Мне просто нравится играть с тобой…
© Марина Чарушина
Привет, СЕМЬЯ!!!
Та-да-дам: я на отдыхе! У меня все круто!
ПАП-МАМ❤ Возможности звонить не будет. Я сейчас в аэропорту, мы приземлились полчаса назад, и это последний раз, когда я выхожу на связь. Но я буду рассудительна, осторожна и последовательна. Не переживайте, пожалуйста. Вы же знаете, что я ВСЕГДА справляюсь! Вернусь домой 1 сентября. Точно-точно! Обнимаю крепко-крепко❤
ТЁМА, ты самый лучший брат. И жена у тебя самая-самая!!! ЛИЗА, спасибо тебе за ВСЕ! Я твоя фанатка!!! Если я в этой жизни на кого-то и пытаюсь равняться, то только на тебя. С тобой я всегда чуточку лучше. ТЁМА, я же говорила, что ты, блин, везунчик по жизни! Вот не порть карму, пожалуйста, не выноси никому из-за меня мозг. Я вернусь, когда запланировала. А раньше ты меня все равно не найдешь. Чмоки❤
АНЖ-НИКА, вы – две козы, скорее всего, даже не явитесь домой за эти десять дней и не прочувствуете моего отсутствия. А если и прочувствуете, только вздохнете с облегчением. Но это не значит, что можно трогать мои вещи!!! И мою радужную коллекцию туфель от Джимми Чу – особенно! Все)) Не ешьте, жопки, на ночь шоколад)) Чмоки❤
Я вас всех очень-очень сильно-сильно ЛЮБЛЮ!!!
До скорой встречи! Вернусь с умопомрачительными новостями!
ЧАО❤
Под сообщением, которое я оставляю в нашем семейном чате, буквально мгновенно появляются один за другим значки о прочтении. Представив лица своих родных, выплескиваю смехом волнение. В груди все клокочет от бурного восторга и сладкого предвкушения. После того, как я увидела своего малыша, во мне поселилось какое-то всепоглощающее ощущение счастья. Еще и Даня подгадал… Приключение, которое он подготовил, будоражит меня, и я ничего не могу с этим поделать. Сутки в состоянии волшебной эйфории.
Я, конечно, одергивала себя. Пыталась приглушить все эти эмоции. А потом вдруг подумала: «Да какого черта?! Разве недостаточно я настрадалась?». Я заслуживаю передышку. Мне нужно расслабиться. Хочу насладиться предстоящим отпуском по полной, каким бы одуряющим ни был сопровождающий все эти чувства мандраж.
«Никаких законов и правил, никакой морали и никаких, мать твою, долбаных запретов!» – провозгласил Шатохин.
Два голоса за! Мы вступаем в твою партию, Даниил Владиславович. Временно.
Папа, мама, Лиза – сразу три карандаша приходят в движение. Но Тёма, конечно же, оперативнее всех оказывается. Не успеваю даже заметить активности с его стороны, как в чат падает сообщение.
Артем *Чара* Чарушин: Стой на месте!
И сразу же за этим требовательным посланием на мой телефон поступает звонок.
Глядя на фотографию своего любимого красавчика-брата, отчетливо представляю, как он за каких-то восемь тысяч километров в нашем родном городе, подобно Зевсу, мечет в гневе молнии.
Черт возьми… Черт…
Содрогнувшись, быстро сворачиваю все приложения и отключаю мобильный.
Поднимаю взгляд на Даню и уже совсем по другим причинам взволнованно вздыхаю. Невзирая на мощное кондиционирование терминала, тело вспыхивает огнем.
– Все? – вскидывая бровь, закусывает верхнюю губу.
После этого мне уже не просто жарко становится. Я стремительно таю.
Сколько бы ни утверждала, что больше не та «долбаная малолетка», которую Шатохин одно время охотно использовал, своей откровенной сексуальностью он по-прежнему вызывает внутри меня цунами безумного трепета. Валить все на гормоны удобно, но по правде я уже испытываю беспокойство, что эти ощущения не побороть никогда. И самое страшное: ни с кем другим они не повторятся.
– Все.
Без колебаний, как изначально и договаривались, отдаю Дане телефон.
– А как же твой гребаный женишок? Ему ничего не напишешь?
Сам Никиту упоминает, и сам же злится. Не то чтобы меня реально задевало все, что он говорит, но я, естественно, не могу не подлить горючего в костер.
– Пф-ф, – с важным видом фыркаю. – Еще бы я при тебе с ним прощалась! Мы это сделали рано утром. С глазу на глаз, как и положено влюбленным.
Даня с силой стискивает челюсти и жестко тянет носом воздух. Поворачивая голову в сторону, прячет вспыхнувшее в глазах пламя за своими крутыми Прада. Всегда эта привычка раздражала, но сейчас особенно сильно ненавижу эти очки. Хоть и признать не могу, что желаю смотреть Шатохину прямо в душу, а бешусь, когда отгораживается.
– И что же ты ему сказала, Марин? С кем и зачем ты, мать твою, собираешься провести десять дней?
Он ставит мне шах и мат. Конец игры.
Нет… Нет… Нет…
Я была бы не я, если бы не сумела выкрутиться из самой невыгодной для себя ситуации.
– Данечка, – протягиваю приторно-сладким голоском. Склоняя голову набок, со столь же милой улыбочкой наблюдаю за тем, как брови Шатохина ползут вверх и поднимаются над широкой оправой очков. Наслаждаясь вниманием, несколько раз прицокиваю языком. Даня сглатывает, выдыхает и облизывает губы. После этого принимаю экстренное решение защищаться. – А ты, когда потрахивал ту замужнюю сучку с Гагаринского плато, у нее тоже спрашивал, как она перед мужем отмазывается? – выпаливаю практически на одном дыхании.
Шатохин резко закидывает очки на лоб. Тяжело переводит дыхание и прожигает меня взглядом.
– Чё, нах?.. Марина… Марина, блядь… – толкает приглушенно. Еще один яростный вдох. Шаг вперед. Цепкий обхват моего запястья. Агрессивный ультиматум: – Ты такой не будешь!
Кажется, он готов меня убить. Но разве меня это хоть когда-нибудь останавливало? Ха!
– Будто тебе решать, какой мне быть!
Вырываю руку, подцепляю чемодан и, демонстративно виляя задницей, направляюсь к выходу из аэропорта.
Секунда, две, три… Ничего не происходит. Ничего!
Он… Он, что, не пойдет за мной?
Он… Господи, пожалуйста, не дай ему меня бросить!
– Марина… – стоит услышать этот зов, сердце проваливается вниз и тотчас с феерическим выбросом подскакивает обратно.
Бомбит мне грудь. Разносит в щепки. Но я, естественно, не оборачиваюсь. Не на первый же оклик это делать! Продолжаю идти. Со страхом прислушиваюсь.
Ой, божечки… Все… Больше не позовет!
Повернуться? Не повернуться?
Нет, я не могу! А что я не могу?!
Черт… Черт… Черт…
– Марина! Стой. Стой же! Ты не туда идешь.
Даня ловит мою свободную ладонь, а я чуть сознания от радости не лишаюсь. Хочется вцепиться в него и расцеловать. Спасает, что возможности нет. Шатохин сжимает мою руку и, без каких-либо сантиментов, увлекает к нужному выходу.
Не ожидала, что на тех эмоциях, что я в нем всколыхнула, сможет себя обуздать. Я потрясена и абсолютно дезориентирована.
Что мне делать? Как себя дальше вести?
Пока размышляю, покидаем здание аэропорта.
– Откуда ты знаешь о Гагаринском? – спрашивает Даня тихо, едва оказываемся под палящими лучами солнца.
– Я много чего знаю, Дань… – шепчу так же тихо, все еще потерянно. – Я тебе говорила тогда, – глядя строго себе под ноги, неосознанно покусываю губы. – Я наводила справки везде, где только можно. Я платила за информацию о тебе, – как ни стараюсь сохранить лицо, чувствую, что щеки заливает румянцем. – Я… Я сама следила за тобой.
Ожидаю, что озвученное вызовет у него шок.
Но…
Удивить Шатохина непросто. Его даже смутить невозможно.
Он скользит по моему лицу беглым, несколько заинтересованным взглядом, выразительно переводит дыхание и достаточно спокойно уточняет:
– И зачем?
Я, должно быть, краснее свеклы становлюсь. Однако вместо того, чтобы и в этот раз увильнуть по уже выстроенному сознанием пути отступления, выдаю вдруг самый искренний ответ, на который в принципе способна.
– Ты знаешь, зачем, – прошелестев это, с силой сжимаю веки.
Приказываю себе собраться.
Но…
В голове проклятым рефреном несется совершенно бесполезный и раскатывающий меня текст: «Потому что я любила тебя, дурак!».
Конечно, он знает об этом. Предъявляет ведь! Ставит в упрек! А я еще возьми сама и напомни!
– Черт… – бормочу задушенно, в попытке разрушить окутавший нас неожиданно дурман. – Да здесь же градусов сорок! Как мы выживем на острове в таком климате без привычных благ цивилизации?
Даня на мое нарочитое возмущение не реагирует. Он вообще ни слова не говорит. Очень долго молчит. И при этом то и дело задерживает на мне взгляд. Ломаю голову, что может думать в этот момент? Но спросить почему-то не решаюсь. Берегу созданную Шатохиным тишину.
Благо отвлечься есть на что. Рассматриваю буйные зеленые растения на обочине дороги, пока мы едем на машине к причалу, а потом с яхты – бескрайние лазурные морские просторы.
На тот самый необитаемый остров мы прибываем на закате. Глядя на лиловый отсвет прячущегося за горизонтом солнца, я еще как-то держусь. Но стоит сконцентрироваться на густых темных джунглях, невольно вздрагиваю.
К счастью, Даня этого не замечает. Он перебрасывает с яхты на бетонный причал чемоданы. А после поворачивается и проделывает нечто подобное со мной.
Хочется дать заднюю, уйти в отказ и взмолиться об отеле. Любом! Пусть самом паршивом. Лишь бы были крыша над головой и какие-никакие стены.
Но я ведь не сдаюсь.
Едва подошва моих сандалий касается бетона, я разворачиваюсь и иду в сторону проклятых джунглей.
В душе, в мозгу, в глазах – сплошной ужас.
Один раз позволяю себе оглянуться. Смотрю на Даню и офигеваю пуще прежнего. Он катит по бетону наши чемоданы и насвистывает! В белых брюках, модной брендовой рубашке с пальмами и своих чертовых Прада шагает на таком подъеме, словно мы не в дикую чащу выживать тащимся, а в лакшери-отель отрываться!
Маньяк… Точно маньяк!
Обнаружив на берегу дощатую тропинку, я зачем-то срываюсь на бег. Сердце бешено бахает в груди, стоит оказаться среди деревьев. Ощущение, что вот-вот разорвется от натуги. Но я не останавливаюсь. Несусь на полной скорости, пока не упираюсь… Пока не упираюсь в примитивное жилище, выстроенное из каких-то бревен и пальмовых листьев!
– Блядь… – шепчу с непонятными мне самой эмоциями.
Крыша, стены… Есть!
Судя по огромному резервуару, который находится справа от хижины, должна быть и вода. Возможно, даже душ и туалет!
– Куда ты летишь, Марин? – отчитывает подоспевший Даня.
Оборачиваюсь к нему. И в который раз за сегодняшний день теряюсь в своих ощущениях.
– Я быстрее тебя, – выдыхаю первое, что приходит на ум. – Всегда.
– Ты, блядь, быстрее своего ангела-хранителя.
– Угу… Это какой-то квест, Дань? Сколько ты заплатил за этот «люкс»?
Шатохин сверкает шикарной белозубой ухмылкой. В темноте она кажется особенно яркой и впечатляющей. Мое сердце вздрагивает и отчаянно сжимается.
– Дохрена, Марин. Так что измываться над тобой планирую порядочно. Всласть!
– В тебе нет ни черта порядочного!
– Как и в тебе, Динь-Динь.
Динь-Динь… Зачем он так называет?! В груди моментально тепло разливается.
И я… Боже, на глаза наворачиваются слезы.
– Здесь есть какие-то камеры? – сиплю, часто моргая. Дыхание срывается, но мы оба это игнорируем. – Нас записывают, Дань? Следят за нами? Это какое-то реалити-шоу? Признавайся! – верчу головой, в попытках отыскать на одной из пальм мигающие огоньки видеокамер.
Шатохин громко смеется.
И я… От этих звуков у меня сводит желудок и перекручивает все внутренности.
Машинально отступаю в сторону, едва Даня направляется к двери.
– Никаких камер, Марин. Карьера порнозвезды – не то, о чем я мечтаю, – толкая это, нагло скользит по моему телу взглядом. Поднявшись к лицу, и вовсе дерзко подмигивает.
– А о чем ты мечтаешь? – спрашиваю быстрее, чем успеваю подумать.
Шатохин замирает. Я тоже. Всем телом цепенею. Пытаюсь тормознуть и ощущения. Тщетно! Внутри что-то лопается и заливает кипятком грудь. Ошпаривает, заставляя содрогнуться. С головы до ног покрываюсь мурашками.
Возможно, где-то в кустах или на дереве таится смертоносный хищник. Мне бы оглянуться, но я не могу оторвать взгляд от Даниных горящих глаз.
Вокруг нас столько пугающих звуков расходится, а я улавливаю лишь его тяжелый вздох.
А потом… Темноту рассекает глухой хрипловатый шепот:
– О тебе.
– Мм-м… – спешно соображаю, запрещая себе принимать эти слова на веру. – Здесь ничего не изменится, Дань!
– Надейся, Марин, – парирует тихо со странными интонациями.
Почему он излучает такое довольство?
Словно не слышал меня! Словно не понял! Словно я сама не осознала, что произнесла!
– Тебе никогда не выиграть, предупреждаю! – выдаю высоким дрожащим голосом.
– Окей, Марин. Сверим результаты в финале.
Да что ж такое?! Он оглох? Обпился какой-то психотропной херни?
Почему он не понимает? Почему ему не больно? Почему он ухмыляется, будто я ему что-то приятное говорю?
– Я тебя давно не люблю, Дань! Помнишь?! Мне просто нравится играть с тобой! Понимаешь?!
– Окей, Марин, – снова подмигивает. Лениво кивает на дверь. – Заходи уже. Будем знакомиться.
Сбивает с толку этим заявлением.
– С кем? – задыхаюсь от шока я.
Обещал ведь, что мы будем здесь одни.
– С первой ипостасью, Белоснежка.
«Это игра… Игра», – взволнованно напоминаю себе.
И быстро включаюсь.
– Хм… Ладно… Как тебя называть сегодня?
– Бог похоти.
Не сдержавшись, прыскаю.
– Ты… Ты самовлюбленный придурок! Ха! Пф-ф! Бог? Бог!
– Уверен, что сегодня оправдаю этот статус.
– Ну ты… Ты… Ты ненормальный, Дань-Дань!
Незапланированно его так называю. Это обращение вырывается неосознанно, когда я ловлю самое опасное состояние: чувствую себя, как вначале этого фантастически-катастрофического лета.
Глаза Шатохина сверкают. Он тоже отматывает. Возвращается к безумному старту, который я лично тогда спровоцировала.
– Как и ты, Динь-Динь. Заходи в наш сумасшедший дом. Будем лечиться.
Мне отчего-то страшно повернуться к нему спиной, но иначе в хижину не войти. Заставляю себя шагать. Однако, едва я миную Даню, он, конечно же, ловит меня руками и вынуждает остановиться.
Как всегда, скользит ладонью мне на живот. И я задыхаюсь.
Никак понять не могу, чем он руководствуется в такие мгновения. Делает ли он это осознанно? Или все же подчиняется каким-то инстинктам?
Даня подталкивает, и мы переступаем порог. А я даже оценить обстановку не в состоянии. Ничего не вижу. Глаза будто пелена застилает. Смотрю прямо перед собой, но ничего не вижу.
Сохраняю неподвижность, когда он застывает. Крайне взволнованно дышу. Отстраненно отмечая при этом, что окутывают меня не какие-то экзотические ароматы, а дурманящий запах самого Шатохина.
– Маринка… – прижимаясь крепче, обжигает дыханием шею. – Хочу заняться с тобой сексом.
– Ни за что, Дань… – сиплю вмиг ослабевшим голосом. – Никогда!
Он… Он кусает меня за загривок.
Вскрикиваю и содрогаюсь. Все волоски на теле дыбом встают, а кожа будто сползает.
– Будем сражаться. Понял, Марин.
– Даня…
– Итак, вечер первый, – его голос меняется до неузнаваемости. – Бог похоти приглашает тебя поиграть, – протягивает тихо, мягко и до жути мрачно. – Принимаешь?
Я совершаю судорожный вздох. Взываю к своему разуму. Но, блин… А на кой черт мне отказываться? Напомните кто-нибудь! Разве не ради этого я сюда прилетела?
Игра… Это просто игра!
– Принимаю!