В ожидании перерыва Кларисса положила в карман пару квартеров2 для Шеннон, чтобы та смогла позвонить домой. Девушке не позавидуешь: мистер Харридж был очень неприятным типом. Медсестре он не просто не нравился, а вызывал чувство отвращения и необъяснимого страха. Он напоминал Табаки, но был куда хитрее. И опаснее. Когда он смотрел на нее, казалось, что не только заглядывает внутрь, но и выворачивает наружу, ощупывая холодными, скользкими пальцами. Каждый раз передергивало, когда взгляд этого человека останавливался на ней. Хотелось умыться. А еще Клариссе не нравилось то, как он смотрел на Шеннон и других молоденьких девушек. Взгляд был одновременно сальным и жестоким. И когда она узнала, что Харридж – жених Шеннон, девушку стало искренне жаль. Не верилось, что подобный тип способен на любовь и нежность.
Шеннон была сама не своя в ожидании медсестры. Она ходила туда-сюда по палате, грызла ногти и думала. Об отце, давно умершей матери, о парне, попавшем из-за нее в реанимацию. О том, что было бы, если бы она не сбежала, а покорно вышла замуж за Джонатана. Отец бы не заболел, парнишка – не попал в больницу… Всем было бы лучше. Кроме нее. Что стало бы с ней? Не давала покоя фраза, услышанная в тот роковой день от отца: «За тобой тянется шлейф из слухов и домыслов». Будучи в пансионе, она не интересовалась жизнью светского общества: ей претили снобизм и чопорность, присущие сильным мира сего. Поэтому и не знала, что за слухи роились вокруг ее жениха. И спросить тоже не у кого. Подруг у нее не было: общению Шеннон предпочитала книги. В отличие от людей, они никогда не предавали, не причиняли боль, не бросали. Она часто вспоминала, как мама читала ей перед сном.
– Мам, а ты сегодня почитаешь мне про Пеппи? – Маленькая Шен посмотрела на маму.
– Уже поздно, пора спать.
В глазах дочери не было и намека на сон.
– Мам, ну немножко, совсем чуточку. – Девочка сложила вместе большой и указательный пальцы, оставив между ними меньше дюйма. – Во-о-от столечко.
Миранда с сомнением посмотрела на часы: было действительно поздно, но она не могла устоять, когда Шен так на нее смотрела.
– Ну ладно. – Она улыбнулась и пошла за книгой, а девочка откинула одеяло и юркнула в постель. Миранда вернулась, прилегла рядом с дочерью и открыла книгу.
«Тем временем они вышли на кухню, и Пеппи заорала: «Здесь будут печь блины! Здесь будут жарить блины! Здесь будут кормить вкусными блинами!» И, схватив три яйца, она подбросила их высоко в воздух. Одно яйцо свалилось ей на голову и разбилось, а желток потек прямо на глаза. Два же других яйца она ловко поймала в кастрюльку, где они и разбились. «Я всегда слышала, что желтком хорошо мыть волосы, – сказала Пеппи и вытерла глаза. – Вот увидите, они сейчас начнут расти так, что только треск пойдет!»
Рассказывая все это, Пеппи умело выгребала пальцем яичную скорлупу из кастрюльки. Потом, взяв банную щетку, висевшую на стене, она стала взбивать ею жидкое тесто, да так, что только брызги по стенам полетели. Затем она вылила все, что осталось в кастрюльке, на сковородку, стоявшую на плите. Когда блин подрумянился с одной стороны, она подбросила его на сковородке чуть ли не до самого потолка, при этом блин перевернулся в воздухе. Но Пеппи тут же снова поймала его сковородкой. И когда блин был готов, она швырнула его наискосок через всю кухню, прямо на тарелку, стоявшую на столе».
– Мама, мама, – Шен захлопала в ладоши, – а ты научишь меня печь, как Пеппи? Я хочу, как она, подбрасывать блинчики. – Девочка взяла воображаемую сковороду и подкинула, а затем ловко поймала вымышленный блинчик. Раздался смех. Миранда и сама не могла не улыбнуться, глядя, как дурачится дочь. – Так научишь, мам?
– Я и сама так не умею. Но верю, что ты сможешь научиться и без моей помощи. – Онаа поцеловала девочку в лоб. – А теперь – спать.
– Хорошо, мамуля. Спокойной ночи. – Шен повернулась на бок и натянула одеяло до самого подбородка.
– И тебе спокойной ночи, детка.
Миранда оставила ночник, выключила верхний свет и вышла из комнаты, прикрыв дверь.
Воспоминания о матери были настолько яркими, что Шеннон казалось, будто все это произошло вчера. Она сердито вытерла слезы. Мамы давно нет, остался только отец. Она была зла за то, что он выбрал для нее такую судьбу, даже не посоветовавшись. Разум говорил, что отец был неправ, нужно отказаться от свадьбы, что бы ни случилось, но сердцем она понимала, что Уильям – единственный оставшийся у нее родной человек. И несмотря ни на что, она его любила. Больше никого не было: бабушки и дедушки умерли еще раньше матери, других детей она не захотела, отдав всю свою любовь единственной дочери. И вот сейчас Шен практически одна.
Девушка обернулась на звук открывающейся двери. Кларисса, улыбнувшись, вошла и положила пару монет на тумбочку.
– Приятного разговора. Надеюсь, что у твоего отца все в порядке. – Медсестра кивнула ей и вышла.
– Я тоже на это надеюсь, – чуть слышно прошептала Шеннон, подходя к тумбочке. Она сгребла монеты и сунула их в карман халата. Потуже запахнув его, вышла из палаты и направилась вниз.
В холле ничего не изменилось: было все так же шумно и многолюдно. Шеннон прошла на другую сторону, обойдя группу обсуждавших что-то молодых врачей. Телефон-автомат смотрел на нее со стены. Зажав монеты в руке, выдохнула и на секунду прикрыла глаза. Она волновалась. Что скажет отец? Как он себя чувствует? Сможет ли ее навестить? Задаваясь этими вопросами, она опустила квартер в прорезь и набрала номер. В ответ послышались длинные гудки, но никто не подходил. Она уже хотела прервать звонок, как вдруг услышала отклик.
– Алло! Отвечайте, черт вас побери…
От неожиданности Шен чуть не выронила трубку. Хриплый баритон был незнакомым. И неприятным. Грубым. Высокомерным. От него веяло холодом и какой-то обреченностью.
– Кто это? – Она не узнала собственного голоса.
– А вы кто? Что вам нужно?
– А где миссис Диккенс? – Энни Диккенс уже много лет служила у них экономкой и всегда сама брала трубку.
– Какое вам дело?
– Это дом Макбрайтов? – Шеннон начала сомневаться, что попала туда, куда нужно.
– Именно так.
– Тогда позовите к телефону моего отца, кем бы вы ни были. Немедленно. – В голосе прорезались властные нотки. В ответ она услышала смех.
– Так это малютка Шеннон! Эй, Джонни, тут твоя нареченная звонит. – Незнакомец продолжал смеяться, а потом в трубке раздался визгливый фальцет Харриджа.
– Шеннон? Ты… откуда? Где ты? – Голос был удивленным, словно она внезапно возникла на пороге.
– Я в больнице. А вот что вы делаете в моем доме? Кто снял трубку? Где Энни и мой отец?
– Ой-ой, сколько вопросов. Погоди, успокойся. Твой отец спит – ему нужно больше отдыхать после сердечного приступа. Я пришел проверить, все ли нормально. В конце концов, это теперь и мой дом тоже, ты не забыла? А трубку снял мой… кузен Кристофер. – Харридж чуть запнулся, словно сомневаясь в имени.
– Где Энни? Почему она не подошла?
– Она… Миссис Диккенс уволилась. У нее сдали нервы из-за твоего побега и болезни Уильяма. Со вчерашнего дня она здесь больше не работает.
– Но… – Шеннон начала было возражать, но поняла, что это бессмысленно. Лучше она спросит у папы. – Когда я смогу поговорить с отцом?
– Он очень слаб, почти все время спит, это ему на пользу. – Голос Джонатана был пустым и равнодушным. – Вот вернешься домой, и поговорите. А сейчас иди в палату, Шеннон. Тебе тоже не помешает больше отдыхать. Ведь скоро будет не до этого. Свадьба на носу. Все-все, иди. Кузен, попрощайся с Шеннон, она идет отдыхать.
– Пока, Шен. – Тон Криса был дурашливым.
В трубке очень внезапно раздались короткие гудки, и Шен замерла. Харридж сказал, что отец спит. Но, может, это неправда? Может, позвонить папе на сотовый?
Рассудив, что хуже не будет, бросила второй квартер в прорезь и набрала номер отцовского мобильного. «Абонент временно недоступен». Она повесила трубку и забрала выкатившуюся обратно монетку. Уже отойдя на пару шагов от телефона, вдруг развернулась и решительно набрала номер Энни, скормив жадному автомату кусочек металла. Длинные гудки. Два. Пять. Семь. И вдруг знакомый голос. Шен чуть не заплакала.
– Энни? Это Шеннон. Ты меня слышишь?
– Шен? Девочка моя, как ты? Где ты?
– Все хорошо. Я в больнице.
– Как все может быть хорошо, если ты в больнице? Мистер Харридж сказал, что к тебе никого не пускают.
Шен недоуменно нахмурилась.
– Неправда. – У нее зародились нехорошие подозрения. – Что он рассказал?
– Что у тебя травма головы, ты все время спишь и беспокоить тебя нельзя.
– Нет у меня никакой травмы, только ожоги на руках и все. Он соврал. – Настало время главного вопроса. – А как там мой отец? Харриджу я не верю.
– Ох, деточка… Мистер Уильям очень сдал за последнее время. Как будто пропал стимул жить. Почти не выходит из своей комнаты, весь какой-то угасший. И сразу постарел. Прости, Шен, я не хотела тебе это говорить, но…
– Ничего, Энни, все нормально. Харридж упоминал про сердечный приступ, что отцу очень плохо, и он постоянно спит.
– Не было никакого приступа. Но он и правда много спит. Мне кажется, что… – Энн замолчала.
– Что? Не молчи, пожалуйста.
– Это… не телефонный разговор, деточка. Давай я приду к тебе, и мы все обсудим.
– Конечно. Я в больнице Святого Стефана. Приходи завтра.
– Я приду утром, в одиннадцать.
– Хорошо, буду ждать. До завтра, Энни.
– До завтра, детка.
Шеннон повесила трубку и задумалась. Что такого важного хотела сказать бывшая экономка? Судя по голосу, та чего-то боялась. У Шен даже были предположения, чего именно. Она поежилась, запахнула на груди халат и побрела в палату. Было о чем подумать.