Околесица
– Раскрой сердце и мир сам заговорит с тобой, – в пятый раз повторила старая волчица. – В тебе есть дар созерцании музыки, в тебе есть вера. Просто она спит. Она проснется, когда ты будешь топтать снег и готова будешь ее принять. Это произойдет. Неизбежно. – Потом шаманка понесла такую околесицу, что Асе захотелось выскочить из квартиры и бежать подальше, хоть на другую планету. Правда потом шаманка открыла глаза и извинилась, что напугала, затянулась длинной трубкой. К потолку потянулся удушливый дым с запахом горелых листьев. Это был не табак, по крайней мере, непривычный табак. Прикрыв один глаз, шаманка уставилась на Асю.
– Хочешь, скажу день твоей смерти?
Ася вздрогнула. «Нафига?»
– Хочу! – благоговейным голосом воскликнула Вера.
– Ша! – шикнула на нее шаманка. – Не кричи тут, иначе духов напугаешь. Твой день еще не определен, много ошибок делаешь.
Вера затихла.
– Духи подскажут правильный ответ, если будешь их слушать. Я научу тебя делать бубен, но он тебе не нужен. У тебя прекрасный музыкальный слух, будь добра слушать пение ангелов.
Ася с раздражением поднялась с дивана, пошла в прихожую одеваться.
Шаманка вырвала из ее рук дырявый сапог.
– У меня есть шикарный каучуковый клей. Импортный. Чехословацкий.
Ася никак не могла привыкнуть к резким переменам шаманки. Наверное, она перерождалась каждую минуту. То говорила совсем не то, что понимали обычные люди, то предлагала залатать сапог. Словно била по мозгам поленом.
Терпеливо ждали, пока шаманка готовила клей: из высокой бутылки на дно пробки от лимонада капала прозрачной вязкой жидкости, из мелкого фанфурика на кончике спички добавляла каплю черной смолы. Быстро замешивала, быстро промазывала сапог, соединяла, прижимала, нашептывала:
– Духи, обнажите сердца и направьте силы в объятия раны. Соедини все волю разумного, доброго, крылатого.
На Асю вновь нахлынули суеверные фантазии и разрослись до вершины айсберга, который вряд ли растает. Отчего шаманке шептать на сапог? Какие цели? Это будут крылатые сапоги, как сандалии бога Гермеса, с помощью которых он мог перенестись с Олимпа в любой конец света. Ася так испугалась своего воображения, что готова была убежать босой.
Видимо эта работа принесла шаманке удовольствие и облегчение. С чувством глубокого удовлетворения, она рукавом халата протерла глянец резины, протянула Асе. Шва практически не видно. Ремонт выдавали только два мелких неаккуратных подтека, отнюдь не мешавшие качеству сцепки краев.
– Эй! Сковырнулась? – услышала Ася голос Веры. – Обувайся.
Тихая улица городка встретила привычной бетонной серостью и вечерним освещением. У соседнего дома Вере приветливо помахал Сергей Бозин.
– Со школы? – улыбнулся он.
– С танцев, – огрызнулась Вера.
– Яблоко будешь?
– Испорченное? – Вера уже представила фрукт с хлюпкой гнилью до сердцевины, с пустотой, как у разбитого новогоднего шара.
– Ништяковское, – похвастался Сергей.
– Откуда такая роскошь? – отозвалась Вера.
– На свидание пойдешь со мной?
– Это за яблоко, что ли? Сам кушай. Тебе больше нужны витамины.
– Скажешь тоже… – сник Сергей. Рост – это было его ахиллесовой пятой, тяжким внутренним страданием. Недостаток роста он восполнял занятиями дзюдо и хамоватым поведением.
Почти все пацаны считали Веру красавицей. По мнению Аси, она была заурядной, не чета Свете Светличной. Вот она красотка – благородная, изящная. А Вера обычная, а Ася еще обычнее, особенно в высоких зеркалах их трельяжа. Там отражалась вполне тусклая девица с прыщами на лбу, пухлыми губами, голубыми глазами – может, голубые глаза и привлекали бы мужское внимание, если бы… ах, если бы рядом не было Веры. Несомненно, она гораздо интереснее пацанам, особенно ее нежные овалы, смуглая кожа, игривый, дерзкий характер. Ася не обижалась. Она настолько привыкла к Вере, что скорее не понимала пиетета пацанов, но здесь ее мнение было не в счет.
Сергей быстро догнал, перегородил им дорогу. Ветер трепал его короткие платиновые волосы. Он жмурился, улыбался и боялся отказа.
– Соглашайся.
– А ты не обнаглел? – Вера попыталась обойти Сергея.
– Я сегодня соревнования выиграл по дзюдо.
Вера недоверчиво уставилась на Сергея.
– Смотри! – И он показал руку. Костяшки двух пальцев были разбиты в кровь.
Увиденная картина заставила Веру притормозить. Она посмотрела на него, словно теперь он, поглощенный обрядом, бил в шаманский бубен.
– Да как же так? – потянулась она к ранкам, но не дотронулась, заиграла пальцами, словно сыпала оздоровительно, живительного порошка.
Сергей, почувствовав, что «обольстительная лапша» сработала, моментально превратился в магического черного красавца, ну в того, который сегодня на афише кинотеатра на черном коне возносился к небу.
– Я пойду, – попрощалась Ася.
Вера с Сергеем не обратили на ее слова внимания.
Ася помчалась к своему дому.
Когда Ася вошла в квартиру, мать вновь стояла, ожидая её, притулившись спиной к стене. И сразу стала рассказывать Асе, какая она дрянь. Это была такая бездна обвинений, что Ася тонула в бескрайнем океане тяжелых и липких слов. Они намертво приклеивались к телу, сковывали ноги, били по сердцу. И нельзя было открыть рот, чтобы ответить, он тут же наполнялся лавиной обратки. Страшная грязь жгла нос, глотку, сдавливала уши. Воздух кончался. Асе мучительно представила, что мать сейчас превратится в морское чудовище и утащит ее в ад земли.
После визита той тетки Нади, которая сватала отца, мать никак не могла успокоиться – нагоняла ужас не только на себя, но и на всю семью и особенно на Асю. Ася, заткнув уши, в сотый раз перечитывала учебник. Строчки на страницах дрожали, и как бы Ася ни старалась, как ни напрягала волю, ей не удавалось разобрать ни одного слова. Что хоть за предмет? Закрыла обложку. «Обществознание», 9-10 классы. Может, в мире больше порядка, чем за Асиной спиной.
Вылупилась в окно. Темно-синий осенний вечер одновременно и бодрил, и нежил. Ася увидела, как Вера и Сергеем дошли до соседнего дома, зачем-то развернулись и пошли обратно. Сергей видимо был в ударе и смешил Веру. Она неприлично громко хохотала на всю улицу. Без сомнения, Вере нравилось веселая болтовня. Никогда раньше Ася не замечала за ней такой способности. Вера откидывала голову назад, широко открывала рот, вздрагивала плечами, и в истеричном хохоте колотила кулачками Сергея по спине, отчего он чувствовал радость и силу. Он уже перестал робеть и казался остроумным и красивым. Он боксировал воздух, вскидывал ноги, уходил от «жесткого удара» – видимо он рассказывал, как сегодня победил. Было видно, как их обоих накрыло волной влюбленности. Хоть Ася и смотрела на них с высоты третьего этажа, но чувствовала, что они находятся гораздо выше ее, где-то в небесах недосягаемого счастья.
Мать продолжала долбить Асю снарядами воспоминаний. – Да я в твои годы в леспромхозе бревна таскала… родила сволочь…
Ася глянула на часы. Отец задерживается. Если он не придет в ближайшие минуты, Ася сбежит из дома. Да не сбежит, конечно. Куда она побежит? Отец поступал мудро, после работы шабашил, появлялся ближе к ночи, отдавал матери мятый рубль, быстро ел, сонно листал газету и шел спать.
В дверь позвонили, от неожиданности мать замолкла, закашлялась, словно подавилась собственными словами.
– Иди открывай!
Ася не шелохнулась, ни на первый, ни на второй, ни на третий звонок. С растущим напряжением вслушалась, как гремит засов, взмолилась, чтобы это был отец! И о счастье, это был он!
Как прошел вечер Ася точно не помнила. Быстро поели рисовой каши на молоке. На отцовское: – Как дела? – тяжело вздохнула. Врать и изворачиваться не хотелось.
– Мать жалуется, что ты не помогаешь, полы не моешь.
Ага. Значит, жалуется! Это хорошо. Понимает, что силы иссякли.
– Спокойной ночи, – отозвалась Ася.
– Видишь, видишь, какая дрянь! – хлопнула ложкой по столу мать.
– Спокойной ночи, – потемнел глазами отец. В руках он держал кружку с горячим чаем и вдыхал его аромат…
Ася ждала Веру на перекрестке, чтобы сказать ей, что сегодня в школу не пойдет. Впервые в жизни она совершала что-то страшное: она самовольно решила прогулять. Бывает такое предчувствие, вроде весь мир остается на месте, а ты как будто катишься в пропасть. Хватаешься, цепляешься из последних сил и понимаешь бесполезность суеты. И тогда, чтобы не совсем было страшно, закрываешь глаза перед неизбежным. Подошел старик, шамкнул красными, как открытая рана, губами. Он что-то спросил, а Ася испугалась.
– Чо така пуглива? – старик ладонью стер слюну. – Дерганна як ягняша.
Ася сжалась, заморгала.
– Вы что-то спросили?
– Где спрашиваю десятый дом?
– Вот там.
– А этот какой?
– Шестой. Тот восьмой, а следующий десятый.
– Я ж ентось с Владивостока приехал, – кивнул старик. – Про Владивосток слыхала?
– Да…В Москве 15 часов… во Владивостоке 22 часа, в Петропавловске-Камчатском – полночь… – промямлила Ася сигналы точного времени по радио.