеяло.

Позже подтянулся и Степан. Молча лег на кровать и уставился в потолок.

– И долго ты будешь в портках спать? – ласково спросила Галя. – Не надоело под мамкой плясать? Мы ж семья, как никак.

Степан и сам не рад, что послушал властную маму – согласился не разделять с женой постель. Повернувшись на бок, он внимательно посмотрел в глаза Гали.

– Дошло, наконец?

– О чем ты? – Степа подложил руку под голову.

– Она из тебя веревки вьет, а ты мучаешься. Сколько ночей мы с тобой потеряли?

– Не счесть, – смутился парень, представив маму, науськивающую с сердитым лицом.

– Снимай штаны, – проведя двумя пальцами по виску мужа, Галя откинула одеяло.

Как назло, мимо проходила свекровь. Услышав скрипящий звук, она остановилась у закрытой двери.

– Прости Господи, чтобы у тебя со всех щелей потекло, – плюнув, Марфа стиснула зубы и потопала в свою комнату.

В душе горит. И что это за природная потребность такая – целоваться и… Тьфу!

– Была б моя воля, издала бы закон, чтобы мужик и баба спали порознь. Захотели ребенка – и одного раза пообниматься хватит. Захотели двоих – два раза. И до свадьбы ни-ни.

Марфа села на кровать, вспоминая те две ночи, которые провела с Панкратом. Ну ничего же хорошего, одна усталость. Лежишь потная, голова гудит, в ушах звон. Что к чему? Как полезет целоваться, так сердце сжимается. Противно, слов нет. Никакого удовольствия.

– Вот и славно, деток народили – и достаточно. Правда, Феденьку жалко…

Всхлипнув, Марфа подумала о первом сыночке, которого не смогла выходить. Долго болел Федя, угасал на глазах. Всего два годика ему было, жизни не повидал… Дождавшись мужа, Марфа уснула. Ей снился будущий внук, бегающий по двору с радостными воплями. Он размахивал прутиком и гонял своенравного петуха, который вступал в неравный бой с храбрым мальчонкой. Марфа улыбалась во сне, глядя на внука, который так похож на ее Феденьку.

Утро началось с трагедии. Галя проснулась в луже крови. Она смотрела на испачканную простынь и рыдала в три ручья.

– Сынок, погоди! – Марфа задерживала Степу в сенях. – Не ходи никуда. Поздно уже. Ничем ей не поможешь.

– Мать, отпусти, – Степа смотрел на нее, как на врага. В эту минуту он был готов оттолкнуть вцепившуюся в его рубаху женщину, чтобы успеть за бабкой, лечащей разными травками. – Она помрет, если я за теткой Ефросиньей не подоспею.

– Поздно, говорю. Сходи покури, а Галька пусть полежит.

– Да у нее кровь, понимаешь? Истечет и кони двинет! Отпусти, сказал!

Степа вырвался и пустился за знахаркой.

– Дура, – Марфа пришла с проверкой в спальню молодых. – Было бы из-за чего реветь. Скинула и слава богу. Нечего плодиться, если все против этого ребенка.

– Замолчи! – заорала во все горло Галя. – Это из-за тебя! Сглазила! Порчу навела!

– Тю! Оно мне надо? Если с другой стороны посмотреть, то ты сама виновата. Зачем уступила Панкрату в празднике? Что за дурость, праздновать, когда там дите с наперсток? А-а, так же, как и твоему отцу, хвальбы захотелось. Мол, смотрите, люди добрые, как меня здесь на руках носят? Так? Вот теперь сиди и лей слезы горькие, потому что ты за свой тяжкий грех будешь отвечать. Ответила? Так тебе и надо. Нечего было в мой дом с грязными ногами заходить.

– Уйди отсюда! Не испытывай меня! – Галя вытирала лицо ладонями и хлюпала носом. – Уйди от греха подальше.

– Ты еще мне угрожать будешь? В моем доме? Да я тебя в два счета на улицу отправлю!

– А попробуй! Посмотрим, что на это мой свекор скажет! Возьму и скажу ему, что это ты меня ребенка лишила! Думаешь, я не вижу, что он на моей стороне!

– Не докажешь! – захлопнув дверь, Марфа села у окна и стала ждать сына.

Степан привел знахарку. Та дала Гале попить каких-то травяных сборов. Наказала, чтобы не нервничала и не таскала тяжести. Соблюдать постельный режим два дня и ждать, что будет дальше. Вечером вернулся Панкрат. Узнав о беде, он сел перед иконой и начал усердно молиться. Марфа была в шоке, когда застала мужа стоящим на коленях перед красным углом.

– Значит, за Федю ты не просил Бога, а за этого выродка готов лоб расшибить, – она стояла за спиной мужа и шипела, как змея.

– Закрой рот, беспутная, – Панкрат вдруг обернулся. – Если бы Федька был моим, я бы не только лоб – всю землю перевернул, чтобы найти лучшего врача или знахарку.

Отступив назад, Марфа прикусила язык. Откуда он знает, что Федя не его сын?

Глава 10

Весь день она ходила ниже травы, тише воды. Старалась не попадаться мужу на глаза. Обед накрыла, пока он был в сарае, ужин готовила, когда Панкрат чинил колесо телеги. Степан крутился вокруг отца, помогал в мужской работе, а Галя лежала на кровати и просила малыша не покидать ее чрево. Она была уверена, если этот ребенок сохранится, то свекор полностью попадет под ее влияние.

– Так тебе и надо, – Галя слышала утренний разговор между родителями Степана. – Теперь ты будешь молчать, а я потихоньку возьму власть в свои руки. Повезло мне со свекром. Ох, как повезло.

Галя слушала, как за окном муж и его отец работают, переговариваются, обсуждают важные вопросы.

– Кроватку сам сооружу, – Панкрат вешал колесо на ось. – Да такую, чтоб лет на десять хватило.

– Так в чулане есть. Еще от меня осталась, – Степа сидел на корточках и наблюдал за руками отца.

– Нет. Пусть у внука будет новехонькая. Мог бы и купить, но не стану. Мой дед, мой отец своими руками для детей кроватки собирали. Традиция у нас такая. Если ребенок спит в такой кроватке, то набирается отцовской силы.

– Пап, а мама рассказывала, что ты для Феди с рук брал…

– И что? Брал и брал. Мне тогда не до кроваток было.

– Из-за брата?

– А это ты к чему?

– Просто слышал как-то, что ты на него злобу держишь. Почему вы не общаетесь? К нам дядька не ходит, и ты к нему ни разу не ездил.

– По кочану. – Насупился мужик, отпустив колесо. Крутанув его, Панкрат улыбнулся проделанной работе. – Готово.

Степан поднялся на ноги, сунул в карман штанов руку и достал пачку с папиросами.

– Чего задумался? – отец вытащил из его пачки одну папиросу. – Из-за мало́го? Не переживай, – хлопнул сына по плечу. – Будет жить. Сердцем чую.

Оба закурили. Помолчали, посмотрели на дорогу, потом – на телегу. Панкрат выдохнул серый дым, цокнул и сплюнул рядом с колесом.

– Хорошая тебе жена досталась, сын. Я б за такой, как за горой был.

– А откуда знаешь, что она хорошая? – Степан уставился на отца.

– Жизнь прожил. Теперь все вижу, чувствую.

– А мать? Тоже для тебя хорошая?

– Ну-у, ладно. – Панкрат не стал отвечать на вопрос. Махнув рукой на телегу, затушил о подошву сапога окурок и строго сказал: – ужинать пора. Потом проверим. А ты Гале отнеси харчи. Вставать ей не вели. Иначе точно без мальчонки останемся. Береги ее. Она теперь твоя правая рука. В общем, живите дружно.

– Я не уверен, что…

– Я тебе дам! – гаркнул отец, замахнувшись кулаком. – Не уверен он. Жив наш Федос! Жив, я сказал.

Плотно поужинав свежей картошкой, пожаренной на сковороде, и засоленным салом с парным молоком, мужики разбрелись по комнатам. Панкрат вернулся, заглянул к Гале, спросил о ее самочувствии, еще раз напомнил о постельном режиме, а потом сел у красного угла. Марфа услышала, как ее муж шепчет молитву. Шепчет, хлюпая носом.

– Паразит, – шепнула она, навострив уши. – Во как, к девке сердцем припек. С чего бы это? С какого перепугу он так о ней заботится?

Ответ был прост – Панкрат всегда мечтал о дочке. Он так хотел иметь дочь, что даже фантазировал, как она будет выглядеть, какого цвета у нее глаза, как звучит ее задорный смех. Он и имя ей дал еще до рождения Федора – Настасья. Об этом он никогда и никому не рассказывал. Мечтал себе втихомолку и улыбался, когда перед его взором возникала маленькая девчушка, носящаяся по полю, как угорелая. В его роду только мальчишки рождаются. Отец всегда говорил, что без мужской руки семьи не существует. Маленький Панкрат слушал и соглашался, потому как перечить отцу противопоказано.

Прошел месяц. Галя ходит сама не своя. Ждать ли красных дней календаря или можно рыдать в подушку, горюя о потере ребенка? Каждое утро она просыпалась в страхе, что обнаружит на простыне красное пятно. Осторожно приподнимаясь, Галя проводила ладонью сначала по подолу сорочки, потом – по простыни. Сухо. Слава тебе Господи, сухо! Выходя из комнаты, она широко улыбалась.

– Чего скалишься? – Марфа вытаскивала из печи чугунок с молочной кашей. – Бегом корову отвязывать. Я не успеваю мужиков кормить и за скотиной приглядывать.

– Как же Вы раньше без меня жили? – поддевала Галя свекровь, выходя в сени.

– Счастливо жили. У-у, стерва, – Марфа провожала сноху колким взглядом и ждала, когда сын вернется после купания.

Летом и до середины сентября Степан часто бегал на речку, чтобы искупаться, подумать о самом сокровенном, встретиться с другом.

– Степ, как оно – быть женатым? – Митька выжал трусы, надел их и потянулся за штанами.

– Да я еще не разобрал. – Выходя из воды, Степан попрыгал на одной ноге, постучал ладонью по уху, чтобы выбить воду из слухового прохода.

– Да ла-адно! – друг затянул ремень на поясе. – Тебе ж все карты в руки! Обнимайся, сколько хочешь, целуйся. Не надо теперь к девкам приставать. Слушай, а как она, а?

– Что, как? – Степа встряхнул свои штаны.

– Ну-у, лучше Любки грудастой? – вытянув шею, Митя приготовился к признанию во всех оттенках.

– Пошли домой, – одевшись, Степа потопал на дорогу.

– Чего-то я тебя не узнаю, – догнав друга, Митя поравнялся с ним. – Давай, рассказывай. Как там у вас, а?

– Отстань, Мить. – Удивительно, но Степан не хотел выкладывать интимные отношения на всеобщее обозрение. Он чувствовал, что это будет нечестно по отношению к Гале.

– А это, ну-у. Кусается, не?

– Еще раз спросишь, я тебе грудь пробью, – разозлился парень и прибавил шагу.

Дома ждал его сюрприз. Да такой, что Степан ненароком в глаз получил, потому что отец слишком резво размахивал кулаками.

Глава 11

– Сказал же, отойди! – прикладывая намоченное холодной водой полотенце к виску, Панкрат сидел на завалинке и косился на сына, которому Галя прижала капустный лист к покрасневшей скуле. – Куда ты лезешь, сморчок?

– Бать, кто ж знал, что мне… прилетит, – исподлобья поглядывая на рассвирепевшего отца, Степан краем глаза ловил натянутую улыбку дяди Егора, подпиравшего спиной колесо телеги.

– Ты всегда должен быть за отца. Если он машет кулаками, твое дело – помогать, а не разнимать! – Панкрат злился и сопел, раздувая ноздри.

В кухне за столом сидела Марфа и осторожно поглядывала из-за занавески, глотая слезы. А на крыльце стояла Галя. Она смотрела на дядю Егора, как завороженная. Слышала когда-то, что бывают люди, похожие как две капли воды, но никогда не встречала таких. Сейчас было стойкое ощущение, как будто на нее смотрит второй Панкрат Федосеевич.

– Я с тобой еще разберусь, – прохрипел Панкрат, закуривая папиросу. – Чтоб дорогу к моему дому забыл. Зачем приперся? Я ж тебя предупреждал.

– Я ж по-людски хотел, брат. – Еле дыша ответил Егор. – Сколько можно из себя барышню изображать? Давай поговорим… – аккуратно потрогал нос, – по-мужски.

– Поговорили уже, – вполголоса ответил Панкрат. – Иждивенец. Я ж чуть тебя на тот свет не отправил.

Немного поостыв, Панкрат уже не мог злиться на родного брата. Он с наигранным презрением поглядывал на Егора, делая вид, будто тот ему безразличен. Но в душе Панкрат был не просто рад, в его груди запели птицы. Столько лет не знаться… У каждого гордость взыграла.

Много лет назад, выгнав Егора из своего дома, Панкрат был уверен, что сделал одолжение ему – сохранил жизнь. В тот злополучный день, когда он застал Марфу и Егора обнимающимися, на глаза мгновенно опустилась пелена. Панкрат был похож на дикого зверя, рычащего на соперника, отобравшего добычу. Драка была знатной. Панкрат чуть ли не все кости пересчитал Егору. Марфа пряталась от мужа за сараем, опасаясь за свою внешность. Муж пообещал исполосовать вдоль и поперек, потому что не поверил ее оправданиям.

– Он сам ко мне пристал! Я его не звала! – прошмыгнув мимо разгневанного Панкрата, молоденькая Марфа рванула в самый конец двора.

«Поупражнявшись» как следует над братом, Панкрат отправил его восвояси и чуть ли не проклял, крича вслед угрозы: если тот еще раз попадется Панкрату на глаза, то будет возвращен родителям в виде отбивной. Вот и сегодня Панкрат не успел выкурить папиросу, прохаживаясь с конем по полю за сараями, как увидел чужака, прошмыгнувшего в хату. Недоброе почуял мужик. Привязал скакуна к невысокому столбику, вкопанному в землю, и поспешил к дому. И вот случилась такая оказия – Панкрат ворвался внутрь и увидел, как Марфа вытирает слезы, а тот стоит рядом и держит ее за руку. Ревность разбушевалась. Не слушая брата и жену, мужик выволок Егора на улицу и начал мутузить изо всех сил. В это время вернулся Степан. Он пытался оттащить отца, испугавшись за дядю, но отец развернулся и вдарил.

– Бать, а как это? – Галина до сих пор рассматривала незнакомца, сидящего на земле.

– Что, как? – выбросив окурок, Панкрат поднялся на ноги.

– Кто это? Родственник?

– Близнец, чтоб его перекосило.

– Брат, – несмело добавил Степан. – Дядя Егор.

Галя не знала, что у Панкрата есть брат. Нет, слышала, что много родни умерло, но о близнеце никто не рассказывал.

Ей было неловко видеть одинаковых мужиков. Медленно войдя в хату, она наткнулась на свекровь, подсматривающую за ними.

– Чего они там? Успокоились? – с хрипотцой спросила женщина.

– Да-а, – протяжно ответила Галя и набрала воды из ведра.

– Слава тебе Господи. Может, помирятся…

– А почему поссорились? Они же братья… – сев на лавку у печи, Галя вытаращилась на свекровь.

– А тебе какое дело? Не суй свой нос, куда не просят, – съязвила Марфа.

Дверь открылась, и обе повернули головы на входящего Панкрата.

– Собирай на стол, – сказал он жене. – Черт с ним, выпьем, поговорим, а там видно будет. Что душа подскажет, то и порешаю.

В глазах Марфы блеснул дьявольский огонек. Прикусив губу, женщина засеменила в погреб. Она ощущала прилив счастья, да такой бурный, что чуть не выдала себя, вернувшись с банкой соленых огурцов и салом.

– Тебя будто напоили, – Панкрат заметил, как его жена вся светится. – Что с тобой?

– Радуюсь вашей дружбе, – Марфа не смела поднять глаза. – А то что ж – родные, а столько лет в контрах были. – Нарезав сало ломтиками, спешно отправилась за вяленым мясом.

– Хм, – Панкрат что-то заподозрил.

Открыв бутылку с наливкой, подставил под нее стакан. Егор потирал руки. Давненько он не пробовал самодельной выпивки.

– Ну что, рассказывай, как ты жил все это время? – поставив наполненный стакан перед братом, Панкрат налил себе.

– Нормально жил, – Егор схватил стакан, чуть не расплескав содержимое. – Женился, разошлись. Опять женился… Не везет мне с бабами.

Он смотрел на красноватую наливку жадным взглядом и ждал, когда брат даст команду.

– А что так? – Панкрат медлил.

– Ну не нашлась такая, как твоя женка. У тебя Марфа всем бабам – баба! Ух, как вспомню, аж в жар бросает! – выговорившись, Егор осушил стакан и хлопнул донышком о стол.

Глава 12

У Панкрата волосы на голове дыбом встали. О Марфе такие речи толкает? О его жене? При всех? Молниеносно сорвавшись с табурета, мужик схватил Егора за грудки и встряхнул. Он стал похож на остервенелого быка, перед носом которого помахали красной тряпкой.

– Что ты? Что ты? – взмолился Егор, втянув голову в плечи.

– Ты что это, бестолочь, про женку мою прилюдно запеваешь? – Панкрат так крепко сжал пальцы на рубахе брата, что ткань затрещала. – Совсем допился?

– Какую жену? Причем тут Марфа? – усмехнулся Егор. – Я про своих бывших тебе толкую.

Пальцы медленно разжались, Панкрат сел на место и резко протер ладонью лицо.

– Бр-р, не то подумал. Показалось. – Выпив наливку, сразу налил еще. – Извини.

– Да ладно, что уж там. – Егор виновато поглядывал на брата, как шкодливый щенок. – Ну что, примешь меня на время? Сам знаешь, податься мне некуда…

– А что так? Батька больше не желает на шее катать? – Панкрат чуть не рассмеялся, вспомнив юность, когда отец доказывал всем подряд, что его сын Егор слаб по натуре своей. Ни силы мужской не имеет, ни здоровья.

Он родился через пять минут после Панкрата. Закричал не сразу. По отцовским рассказам Егорушка был синюшного цвета, откачивали его долго. Рос хилым, говорить начал позже старшего брата, плохо ел и мало спал. Но в твердой памяти Панкрата закрались другие воспоминания. Егор был ленив. Лодырь, каких свет не видывал. Чуть что, моментально показывал пальчиком на шустрого братишку и плакал:

– Это он!

Федос боялся за жизнь сына, верил ему непрекословно. Ругал Панкрата за то, что тот плохо за братом присматривает, обижает, не хочет брать с собой к друзьям. Пользовался отцовским доверием Егор, до тех пор, пока не повзрослел. С юности он уже умел пить, воровал у отца табак, и при этом, когда был пойман с поличным, с легкостью доказывал, что вредные привычки ему привил старший брат. Поначалу мать лупила Панкрата за подлость по отношению к Егору. Верила в любую ложь Егорушки. Отец уже посматривал на сына искоса из-за его нежелания работать, бить баклуши и часто выпивать. Но мать настаивала:

– Трудно ему. Родился слабеньким, жизнь не складывается. Как бы в одиночестве не сгинул.

После жуткой ссоры между братьями, мать приняла решение: пусть Егор живет в родительском доме. Пока у нее с отцом силы имеются, будут помогать сыну. Но Егор не оценил материнскую заботу. Пил, гулял, два раза женился, развелся и прикатил к Панкрату. Потому что отец выгнал его из дома. Шутка ли, мужику под сраку лет, а он, как барин, палец о палец не ударит, ест дармовые харчи, родительскими руками добытые.

– Ну почему же, – втянув душный воздух ноздрями, Егор выпил. – Сам ушел.

– А что так? – прищурился Панкрат.

– Ну а что. Поумнел, решил судьбу свою по-человечески строить.

– А что ж с отцом не строится?

– Да-а… пьющий он, – выдал Егор, показав глазами на бутыль.

Панкрат понял намек. Плеснул в стаканы и поднял свой.

– Чокнемся.

И в кухне прозвенел звон стекла. Оба выпили. Егор продолжил рассказывать о своих планах на будущее.

– Понимаешь, жить под родительским крылом, это как – быть под постоянным надзором. Вот тебе понравилось бы, если мать ночью будет сидеть у окна и ждать твоего возвращения?

Панкрат приподнял одну бровь.

– Вот и я не выдержал. Сколько можно за мной следить? Я тут как-то с одной девахой закрутил, так мать мне на ухо и нашептала, мол, не пара она тебе, ищи ту, что поплечистей будет. Мол, у меня ж силов никаких, а баба в доме для мужской работы сгодится.

– А отец?

– А что отец? Старый стал. Того и гляди, на днях скопытится. Спивается, к чертовой матери.

– М-да-а, – Панкрат загрустил. – Давненько мы с отцом не здоровались.

– И не езди туда! – вдруг всполошился Егор.

– А че так?

– Неужто забыл, каких собак он на тебя спустил, когда узнал, – наклонив голову, Егор зашептал, – что ты с Марфой спутался?

– Хм, – Панкрат покрутил головой в поисках жены.

Через секунду она появилась на пороге. Вся сияет, как новенькая монетка. В руках у нее мясцо пахучее, с губ улыбка не сползает. Панкрату не понравилось, что жена вдруг стала такой радостной, с той минуты, когда Егор здесь объявился.

– Чего уставилась? – грубоватым тоном спросил он. – Или думаешь, что я твоего полюбовника в моей хате жить оставлю?

Егор чуть на пол не свалился. Вылупившись на брата, он отодвинул стакан и откашлялся.

– Думай, что несешь, – вырвалось из его рта. – Это ж ты ее под меня подложил.

Марфа захлопала глазами. Руки опустились, и мясо упало у ее ног.

Глава 13

– Так это что ж? Сговорились? – выкрикнула Марфа в сердцах, и слезы хлынули градом. – Вы на меня поспорили, да?

Она выскочила на улицу и пулей полетела в баню, чтобы переварить то, что услышала и, как следует, нареветься. Егор с Панкратом обменялись нахмуренными взглядами. Панкрат встал, прошелся туда-сюда, два раза кашлянул в свой кулак, потер усы и бороду.

– Это что сейчас было? – резко сел на лавку. – Я что-то не пойму, откуда ты это взял?

Егор проделал тоже самое и вернулся на прежнее место.

– Что взял? Или у тебя память отшибло? – покосившись на братца, налил из бутылки, дернул и с выдохом выпустил отрыжку. – Ляпаешь, как доярка поутру рядом с фермой в кругу подружек.

Егор точно также погладил усы двумя пальцами. Бороду трогать не стал. Закусил салом, отломил мякиш черного хлеба, скатал шарик и положил его в рот. Панкрат не знал, что ему сейчас предпринять: выгнать братца или дождаться разъяснений.

– Кого я под тебя подложил? – спросил вполголоса он и потянулся за бутылкой, в которой осталось наливки примерно треть.

Второй рукой взял стакан, посмотрел сквозь него и передумал. Поставив его на лавку, перевернул бутыль горлышком в рот и выцедил все пойло. Егор расстроился. Еще не успел разогреться, а брательник осушил остатки.

– А еще… есть? – жалобно спросил он.

– Выложишь правду – будет. – По венам Панкрата потекла живительная влага, все тело обдало жаром, и мужика слегка разморило.

Вся ненависть куда-то улетучилась. Устраивать братские бои не было желания. Панкрат ждал, когда Егор расскажет, что случилось на самом деле много лет назад. А он ведь не из тех, кто ворошит прошлое, но час суда настал. Либо сейчас разобраться, в спокойной обстановке, либо послать братца ко всем чертям. Панкрат выбрал первый вариант.

– Я жду, – упершись спиной и головой в печную кладку, он закинул ногу на ногу.

Егор что-то промямлил себе под нос, сунул руку в карман штанов, которые были порваны на колене после драки, вытащил пачку с папиросами и закурил. Галя и Степан в это время сидели в своей комнате и подслушивали. Отец им запретил выходить, чтобы не мешали серьезному мужскому разговору. Галя стояла у закрытой двери, прислонившись ухом, а Степан находился рядом с ней, чуть согнувшись. Когда убежала свекровь после страшного признания дядьки Егора, Степан чуть не ахнул во весь голос. Галя вовремя прикрыла ему рот рукой.

– Тс-с, молчи. Иначе всю разведку сдашь, с потрохами. – Зашептала она, округлив глаза до неимоверных размеров.

Степа моргнул, дав понять, что громко вздыхать не собирается. Галя вновь прижалась ухом к деревянным доскам и затаила дыхание. Оба ожидали услышать что-то сокровенное, какую-то страшную тайну.

– Ну-у, – Егору не хотелось вспоминать былое, но трубы горят так, что он готов выложить все, что попросит Панкрат. – А что рассказывать-то? Да ты и сам все знаешь. Батька ж выложил, когда гнал тебя из хаты.

– Я хочу знать все. Не припомню, чтоб я Марфу к тебе подсылал. – Панкрат смотрел на брата в упор, не сводя глаз.

– Да не знаю я, как все произошло. Ночь была кромешная. До этого с Харитоном у него за сараем самогонку пили. Ну, в общем, пили-пили. Память так отшибло, что я не знаю, как до дома дошел. В дом заходить не стал. Батьку побоялся. Решил на сеновале отоспаться.

– Не тяни кота за хвост. Сворачивайся. – торопил его Панкрат.

– Ну а что. Иду, значит, спотыкаюсь, встаю, а передо мной батька. Смотрит так, ехидно. Куда, мол, пьяная морда, ползешь? Ну я и отвечаю…

– Сворачивай, сказал. Нет мне резону слушать каждую мелочь, – Панкрат уже представил, как Егор с Марфой целуются.

– Иди, говорит, на сеновал, там тебя подарок ждет. Панкрат кое-что для тебя припас.

– Какой подарок?

– А мне почем знать? Я про бутылку тогда подумал. – Облизнулся Егор. – Налей еще, а?

– Налью, когда все расскажешь.

– Ну вот. Лезу, значит, на чердак, кряхчу, дух испускаю. Панкрат, я что вспомнил. – Егор сглотнул, почесал затылок. – А помнишь, как батька меня на Марфе женить хотел?

– Чего-о? – у Панкрата вытянулось лицо.

– А ты и не знал? Ха! Вот батька, а? Черт скрытный, – рассмеялся Егор, чем и разозлил брата.

– Замолчь! Нечего тут хихоньки да хаханьки устраивать! – треснул кулаком по лавке сердитый мужик.

– Меня он хотел женить, понял? Всю душу из меня вытряс, черт старый. Все мозги выел, все причитал, что Марфа шибко сбитая. Работать за троих будет. Ты же знаешь, что я с детства силой обижен. И за что боженька меня хиля́кой сотворил? – Всплакнул Егор, прижав ладонь ко лбу.

– Батька вас свел? – догадался Панкрат.

– А кто ж? Это я сейчас понял, что он набрехал, а в ту пору я тебе благодарен был. Брата не обидел… Вот только понять не могу, а зачем ты на ней женился?

– Чтоб ты спрашивал, – буркнул тот.

Выслушав поддатого братца, Панкрат ушел. Нашел рыдающую жену в бане, извинился перед ней, вернул в хату, а сам сел на завалинку. Покурить. Ах вот, почему батька не позволял на Марфе жениться. Кричал, ногами топал, кулаками размахивал.

– Если женишься на ней, то я тебя в дом не пущу! – вспоминал слова отца Панкрат. – Некуда будет женку привести! Пойдешь вместе с ней на край света, чтоб глаза мои вас не видали!

– Подсовывал, значит, мою невесту брату, – хмурился Панкрат, прижимая руку с папиросой к щеке. – Ишь ты. Всю жизнь его на руках носили, как золотое яйцо, а мной помыкали. Вот черти.

И грех Марфы уже не так тяжел. Не виновата Марфа, что братья копией друг дружки родились. Их даже родня путала, не то, что вся деревня. Накурившись до тошноты, Панкрат вернулся в хату. Егор сидел на прежнем месте и допивал наливку – вторую бутылку – которую ему дал Панкрат.

– Завтра же до батьки доеду, – прошептал расстроенный до глубины души мужик.

– Зачем? – чуть не подавился салом Егор.

– Хочу в глаза ему посмотреть. Хочу узнать, как он мог братьев одинаковых, как отражение в зеркале, разводить в разные стороны. Должок у меня перед ним. Тогда не смог ему в лицо правду сказать, а сейчас готов всю душу очистить.

– Не вздумай, Панкрат! Не человек ты, что ли? – заерзал Егор, проглотив кусок целиком. – Он спился! Старый, как трухлявый пень!

– Не боись, кулаками махать не стану. Пришло время собирать камни! – прогремел Панкрат и, махнув на стол рукой, тяжелым шагом направился в койку. – Спать на печке будешь! Допьешь и полезай!

– Мать моя женщина, – съежился Егор, сунув под колени пальцы. – И что ж теперь будет, а?

Глава 14

Он выпил наливку всю, до капельки, доел закуску, облизал пальцы и посмотрел на печь. Уф, и как на нее залезать? В глазах двоится, тело обмякло, Егор покачивается на табуретке, а вставать надо. Приподнявшись, он с грохотом сел обратно и прислушался. Панкрат повернулся на другой бок, молодые не вышли узнать, что за шум, – значит все в порядке. Егор вновь встал, ухватившись за край стола. На полусогнутых ногах он добрел до печи. Прислонился к ней плечом, выдохнул. Покурить бы, да пальцы не слушаются. Ай, черт с ним, спать так спать! Упершись лбом в деревянную лестницу, мужик засопел. С губы на бороду потянулась прозрачная ниточка, организм заносит, а лезть надо. Подобрав слюни, он поставил одну ногу на первую ступеньку, левой рукой вцепился в шторку, а правой – в перекладину. Подтянулся, покряхтывая, переставил вторую ногу на перекладину повыше, но промахнулся. Так и рухнул задом на деревянный пол, озвучив тупую боль, возникшую в пояснице, жалобной фразой «чтоб тебя через коромысло». Хозяева проснулись. Первый прибежал Панкрат. В кухне темно, хоть глаз коли, но скрюченную человеческую фигуру у печи разглядеть смог. Спасибо лунному свету, пробивающемуся в небольшое окошко.

– Шмякнулся? – догадался брат, протирая сонные глаза. – Так тебе и надо. Чего пораньше спать не ложился? – сунув руки под мышки Егора, потянул его наверх.

– Так я-а-а, это… ну… того самого, – заикался пьяный гость, повиснув на руках крепкого хозяина.

– Пьянь болотная, – Панкрат пытался поставить брата на ноги, но они висели, как тряпки на просушке. – Стой! Становись! – ругался Панкрат, потея от натуги.

Вроде брат и весит чуток поменьше, но тяжелый – сил нет.

– Поставь свои крэгли. – Пыхтел Панкрат. – Сейчас брошу, мать твою.

За его спиной стояла Марфа. Она всматривалась в полумрак и в мыслях жалела Егора. Бедолага, угораздило же… Лишь бы темечком не ударился. Кое-как поставив пьянющего мужика на «костыли», Панкрат подтянул его к лавке, усадил, поднял голову (взявшись за бороду), внимательно посмотрел ему в лицо. Крови нет – уже хорошо.

– Жив?

– Жж (ик) иво-ой, – криво улыбнувшись, еле выговорил Егор.

– Здесь будешь спать. На полу, – показав указательным пальцем на доски, Панкрат ушел в комнату за подушкой и запасным одеялом.

Марфа наклонилась, быстро провела осмотр головы и, убедившись, что мужик не покалечен, отошла назад.

– Марфушенька, – ласково заговорил Егор, – солнце мое ясное.

– Тс-с, молчи, – грозно приказала женщина.

– Угу, – Егор втянул губы, чтобы не ляпнуть лишнего.

Галя и Степан тихо хихикали за дверью, когда Панкрат пытался справиться с братом, а потом улеглись в кровать.

– Чудной, – порадовалась Галя, укладывая голову на плечо мужа.

– Я его почти не помню. – Степан укрыл одеялом девушку. – Можно сказать, вообще не помню. Только знал, что он где-то живет…

– А дед с бабкой?

– А про них разговору не было. Как-то спросил у отца, так он говорить о них не желает.

– А мать?

– Мать ничего хорошего про них не сказала, – с выдохом ответил Степан.

– Такие злые? – приподняла голову Галя и с сочувствием посмотрела в глаза мужа.

– Ложись спать, завтра работы много. – Погладив жену по голове, Степан уставился в потолок.

Не доставало ему деда и бабушки, всю жизнь не доставало. Но, чтобы поехать к ним и проведать – духу не хватило. Отец не одобрит. Поэтому Степану пришлось оставить эту затею. Закопать в дальнем углу своего сердца.

Панкрат, вернувшись в кухню, бросил на пол одеяло и подушку.

– Ложись. Утром, как встанешь, поможешь Степану картоху выкопать.

– А ты? – встав на четвереньки, Егор пополз на одеяло.

– А я по делам поеду.

Панкрат сладко потянулся и потопал досыпать. Марфа поспешила за ним. Егор забыл, что рано утром его брат собирался к родителям. Забыл и уснул мертвецким сном. Всю ночь храпел, кашлял, разговаривал с кем-то, садясь и почесывая промежность. Ночь пролетела, как один миг. Панкрат проснулся с петухами. Одевшись, он обошел спящего брата и вышел на улицу. На дворе туман, прохладно. Соловьи поют, собаки неподалеку чужака осыпают собачьим матом, а Панкрат волнуется. Самому неприятно стало от того, как сердце зашлось. Но нет. Пересилив себя, он двинулся в путь. Если решил – отступать назад нельзя. Он ведь мужик, как никак. Долго добирался Панкрат до родной деревушки. Минув две деревни и три поселка на перекладных, он наконец ступил на родную землю. Идет по проселочной дороге, а в груди щемит. Тяжело. По обе стороны поля́ еще зеленые расстилаются, солнце уже высоко в небе, в воздухе запахло детством. С каждым шагом ноги становятся увесистее, по спине пот течет, а в голове только одна мыслишка: только бы не рассопливиться. Малодушия ему тут не хватало. Здоровый детина вырос, крепкий, а сердце не каменное. Столько лет прошло, не виделся с родной сторонкой, не нюхал местного запаха, не давал о себе вестей. Как расчертил между родителями и своей семьей широкую линию, так и забыл, как их звали. Свернув с ухабистой дороги, Панкрат закурил. Все семь километров курит и думает, о предстоящей встрече рассуждает. И чем ближе родная улица, тем тревожнее на душе. Вот она – калитка с веревочкой. Хм, до сих пор веревочкой запираются. А вот и дом на четыре комнаты. Двор с будкой и грядками, а позади дома – сараи. Любопытно, сколько голов держат? Панкрат откинул веревку на столбик и открыл скрипучую калитку.

– И где ж ты шляешься, баламут бородатый? – из открытого окна высунулась голова незнакомой молодой женщины. – Я что, сама должна за твоим выводком приглядывать? Куда деньги дел, черт бесхвостый?

И вдруг дверь дома распахнулась, и к ногам Панкрата выбежала целая орава ребятишек!

– Папка! – Кричали они хором, хватаясь за штанины пришлого мужика.

Брови Панкрата взмыли на лоб. Все тело будто окостенело. Он смотрел на маленьких ребятишек – мал мала меньше – грязных, полуголых и недоумевал: это ж чьи такие оборванцы?

Глава 15

– Иди домой! – женщина в окне вопила, как сумасшедшая. – Так бы и дала по маковке! Сколько можно, а? Сидим впроголодь! По соседям побираемся!

Панкрат не мог пошевелиться. Дети тянули его за штанины, какая-то взъерошенная баба орала, а у него в голове спутались мысли. Кто это? Где мать с отцом?

– Уважаемая! – наконец, мужику удалось прийти в себя. – Позови Федоса Стрелецкого, будь добра!

– Какого Федоса, пьянь ты непробудная? Все мозги уже пропил? Ну я сейчас тебе всю бороденку выщиплю, – через секунду незнакомка выскочила на крыльцо.

Заметив в ее руках ухват, Панкрат насупился.

– Отойдите от него! – визжала баба на голосистых детей, направив ухват на мужика. – Сейчас ты у меня попляшешь!

Она двинулась на Панкрата. Тот не сводил изумленного взгляда с металлической рогатки. Дети, облепившие его, кричали и плакали. Панкрат напрягся. Женщина была настроена воинственно. Она подходила все ближе, натянув грозную маску. Оставалось три метра. И вдруг хозяйка переменилась в лице. Остановившись чуть поодаль, она опустила ухват и встала, как вкопанная.

– Егор? – засомневалась она. – Не-ет, ты не Егор.

Втянув щеки, а потом выдохнув, женщина оттянула край века, чтобы настроить зрение.

– Непонятно. Вроде Егор, а вроде и нет.

– Извините, что я без предупреждения. А Вы кто будете?

– Да и голос чем-то отличается, – размышляла вслух пораженная сходством баба. – Разойдитесь! – гаркнула она на стонущих ребятишек. – Это не ваш батька! Быстро в хату, цыплята немытые! Кому сказала?

Детишки, испугавшись материнского окрика, отстали от постороннего дядьки и ринулись в дом.

– А ты… Вы откуда? – переминаясь с ноги на ногу, женщина с любопытством рассматривала мужика и опиралась двумя руками о черенок ухвата.

– Я Федоса и Глафиру разыскиваю. Стрелецких. Они здесь когда-то проживали.

– Так это свекры мои. Федос помер. Три года уж. А Глафира в доме, – женщина показала рукой на трухлявую избу. – Пойдемте. – Она двинулась к крыльцу, задавая на ходу вопросы. – А Вас как звать?

– Панкрат Федосеевич. – Угрюмо топал мужик.

– А-а, то-то вы с Егором схожи. Он только о Вас и говорит. Все уши прожужжал. Панкрат то, Панкрат это. Я не верила, что вы, как две капельки схожи. Я ж приезжая. Дунькой меня кличут. Егор меня сюда привез и поселил. А где он, кстати?

Они уже вошли в дом. На последний вопрос Панкрат не ответил, потому что застрял на пороге. В доме воняло чем-то тухлым. Воздух был таким безбожно спертым и неприятным, что Панкрат задержал дыхание на несколько секунд.

– Не обращайте внимания на беспорядок, – Дуня приставила ухват к печке. – Некогда мне уборкой заниматься. Шестеро ртов. Шутка ли. Ни хлеба, ни молока. Приходится по соседкам бегать, милостыню просить.

Сложив грязные железные тарелки, ложки и кружки в одну большую гору посреди стола, она ладонью смахнула мусор со столешницы и предложила гостю присесть.

– Даже угостить Вас нечем.

Панкрат стоял, как замороженный, и не верил своим глазам. Что за обстановка внутри дома? Где добротная посуда, иконы, самовар? Пол местами провалился, из подпола тянет сыростью, у стола углы будто топором порублены, табуретки перекошенные, одна разломана и валяется под столом. Ни занавесок, ни горшков. Зато вдоль стены стоят пустые баклажки из-под выпивки. Печка и та трещинами пошла. Когда ее последний белили? Во времена юности Панкрата?

Слезы навернулись на глаза. Как зажиточные люди смогли профукать все добро?

– А коровы и… – Панкрат выдавливал из себя каждое слово. Ему с трудом удавалось не расплакаться.

– А что коровы. Были и нетути. – Развела руками Дуня.

– Дуняша-а, – из комнаты раздался тягучий, стонущий голос, будто кого-то душат.

– Иду-у! – отозвалась хозяйка. – Вона, лежит, помирает, – кивнула Дуня. – Сегодня или завтра распрощается с душой.

– Мама? – передернуло Панкрата. Он рысью бросился в комнату.

– Ну да, – неслышно ответила Дуня.

Панкрат вбежал и чуть не упал, споткнувшись о ворох какого-то тряпья, небрежено валяющегося перед входом. Повернув голову налево, он увидел огромную кучу прожженных одеял, из которых торчала маленькая головенка в давно нестиранном платке. Женщина лежала лицом вверх и таращилась в закопченный потолок.

– Дуняша, – умирающим тоном произнесла она.

Приблизившись к подобию постели, Панкрат наклонился.

– Мама, – тихо сказал он, всматриваясь в сухонькое личико. – Мам, ты меня слышишь?

– Панкратушка, – старенькая мама узнала голос пропащего сына. – Панкратушка пришел. А я так ждала, так ждала. Дождалась…

– Мама! – истошно вырвалось из горла, и здоровенный мужик упал на колени, обхватив гору вонючих одеял дрожащими руками.

Глава 16

Дуня стояла в дверном проеме и наблюдала за драматической сценой. На ее лице читалось – не жаль ни мужика, рыдающего над старушкой, ни эту полумертвую женщину. Наелась Дуня, живя в доме свекрови. Так наелась, что чувство жалости ей не свойственно.

– Я тебя к себе возьму, – Панкрат хлюпал носом, упираясь головой в одеяла. – Мама, прости меня, что раньше не приехал.

– Вот теперь и умереть спокойно можно, – прошептала женщина, улыбаясь загаженному потолку. – Теперь я счастлива…

– Ты не умрешь. – Подняв голову, мужик вытер рукавом под носом. – Будешь жить у нас. Мы тебя выходим.

– Э-э! – прорезался голос у бойкой Дуняши. – Куда? А как же мы? А жить-то как? Мы ж тут с голоду подыхаем.

Она кивнула на соседнюю дверь комнаты, где баловались ребятишки.

– Мы ж все родственники. Каждый из шалопаев рожден от Егора. Брата вашего, – акцентировала Дуня. – Неужто бросите на произвол судьбы?

Она громко всхлипнула и закрыла лицо руками.

– Никому не нужны, ни отцу, ни родне. Привезли меня сюда девчонкой зеленой, бросили с хвостом… Да что ж такое делается то, а? – последние слова она выкрикнула с такой болью, что Панкрат обернулся.

Дуни уже не было. Она выбежала на улицу, села на крыльце и начала выдавливать из себя слезу, чтобы казаться жалкой и беспомощной. Панкрат вздохнул, подумал немного и решил:

– Мама, сейчас по соседям пробегусь, попрошу, чтобы коня с телегой дали…

– Не надо, сынок. Я не поеду.

– Поедешь. Не спорь. Вижу… – Панкрат с ужасом огляделся, – бедствуете.

– Ничего. Многие так живут. И не жалуются.

– Мам, как так получилось? Как вы докатились до такой нищеты?

– Бывает, – не стала Глафира говорить правду. – Бог дал, бог взял.

Панкрат погладил маму по морщинистой щеке и поднялся на ноги.

– Надо собираться, – сказал он вслух. – Есть какие-то пожелания? Может, ты хочешь что-то взять с собой? Хотя… что тут брать, один хлам, – покрутил головой мужик.

– У меня только одно желание, – Глафира продолжала улыбаться. Она была счастлива, что наконец услышала голос сына. Почти слепая, ослабленная, но счастливая.

– Какое? – наклонился Панкрат.

– Я хочу увидеть Егора.

– Так, – Панкрат задумался. – А когда ты его в последний раз видела?

– Не помню. Давно. Сынок…

– Да, мама.

– Живите дружно. Если у тебя есть место для брата, приюти его, Христом Богом прошу.

– Мама… – опешил тот.

– Поклянись, что ты поможешь брату и моим внукам. Нельзя всю жизнь жить в раздоре. Это грех, сынок.

– Хм, – Панкрат стоял перед мамой и немного вскипал про себя.

Какого рожна она беспокоится за Егора? Он уехал, бросил жену с выводком, оставил их без хлеба, приперся к Панкрату, напился от души и, видимо, всю жизнь кутил, провел последние годы за бутылкой, не думал о семье и матери, а она его жалеет! В душе всколыхнулась ненависть к собственному брату. Панкрат синел от злости, сжимая челюсти и нервно шевеля усами.

– Мам, я все понимаю, но и ты пойми…

Не успел он договорить, как Глафира зашептала:

– Доживешь до моих годков, многое поймешь. Я ведь тоже раньше не понимала, отца вашего слушала, подчинялась беспрекословно, души в нем не чаяла. Думала, что он во всем прав. А теперь лежу тут и соображаю, как я была не права. Сынок, послушай маму, мудрость приходит не с молоком матери, а с болезнью и старостью. Знаешь, как я боялась не увидеть тебя, не успеть? Егор искал тебя, исколесил всю округу, но возвращался ни с чем.

– Егор, говоришь? – Насупился мужик. – Искал?

– Да. Уедет, вернется через неделю и плачет, сидя у моих ног – не нашел брата. Мы уже и мысль страшную затаили, что нет тебя в живых…

– Ясно.

Панкрат обернулся на детские крики. В комнате, судя по звукам, ребятишки устроили драку.

– Мам, погоди.

Он пошел проверить, кто там бунтует. Открыв дверь, увидел неприятную картину: у окна сидит трехлетний мальчик, а рядом с ним – девочка, чуть постарше. Мальчишка с захлебывающимся криком прячет грязные ручонки за спиной, а девочка пытается у него что-то отобрать. Остальные же сидят по углам и таращатся на драчунов.

– Что там у вас? – Панкрат в два шага приблизился к детишкам. – А ну, покажь.

Девочка подняла голову. Панкрат был ошарашен. Он никогда не видел такого озлобленного взгляда в детских глазенках. Ребенок был похож на дикого звереныша, попавшего в капкан. Панкрат испытал легкий шок. Его лицо побледнело. Через мгновенье он чуть не зарыдал крокодильими слезами, когда открыл ладошку давящегося плачем мальчика. Тот прятал кусок заплесневелой корки, которую, скорее всего, хотел съесть, пока никто не видит.

– Голодные… – через силу проговорил Панкрат, ощущая, как к горлу подкатывает удушающий ком. Подавляя в себе надвигающуюся жалость и слезы, он постоял пару секунд молча, а потом громко сказал: – Мам, едем к нам! – и тихо добавил. – Все вместе едем.

Глава 17

Погладив обиженного мальчонку по слипшимся белесым волосам, Панкрат задал вопрос притихшей ораве:

– Ну что, ребятишки, поедете ко мне в гости?

– Да-а! – радостно ответили трое сорванцов, вскочив на ноги.

– А куда? – старшая девочка Лида все также настороженно смотрела на незнакомого дядьку.

– В село Яшкино. – С улыбкой ответил Панкрат.

– Зыть? – спросил пятилетний Ваня, который не выговаривал несколько букв.

Панкрат внимательно посмотрел на него и ласково ответил:

– Жить.

– А там есть калтоска? – Ваня подошел ближе.

– Есть.

– А самогонка?

– А тебе зачем? – усмехнулся Панкрат.

– Папка осень любит пить, – Ваня встал рядом с добрым дядей и взял его за руку.

– А молоко ты любишь?

– Осень.

– Молока хоть залейся. Всем хватит. Дуня! – Панкрат вместе с Ваней вышли из комнаты. – Дуня! Собирай детей!

Услышав зов Панкрата, Дуня влетела в дом, как ураган.

– Куда это? – прикинулась дурочкой, будто не понимает.

– К нам поедем. Собирайся. Бери что есть. Только рванье не прихватывай. В моем доме две хозяйки, пошьют рубашек ребятишкам, навяжут носков. Ты вязать-то умеешь?

– Да некогда вязать. У меня ж во, – Дуня кивнула на детей, высунувших головы от любопытства.

– Разберемся. Дед Панас жив еще? Помню, у него телега была. Конь ретивый… Мать в порядок приведи. Что она там в лохмотьях лежит. Переодень. Платок смени.

– Я сейчас сбегаю. Только… поместимся ли? Она ж лежачая. Ее бы… в больницу определить. – Не хотелось Дуне, чтобы Панкрат брал с собой старушку. А вдруг она лишнего нагородит?

– Домой приедем, там видно будет. Я пока до магазина дойду, а ты тут скарб собирай. Мам! Я скоро! – опустив глаза на мальчонку, Панкрат предложил ему пойти с ним за покупками.

– Конфету купис? – поинтересовался Ваня.

– Сначала хлеба, – Панкрат повел ребенка на улицу.

Дуня засуетилась, забегала по хате, ища одежду для детей. Открыв старый, обшарпанный сундук, она выпотрошила его. Расшвыряла вековые свекровкины платья по полу, рассмотрев каждое. Нашла одно, целехонькое, молью не поеденное. От платья шел затхлый запашок. Встряхнув его, Дуня откинула одеяла.

– Что надо? – недавно Глафира шептала, а сейчас ее тон был несколько резок.

– Переодевать тебя буду, – Дуня просунула руки под мышки старушки.

– Без тебя справлюсь, – ударив сноху по рукам, старушка внезапно села.

– Вот чувырла, а! – воскликнула Дуня. – Я ж говорила Егору, что ты припадочная!

– Захлопнись, – рявкнула на нее свекровь, расстегивая пуговки на стареньком халате. – Если Панкрату скажешь, то я тоже молчать не буду. Останешься со своими хвостами без хаты и пропитания.

– Фу! – не найдя слов для достойного ответа, Дуня развернулась и ушла в другую комнату, выбирать в куче тряпья, сваленного на кровати, что-то поприличнее для детей.

Через полчаса вернулись Панкрат и Ваня. Мальчик держал в руке кусок рафинада и с огромным удовольствием облизывал его. Дети мгновенно обступили брата, заметив у него сладость.

– Дай!

– Дай!

– Дай!

Заголосили хором, протягивая руки.

– Каждому принесли, – Панкрат перевел внимание детей на себя. Вынул из кармана горсть белых кубиков и начал раздавать по одному. – Держи.

– Тебе.

– И тебе.

– Бери.

Дядька угощал голодных сорванцов, а те, в свою очередь, выхватывали сахар и разбегались в разные стороны, чтобы братья и сестры не отобрали.

– Богато живете, Панкрат Федосеевич! – выглянула Дуняша в окно.

– Спасибо, не жалуемся. – ответил мужик, глядя на спрятавшихся в укромные места детей. – Ну что, все собрала?

– Да-а-а, – протянула Дуня, покусывая губы. – Брать-то нечего. Только сжечь осталось.

– Дуня, – Панкрат подошел к окошку, – я тут Иваныча встретил…

– Пьянчужку местного? Тю-у-у, – замахала руками женщина перед своим лицом, словно разгоняет мошек. – Вы его больше слушайте. Он Вам такого напоет, что уши в трубочку свернутся.

– Скажи честно, Дуня, как на духу…

Женщина выставила грудь, будто собралась защищаться. Сомкнула губы, спрятав улыбку, и приготовилась отмазываться от каверзных вопросов.

– Батька мой пил?

Дуня медленно втянула душный воздух ноздрями, приподняв набухшую грудь повыше, мельком взглянула на облачное небо, выдохнула и спокойно ответила:

– Пил так, что мамка ваша вона, до сих пор подняться не может.

– Получается, все органы ей отбил?

– Выходит – так. Мы с Егоркой ее собой укрывали. И Егорке доставалось, и мне.

– А я надумал на его могилку посмотреть, – разочарованно вздохнул мужик.

– Нечего туда ходить. Свекровь приказала не шлындать к нему. Всю кровушку он ей попортил.

Задумчиво покачав головой, Панкрат расправил плечи.

– Ну что, за телегой пойдешь или мне самому? Давненько я тут не был. Надо бы с соседями поздороваться.

– Лучше я сама. За разговорами и времечко пропустим. А дорога, как я чую, неблизкая.

– Это верно, – одобрил Панкрат, почесав шею сзади. – Давай, Дуняша, иди. А я за ребятишками пригляжу.

Дуня быстро нашла телегу и коня. Она привела Игоря Викторовича, который переехал в деревню год назад с семьей, получив в наследство от умерших родителей небольшое хозяйство. Он не знает о жизни Федоса и Глафиры Стрелецких, не любопытствует о чужой личной жизни, не пьет, не курит, в помощи людям не отказывает. Договорившись об оплате, Игорь пригнал коня, пожал руку Панкрату, порадовался за семейство Дуняши, мол, новое место равно новая жизнь.

Панкрат принес маму и положил на покрывало, которое постелила Дуня поверх сена. Деток рассадили по краям телеги, Дуня с Панкратом сели у ног матери. Игорь взял вожжи, запрыгнул на козлы и приказал коню начать движение.

– Ну, с богом, – сказал негромко Панкрат, мысленно прощаясь с отчим домом.

Глава 18

–Цып, цып, цып! – Марфа раскидывала зерно перед суетливыми курами и искоса посматривала на Егора, прохаживающегося вдоль забора, разделяющего огород от придомового участка. Егор курил и завистливо осматривал владения брата.

– Это ж сколько тут свеклы насажено, а? А грядок-то, грядок… – Егор открыл калитку и начал загибать пальцы, подсчитывая количество широких борозд.

– Двадцать, – с ехидством подсказала Марфа, наблюдая за любопытным мужиком.

– Очуметь! – почесал Егор затылок. – Пахать – не перепахать. Это что ж, ты одна за этим хозяйством ухаживаешь?

– Угу, – кивнула Марфа, перевернув ведро, чтобы высыпать остатки трухи.

– Ох и сильна ты, Марфушенька, – заискивающе заговорил мужик, выронив окурок изо рта. – Я смотрю, ты совсем не изменилась. – Он подошел к женщине и начал накручивать на палец кончик обожженного уса.

Марфа, смущаясь, опускала хитрый взор на пустое ведро, потом вновь поднимала глаза на заигрывающего мужика и, отворачиваясь, прикладывала край платка ко рту, хихикая от удовольствия.

– А помнишь, как мы…

– Цыть, – переменилась в лице женщина. – Ты чего тут собираешь? Хочешь, чтоб сын услышал?

– Да он же со своей женой картоху копает, – усмехнулся Егор.

– А усадьба где? Вона, – Марфа показала рукой на сараи. – Там, в конце.

– И что? Нас же не слыхать, – нахмурился Егор.

– Ага. У меня невестка, знаешь какая? У-у, – потыкав кривым кулаком в нос гостя, Марфа сплюнула на землю. – Еще та гадюка.

– Да брось, солнце мое ясное, у твоей невестки любовь. Ей нет дела до нас, – взяв женщину за руку, которой она только что махала перед его лицом, Егор поцеловал тыльную сторону ладони и нагло так предложил уединиться. – Может, вспомним молодость, а? Я тебя… как раньше…

– Аха-ха-ха! – по скотному двору рассеялся заливистый смех. – Дурачок! Все об одном думаешь.

– А что, разве плохо нам было?

– Хорошо, но потом было так худо, что из дому бежать хотелось, – Марфа выдернула руку. – Вспоминать не хочется.

– Это ж было сто лет назад. Чего сейчас об этом говорить? Солнце мое, Панкрат уехал, чтоб он не вернулся, а эти (дети) картоху копают. А нам что терять? – нежным голосом спросил Егор и тут же сдвинул брови к переносице. – Или Панкрат получше меня будет?

– В этом деле лучше тебя нет никого, – выдохнула Марфа и загрустила. – Что ж ты раньше не очухался? Столько времени ушло, а теперь уж поздно.

– Никогда не поздно. Что ты? Вот я! – Егор развел руки в стороны. – Бери! Весь твой!

Марфа пришла в неописуемый восторг от поведения любвеобильного мужика. Неужели до сих пор он ее любит? Кажется, так и есть: две жены было, ни с кем не смог ужиться, все Марфушу свою ненаглядную ждал.

– Ой, – аж сердце зашлося, – заохала впечатлительная Марфа, положив руку на грудь.

– Пора действовать, пока оно заднюю не дало, – пробурчал Егор и подхватил завороженную женщину на руки.

***

– Умаялась, – Галя выпрямила спину, вытерла пот со лба, тяжело вздохнула.

– Батька скоро вернется, а у нас всего пять борозд выкопано, – Степан поставил ногу на лопату и опустил подбородок на кисти рук, ухватившиеся за край облезлого черенка. – Он не любит, когда дело до конца не сделано.

– Знаю, но спину гнуть больше не могу. Мать-то у тебя хитрая, сказала, что по дому хозяйничать будет, а сама с дядькой разговоры разговаривает. С обеда треплются, как бабки на базаре.

– Пусть поговорят. Они ж столько лет не виделись, – Степан закурил.

– Пойду шею ополосну, – Галя ощущала, как ей душно. Она вся вспотела, и жажда мучает.

– Иди, а у меня перекур.

Высыпав картошку из ведра в мешок, Галя вновь вытерла косынкой взопревшую кожу на шее и поволокла ноги к дому. Уже сентябрь наступил, а солнце до сих пор жарит по-летнему. Пройдя вдоль огорода, девушка остановилась, отдышалась и потопала к крыльцу. Ее голова была занята мыслями о ребенке. Подождать еще месяцок или все ж съездить в районную больницу? Входя в дом, Галина приложила руку к стене и часто задышала. Переутомилась. Головокружение не заставило себя долго ждать, и девушка присела на лавку, что стоит у стены. Обратив внимание, как вокруг тихо, Галя встряхнулась.

– Работница чертова, – шепотом обругала свекровь, – небось дрыхнет пузом кверху.

Не было сил, чтобы открыть вторую дверь. Слабость навалилась на плечи, и Галя уже решила не возвращаться на усадьбу. Кое-как отворив тяжелую дверь, она переступила порог. И вдруг из дальней комнаты послышались какие-то звуки. Словно кто-то кряхтит, когда запор случается. Галя не раз слышала, как ее отец мучается после славной попойки.

– Дядя Егор? Пить надо меньше, – буркнула себе под нос девушка, взяв ковш. – И почему в доме? На улице кустов мало?

Она набрала воду из ведра, отхлебнула несколько раз и с облегчением выдохнула. Замерев на мгновение, она поняла, что вместе с ее выдохом раздался какой-то звук, уж слишком напоминающий стон.

– Кто здесь? – еле слышно пролепетала Галя, испугавшись до смерти.

Она встала на цыпочки и прокралась к ближайшей комнате. Осторожно заглянула в нее. Там никого нет. Девушка тенью прошмыгнула ко второй комнате – спальне свекров – и незаметно приоткрыла дверь.

– Мамочки мои, – пронеслось в ее голове. На постели лежали двое.

– Марфа! – послышалось с улицы.

– Панкрат Федосеевич, – Галя подскочила к окну и увидела кучу народа, сидящего на телеге, и веселого свекра.

– Марфа! Встречай дорогих гостей! – Панкрат спрыгнул с телеги и помог слезть Дуняше.

Глава 19

Тишина повисла в доме. Галя, закусив губу, начала быстро обдумывать дальнейшие действия. Сейчас свекор войдет, и разразится скандал на все село. Надо срочно что-то придумать. Еще раз выглянув в окно, она увидела, как Панкрат Федосеевич торопится к двери.

– Свекор вернулся! – закричала Галя во все горло и побежала встречать родственника.

Они столкнулись уже в сенях. Галя неожиданно прижалась к Панкрату и негромко прошептала: – Вас так не хватало…

– Соскучилась? – немного опешил мужик.

– Да. Без Вас тоскливо в доме.

– Спасибо, – лицо Панкрата расплылось в улыбке. Давненько он не слышал ласковых слов в свой адрес. – А Марфа где? Почему не встречает?

– А она спит… Устала… – неловко врать, но это шанс, чтобы поджать под себя свекровь.

– Картоху копала?

– Угу.

– Марфа! Собирай на стол! У нас гости! – Панкрат хотел войти внутрь, но Галя не дала.

– А кто там?

– Родственники.

– Все? – Галя видела, что свекор приехал с огромным количеством ребятишек.

– Все. Дети и жена Егора.

– Жена-а? – Галя побледнела.

Вот это да! Оказывается, у дядьки Егора есть жена! А сам сказал, что одинок…

– Ну где она там? Марфа! – Панкрат надрывисто звал жену, не зная, что она мечется по комнате и пытается привести себя в порядок.

– Быстро полезай на печь, – она еще не в курсе, что ее ждет умопомрачительный сюрприз. Но уже слышит, как на улице визжат чьи-то ребятишки. – Натягивай штаны и бегом спать. Ой, угораздило же меня… – Марфу трясло от страха. Если сейчас муж войдет – жди беды. Ничего не докажешь, потому что факт измены налицо.

– А что он так рано? На пару дней собирался, а сам одним днем обернулся. – Егор попал ногами в одну штанину. Его так колотило, что прошиб холодный пот. – Или не доехал?

– А мне откуда знать? – нервничала Марфа, натягивая платье через голову. – Что у него на уме – только ему известно. Все, быстро выходим и врассыпную.

Она открыла дверь и высунула голову. Из сеней слышен разговор между мужем и снохой.

– Как вовремя пришла эта малахольная, – обрадовалась Марфа и вытолкала Егора.

Тот бросился к лестнице, как вдруг Панкрат вошел и встал на пороге.

– Наработался? – заметил, что у брата спадают штаны. – А я тут родственников привез.

– Каких еще родственников? – Егор поддерживал штаны на пузе, пытаясь взобраться наверх.

– Здравствуй, Панкратушка, – Марфа кинулась обнимать мужа. – Что-то ты раньше…

Панкрат сощурился. У жены платье не только наизнанку, но и задом наперед, да и вид какой-то неопрятный.

– Что с волосами? – спросил он грудным голосом, глядя на торчащие в разные стороны локоны.

– Да вот, хотела голову помыть… – глаза Марфы забегали, и она начала судорожно приглаживать растрепанную шевелюру.

Догадываясь, почему жена ведет себя, как нашкодивший ребенок, Панкрат повернулся к брату, зависшему на лестнице. Марфа вытаращенными глазами показывала Егору, чтобы он лез на печь, но Егор не мог пошевелиться. Он был прикован тяжелым взглядом брата.

– Иди женку встречай, пьяница, – сердитый Панкрат сделал шаг назад, выходя спиной в сени. – И ораву, которую наплодил.

– Какую ораву? Чью женку? – руки Марфы зависли над головой. – Егор? Что он такое говорит?

Глава 20

Неожиданно под ногой Егора сломалась перекладина, и он оказался на полу. Штаны слетели до колен, Егор ушиб свой уже отбитый зад и заохал. Панкрат усмехнулся над братом и отправился за гостями. Марфа, поставив руки на бока, уставилась на Егора. Тот потирал бедро, пытаясь сидя подтянуть штаны.

– Женка? – прошипела Марфа, вспоминая все те ласковые слова, которыми несколько минут назад одаривал ее Егор. – Ребятишки? – кожа лица начала багроветь. – А говорил, что всю жизнь только обо мне…

И тут она резко пришла в себя – Галя стоит рядом. Разошлась баба, совсем мозги растеряла. Подняв разъяренный взгляд на сноху, Марфа поостыла. Та стояла, упершись спиной в стену, и ехидно улыбалась.

– Что зенки вылупила? – рявкнула Марфа, разозлившись не на шутку.

– Допрыгалась, – сквозь смех дерзко проговорила Галя, скрестив руки на груди. – Доскакалась наездница по кочкам.

– Ты что несешь, дурында? Совсем ополоумела? – завизжала Марфа, замахав руками. – Забыла, в чьем доме харчи подъедаешь?

– Скоро твоя очередь придет подъедать! – расхохоталась Галя, широко раскрыв рот. – Видела я, как ты с дядькой-то… Кувыркалась!

Галина показала глазами на Егора.

– Все видела. Интересно, что об этом подумает Панкрат Федосеевич, когда я ему доложусь? А?

– Что ты видела, курица слепая? – по лицу Марфы было заметно, как она растерялась. – Что ты городишь?

– Думаю, и Панкрат Федосеевич сам все заметил. – Продолжала нервировать свекровь Галя. – Посмотри на себя, чувырла, платье швом наверх нацепила и задком вперед перевернула. Ха-ха-ха! Чую, заработала ты сегодня на калачи! С маком!

Развернувшись, Галя переступила порог и с силой захлопнула дверь. Марфа вытаращилась на платье. Матерь божья, это что за мода такая?! И как не доглядела? Пуговки назад, воротничок в глотку врезался…

– А я-то думаю, что ж так шею режет… – Марфа, не видя, куда пристраивает зад, плюхнулась мимо табурета.

– Марфуш, прости меня, грешника окаянного, – запричитал Егор, тяжело поднимаясь на ноги. – Думал, Дунька не дождется, отстанет, а я вздохну и без того слабыми легкими. Ан нет, принесла ее нелегкая. Замучила она меня – спасу нет. Каждый год рожает, будто кошка плодовитая. От кого приплод несет, понять не могу.

– Погодь, дети не твои, говоришь? – вылупилась на него Марфа.

– Конечно нет! Вот те крест! – перекрестился мужик и протянул руку, чтобы поднять женщину.

– А что ж ты с ней живешь, если она гулящая? – ухватившись за скрюченные пальцы Егора, Марфа встала.

– А каким наглядным образом я докажу, что они не от меня? Как назло, что не дите – моя копия.

– Маленькие – все друг на дружку похожие. А ну, покажь, кого там Панкрат приволок. – Двинулась к двери Марфа. Но сразу остановилась и предупредила: – и не трись подле меня, а то Панкрат обоим ноги повыдергает. Ох, еще и со снохой придется дружбу водить. Вот малахольная! Когда она успела нас поймать?

Егор скромно пожал плечами и потопал вслед за нервной Марфой. Улица была переполнена детскими криками. Старшие ребятишки носились по дороге, играя в догонялки, самый маленький, которому нет и года, сидел на руках молодой женщины и молча посасывал большой палец. Панкрат беседовал с Игорем Викторовичем – владельцем коня, уговаривая его зайти в дом и плотно поужинать.

– Спасибочки, но мне пора в обратную дорогу, – любезно отказался Игорь, залезая на козлы.

Марфа наблюдала за мужем, еще не зная, какой сюрприз ее ожидает. Вдруг Панкрат протянул руки в телегу и поднял что-то, завернутое в старое покрывало. Марфа увидела босые ноги. Вытянув шею, она раскрыла глаза пошире.

– Бывайте. Но-о-о! – дав команду коню, Игорь встряхнул вожжи.

Конь радостно заржал из-за облегченной повозки и рысцой поспешил в родную деревню. Панкрат кивнул на прощание и повернулся. На него из-за забора смотрели Марфа и Егор. Наизнанку надетое платье заставило Панкрата нахмуриться. Чтобы хоть как-то переключиться от предстоящего серьезного разговора с женой, Панкрат позвал детей в дом.

– Айда ужинать! – и первым вошел в калитку, неся на руках полусонную мать.

Детишки поспешили за дядькой. Панкрат прошел мимо, одарив Егора и жену осуждающим взором. Егор спрятался за спину Марфы, подальше от сердитого брата, а та, узнав в сухонькой старушонке противную свекровь, чуть не вскрикнула от моментально нахлынувших эмоций. Этого еще не хватало! Свекровь?! На черта она тут сдалась?

– Помирает? – с надеждой в голосе спросила опешившая хозяйка.

Но Панкрат ей не ответил. Он вошел в хату, за ним – веселая, чумазая детвора, а перед Марфой предстала жена Егора. Марфа внимательно на нее посмотрела и с сожалением вздохнула. А девка-то помоложе будет! Вон, какая грудь наливистая, тело складное, да и лицо румяное. Покосившись на Егора, Марфа спросила:

– Звать-то как?

– Дуняшей, – ответила гостья, приблизившись к мужу.

Сейчас бы закатить ему скандал, да в чужом доме неудобно. Что хозяйка подумает? Егор стоял с опущенной головой и ждал, когда тонкий крик жены вонзится в его уши, но не дождался. Дуня протянула руку хозяйке, та ответила рукопожатием.

– Надолго ли? – глядя исподлобья на симпатичную Дуню, Марфа готова была заорать на Егора, но держалась изо всех сил.

– А это как Панкрат Федосеевич порешит, – кокетливо ответила женщина и двинулась к крыльцу, живо покачивая мясистыми бедрами.

Ну и дене-ок… Жена, дети… Свекровь! Марфа постояла еще немного, вслушиваясь в сопение Егора, который не двинулся с места, переминаясь с ноги на ногу, и поплелась в дом. Теперь настанет не жизнь, а малина!

В кухне шумели дети. Девочка Лида заплетала сестре Свете косички, сидя на полу, мальчишки носились из комнаты в комнату, горлопаня во все горло, Дуня передвигалась по дому, как тень, рассматривая богатое убранство, а Панкрат уложил маму на свою кровать и рылся в шкафу, ища подходящую одежду для нее. Через минуту Галя привела Степана, который уже заждался, когда она вернется, чтобы собирать картошку. Степан встал в дверях и замер.

– Ого! Целый детский сад!

– Какие смешные, правда? – Галя любовалась бесившейся малышней, поглаживая свой живот, который не давал признаков на беременность.

– Марфа! – позвал жену Панкрат. – Быстро сюда!

Марфа прошмыгнула между прыгающими детишками и занырнула в комнату.

– Теплой воды, полотенца и найди что поприличней для матери, – басом отчеканил мужик, разворачивая пятый платок, расшитый красными цветочками. – На стол собери. Надо детей накормить.

Марфа подошла к постели и взглянула на тихую свекровь, наклонившись очень низко.

– Помрет. Наверное, сегодня и помрет.

– Я тебе помру, – прошептала Глафира, открыв глаза. – Мне бог отмерил немало. Не надейся. Я еще тебе переживу.

Марфа чуть не отпрыгнула, испугавшись до смерти.

– Что уставилась? Кашу мамке, картоху – гостям! – Панкрат был зол на жену.

Марфа поспешила накрывать стол и греть воду для свекрови. Через сорок минут свекровь была накормлена, помыта и переодета. Засыпая, она поблагодарила бога за то, что тот услышал ее молитвы и прислал сына ей на подмогу. Позже за стол сели гости и хозяева. Им предложили картошку, сало, мясо, яйца. Дети уплетали еду за обе щеки, отбирая друг у друга лакомые кусочки. Дуня кормила младшего сына Кузю вареной картошкой, давала запить молоком, а сама все больше налегала на соленые огурчики и помидоры.

– Неужто седьмого дожидаешься? – пошутил Панкрат, осушив стакан с наливкой.

Дуня засмущалась.

– Что, правда, что ли? – нахмурился он, всматриваясь в стыдливые глаза.

– Угу, – еле слышно ответила Дуня и поцеловала Кузю в темечко. – Пятый месяц уже…

Глава 21

Панкрат, Егор и Марфа обменялись неодобрительными взглядами. Егор поспешно вышел из-за стола и удалился на перекур, Марфа засопела и тоже встала.

– Куда? – Панкрат налил в свой стакан наливки и поднял его. – Садись. Дети – это цветы жизни. – И выпил одним махом.

Марфа с презрением посмотрела на Дуню, а та, улыбаясь, вытирала Кузе рот рукавом платья.

– Ну что ж, – Панкрат окинул присутствующих серьезным взором, – кхе-кхе, будем строить вторую хату. Здесь мы все не поместимся.

– Не утруждайтесь, Панкрат Федосеевич, – залебезила Дуня. – Нам и одной комнатки хватит. Мы не хотим Вас обременять. Будем сидеть тихо, Вы нас даже и не заметите. В тесноте, да не в обиде.

– У нас одна комната свободная, да только там склад теперича. Освободим, пока новую хату справим. Огородом поделимся, за скотиной вместе смотреть будем. Все ж мясо, молоко, яйца имеются. Вволю есть станете. Не переживай, Дуня, одним большим семейством справляться будем.

Марфа слушала и злилась. А чего это муж так охотно заботится о чужом семействе? Жалостливый стал – аж тошно.

– Комнатенка та для внука пригодится, – беспардонно влезла Марфа в разговор. – Я ему там так красиво все устрою, что он будет счастлив и весел.

Галя чуть едой не подавилась. Во дела-а! А свекровь-то о внуке печется. То не нужен был, а сейчас прям песни ему воспевает. Да и неизвестно еще, когда ему суждено родиться. Ждет Галина следующего месяца, ждет и побаивается, как бы ошибочка не вышла.

– Галька у нас тоже с приплодом, – Марфа показала рукой на сноху. – Зачем же их уплотнять, коли они нам роднее, чем эти, – кивнула на молчаливую стайку ребятишек.

– А ну цыть! – ударив кулаком по столу, Панкрат нервно поправил ремень на штанах. – С Галькой еще погодить можно, да и непонятно, прижилось или нет. Мамка будет в нашей комнате жить, потеснимся, чай не сахарные. Детей с Дуней в дальнюю поселим…

– А Егор? – Марфа заволновалась, что муж ни слова не сказал о брате.

– А этот… прости Господи, – зашевелил усами Панкрат, – в сарайке поночует, покамест хату не сладим. Так, Степан! – мужик обратился к сыну. – Что с картохой? Всю успели перетаскать?

– Не, бать. Нам с Галиной несподручно вдвоем колупаться. – Лениво ответил сын.

– Как вдвоем? А ты где была? – резко повернулся мужик к жене.

– Стирала… – замялась брехливая баба, – устала, прилегла отдохнуть.

– А этот дохляк, чем занят был?

Степа и Галя пожали плечами. Галя с ухмылкой взглянула на свекровь и сразу прикрыла рот ладонью, чтобы не расхохотаться.

– Ясно, – поднялся Панкрат. – Степан, берешь лопату и мигом на усадьбу. Галя с детьми пускай посидит. Отмой их тут, одежу какую справь, а ты, – грозным взглядом посмотрел на жену. – За матерью приглядишь.

– Лучше я картоху покопаю, – Марфа резво повязала косынку на голову.

– Я сказал, за матерью будешь ухаживать, – рыкнул на нее Панкрат. – Дуня Галинке подмогни. Что где сшить, пришить – в общем, разберетесь сами.

Погладив двумя пальцами усы, Панкрат подмигнул мальчику Ване, который очень внимательно слушал его все это время. Тот вскочил на ноги и попросился помочь копать картошку. Панкрат согласился, тогда Ваня взял дядю за руку и повел за собой на улицу. На крыльце сидел задумчивый Егор. Он потягивал найденный в траве окурок и думал, как жить дальше.