Александр Борисович Турецкий в этот вечерний час в присутствии супруги Ирины Генриховны, а также Филиппа Кузьмича Агеева официальным возлиянием завершал операцию по внедрению Людмилы – дочки Дины Петровны – в стены французской Сорбонны. Ирина Генриховна была приглашена Диной Петровной специально, ибо у ревнивой супруги Турецкого могли возникнуть сомнения в том, что Александр Борисович, помогая семье соседей, делает это с какими-то своими нечистыми помыслами, зарабатывая определенные дивиденды. А Турецкий, в свою очередь, изображал полнейший нейтралитет, хотя на сердце, честно говоря, кошки все-таки скребли. Когда он увидел глаза Фили, смотревшего на Дину, он сразу понял, что даже возможный его сладостный романчик может оказаться ничем по сравнению с тем великим чувством, которое все больше и больше демонстрировал Филя. Действительно, не стоит перебегать дорогу другу. Когда-нибудь и тот, глядишь, поступит таким же образом, и они будут квиты.
И в этот ответственный момент философских размышлений Турецкого раздался звон его «мобильника». Не понимая, какого черта в этом часу он еще кому-то требуется, Александр Борисович сомневался, стоит ли откликаться, но укориз–ненные глаза жены заставили его достать трубку и прочитать имя, которое он меньше всего ожидал увидеть именно в это время и в этой ситуации. Неугомонная дама Элеонора Владиславовна, по убеждению Турецкого, не могла нести ничего, кроме неожиданных неприятностей. Всякий раз, когда она звонила, с ней обязательно что-то случалось. Сыщики иногда посмеивались: «Кто там, Элка звонит? Чья очередь выручать?» Но звонок предназначался ему, ему и надо было отвечать, не Филю же, в самом деле, посылать на помощь, Филя сам пошлет кого хочешь, и будет абсолютно прав.
– Я вас слушаю. Турецкий. Что случилось?
В ответ раздался не то вой, не то рев какого-то экзотического больного животного, которому только что сделали еще больней, то есть уже выше всякого терпения. Из воплей, восклицаний, эмоциональных выкриков типа «Антоша, Боже мой, в это невозможно поверить!» – он, уже приложив определенные усилия – все-таки было выпито пусть немного, но тем не менее, – понял, что случилась действительно беда. Только что арестовали Антона, причем милиция незаконно ворвалась в квартиру Элки; Плетнева, едва успевшего покинуть кровать, заковали в наручники и объявили, что он обвиняется в убийстве человека. Когда же он начал кричать, что это бред и чья-то глупая шутка, ему ткнули под нос лист постановления о задержании. С таким документом не спорят. Ситуация была, с одной стороны, трагическая, с другой – потешная. И, учитывая вторую позицию, менты разрешили ему одеться, временно сняв наручники, но заковав его снова, когда выводили из квартиры. Элка была вне себя, она кричала, она закатила истерику, ночные гости отреагировали довольно вяло, сообщив, что его отвезут в отделение, если чего не так, то утром отпустят. А сейчас им и заниматься-то некому, дежурный один там сидит. Но раз поступило постановление, оно должно быть исполнено. Еще какое-нибудь там воровство, мелкое хулиганство – это и до утра могло подождать, а убийство – это уж извините, тут церемониться нельзя.
С великим трудом Элке удалось выяснить, что Антона увезут в одно из отделений Хамовнического района, скорее всего в одно из ближайших, ближайшим было 107-е. Элка в слезах и горе пробовала бежать за милицейской машиной, но так ее и не догнала, вернулась домой и позвонила Турецкому, потому что, по ее мнению, это был единственный человек, который был способен оценить серьезность происшествия и найти возможность принять меры по спасению Антона, своего коллеги и товарища.
– Саша, – ревела Элка, – ну сделай хоть что-нибудь! Я сейчас побегу туда, к сто седьмому… Давай там встретимся.
– Очень хорошо, именно это я хотел тебе предложить, потому что из того, что ты провыла-прокричала, я понял только одно, что Антона арестовали.
– Арестова-а-а-али! – проревела Элка.
– Хорошо, будем разбираться, немедленно будем разбираться. Перстань реветь и иди к отделению, там встретимся.
Он прекратил разговор и увидел недоуменные глаза жены. Ирина не верила ни одному слову, а Филипп, в свою очередь, был серьезен и сказал:
– Может быть, это связано с тем криминальным делом, которое вел Антон? Во всяком случае, Александр Борисович, я бы не терял времени.
Турецкий увидел огорченное лицо хозяйки, возмущенный взгляд Ирины и был вынужден принять единственно верное на данный момент решение.
– Филипп, – сказал он, – мне жаль портить тебе такой чудесный вечер, но мы должны немедленно подойти к сто седьмому. Как считаешь, машиной или ножками-ножками?
– Да кто сейчас нюхать будет? – раздраженно сказал Филипп. – Дорогие дамы, вы извините нас, но нам нужно с Александром Борисовичем перемолвиться наедине. Можно мы выйдем на кухню на две минуты?
– Ой, да что вы, проще нам! – выкрикнула Дина Петровна и быстро отправилась на кухню, укоризненно взглянув на Ирину.
Ирина вынуждена была последовать за ней, но глаза ее не излучали доверия. Что там мужики затевают? Что там опять за дурацкая история? Все это было выше ее логики. Наверняка какие-нибудь очередные уловки.
– У тебя есть предложения? – спросил Турецкий.
– Ну, естественно, – ответил Филипп. – У тебя какие отношения со сто седьмым?
– Самые скверные, – мрачно ответил Турецкий. – Не далее как сегодня утром я, мягко выражаясь, перематюкнулся с Михеевым, а этот засранец не прощает, когда с ним говорят на повышенных тонах. Поэтому мне там самому появляться никак нельзя. Даже для выяснения простого вопроса, что произошло. Он и захочет – не скажет. А ты можешь поинтересоваться, в чем дело. Мол, задержан наш сотрудник, какие выдвигаются обвинения и почему все это сделано среди ночи? – Турецкий посмотрел на часы. – Хотя не такая уж и ночь. Десять часов – разве это ночь? Ну да, у Элки в глазах потемнело от ужаса… Но почему убийство? Какое убийство? Что за бред?
– Но, к сожалению, Саша, – вздохнул Агеев, – в наше время можно ожидать чего угодно и в какое угодно время, поэтому не будем его терять. Ну, а хозяек придется поблагодарить. Жаль, конечно, вечеринка б точно удалась, если б ты наконец сообразил и смылся с Ириной к себе домой, ну, раз нет, так нет, перенесем на следующий день или когда там выпадет удобный случай. Так что, идем?
– Ну конечно, о чем ты говоришь!
– Тогда есть конкретные предложения. Ты сейчас, по пути к себе домой, смени твой забавный свитер на прокурорскую форму. Она хоть и бывшая, но в ночное время может быть использована. У тебя и удостоверение сохранилось. Хамить мы не будем, но и форму терять тоже. Дорогие дамочки! – закричал он. – Наш военный совет закончен, заходите.
Все вошли, уставились на мужчин.
– Мы пригласили вас, чтобы выразить исключительную благодарность за ваше гостеприимство. А сейчас нам в самом деле надо бежать. Антон в опасности, это понятно.
– Нет, я не понимаю, – с возмущением заявила Ирина, – почему нужно обязательно бежать сейчас, ночью, неизвестно куда, чтобы выяснить неизвестно что? Разве нельзя дождаться утра и, как делают все нормальные люди, правда, я забываю о том, что вы не всегда бываете ненормальными, позвонить дежурному по городу и выяснить, в чем причина задержания Антона Плетнева, тем более по какому-то совершенно чудовищному обвинению. Почему нужно все бросать немедленно и мчаться сейчас?
Турецкий поднялся и сказал спокойным и оттого несколько напряженным голосом:
– Ирина, ты знаешь, чем всегда отличалось наше агентство от других? Знаешь, можешь не отвечать, это на лбу у тебя написано. Мы никогда не оставляем своих товарищей в беде. Тем и сильны. Я что-то сформулировал не так, Филя?
– Все абсолютно так. Еще раз наша благодарность. Будем держать друг друга на связи. Всего доброго. Дина Петровна, позвольте, поцелую вам ручку. Весь вечер собирался найти приличный повод, а нашлась вот такая бяка, ну надо же. Пошли, Саша.
И они ушли. О чем говорили, оставшись наедине, женщины, можно и не спрашивать, поэтому и у мужиков, которые топали по лестнице вниз, тоже вопросов на этот счет не было. Все они прекрасно понимали, а возмущались по инерции, как всякая женщина боится за своего любимого человека…
Сравнение было, конечно, не в пользу Элки: не как раненая птица металась она у разоренного гнезда, а скорее как разъяренная волчица, у которой только что отняли любимого волчонка. Таким же разъяренным взглядом она и встретила сыщиков. Но едва она открыла рот, как Турецкий сделал резкий повелительный жест, запрещавший ей издавать звуки. Она послушалась и закрыла рот.
– Молодец, – сказал Турецкий. – А теперь давай отойдем в сторонку и ты негромко, но внятно расскажешь нам с Филей, чем вы занимались с Антоном в сей поздний час и за что его арестовала милиция? Вопрос понятен?
Филя хмыкнул. Но Элка не поняла юмора.
– Саша, – с жаром начала она…
Турецкий немедленно приложил палец к губам и сказал ей почти на ухо:
– Нас повсюду подслушивают враги. Отвечай на первый вопрос: чем вы занимались сегодня?
Конечно, это было хулиганство с его стороны, именно в таком тоне спрашивать у Элки: ясно же, чем занимались, если Антона выудили из ее кровати. Но, конечно, не этот факт явился главным в данной истории. И он продолжил.
– Про кровать можешь не рассказывать. Что было до нее? И давай подробно.
И Элка, задыхаясь и дрожа всем телом, начала рассказ о том, как Антон со Щербаком захотели поужинать и пригласили их вот сюда, неподалеку, в «Султан», Султанов там хозяин. Потому так и зовут.
– А почему вы выбрали именно эту забегаловку?
– Ну, мы посоветовались с Галкой…
– Кто такая Галка?
– Ну, Антон просил, чтоб Коля Щербак…
– Не чувствовал себя одиноким? Ясно, такая же разгильдяйка, как и ты. Итак, две разгильдяйки и два сыщика отправились пьянствовать в злачное место, отмеченное особенно обостренными межнациональными отношениями. Я ничего не путаю?
– Нет, все началось именно так! – воскликнула Элка.
– Кажется, я начинаю понимать. А ты, Филя?
– Близится к тому, – улыбаясь, ответил Агеев.
– Ну, давай, Элка, дальше повествуй вашу одиссею. Итак, поужинали…
– Да в том-то и дело, что нет! – горячо зашептала Элка. – Ничего не успели! Там появились эти, черноволосые парни с Усачевского рынка, стали нас с Галкой лапать, а когда Антон заступился и сказал, что вести себя так нельзя, один из этих гадов ударил его. Ну, ты ж представляешь, Саша, что значит при Антоне обидеть женщину, которая находится вместе с ним? Обидчик отлетел в сторону. О каких убитых речь вообще? А эти все повскакивали, заорали, ножики появились. Тогда поднялся Коля Щербак, и они поняли, что двоих им взять так просто не получится. Мы решили уйти. А те шли за нами толпой и выкрикивали угрозы. Потом хозяин чего-то орал, Султан этот. Наверное, он и вызвал милицейский наряд. Ну и приехали пьяные вусмерть менты, стали пистолетами размахивать. Антоша с Николаем их, естественно, успокоили, а потом мы их доставили в Усачевский ОВД, где написали соответствующие заявления. Начальник их принял, зарегистрировал, и мы отправились домой. Ну, Коля пошел к Галке, потому что она живет этажом ниже. Какая уж тут компания получается, настроение-то испортили. А мы с Антоном решили поужинать у меня. Я там обед прекрасный приготовила, стол накрыла, а потом… даже не знаю, как и сказать…
– А ты не говори. Если Антона взяли из твоей кровати, то, наверное, он не борщ хлебал в этот момент. Ну, кто б другой сказал, я не поверил бы, но из твоей кровати вытащить Антона?! И ты ничего не смогла поделать? Да не поверю никогда! Наверняка вышвырнула на лестницу обоих ментов, и они катились по ступенькам, и ты орала им вслед, что в следующий раз… и всячески угрожала. После этого приехала большая команда, которая и могла повязать Антона, оказавшего им сопротивление. Скажи, разве не так было?
– Не так, – всхлипывала Элка, – совсем не так. Он как раз и не сопротивлялся, а сказал: «Поехали, разберемся, и никаких проблем нет». Еще сказал, дайте штаны хоть надеть и отвернитесь. И уехал. А мне сказал: «Никуда не беги, я сам разберусь»
– Но, тем не менее, они предъявили ему постановление о задержании за какое-то убийство, а свое позднее появление объяснили именно тем, что преступление считается особо опасным?
– Я уж и кричала, и уговаривала, и спрашивала, куда хоть отвезут-то. Там какой-то мрачный майор сказал, что, скорее всего, в сто седьмое, в «обезьянник» посадят, а там и будут разбираться. Ну, я рванула за ними, да куда уж там, я и – машина. И только когда сюда пришла, подумала, что надо же было спросить, что делать. У меня ж не каждый день молодых людей уводят под конвоем.
– Знаешь, за что я тебя уважаю, Элка, и даже отчасти люблю? За твою искренность и правильное понимание вещей. И потом, когда-то ж надо было начинать. Это была шутка. Филь, тебе все понятно? В общих чертах, так сказать. Дуй к дежурному, может, там еще Михеев, может, сменился, новый уже, не хочу рисковать. Ну и, как мы это делаем, выясни все, что можно узнать. Скажи, что нам нужно немедленно выяснить причину задержания, ибо аргументы, приведенные в постановлении, кажутся нам полным идиотизмом. У нас достаточно свидетелей, каждый из которых может подтвердить, где и в какую минуту находился за последние несколько суток Плетнев, выполняя специальное задание. Словом, чья это инициатива, мы должны выяснить еще сегодня.
Филя ушел. Элка продолжала рыдать и заламывать руки. Александр Борисович понял, что липой тут не пахнет. Он помолчал и снова обратился к Элке:
– Слушай-ка, подруга, ты сама понимаешь, что насчет алиби Антона это я для красного словца, а на самом деле я ведь в общих чертах знаю, чем он занимался с тобой и твоей подругой, где был, с кем ночевал, может, подрался с кем-то, с него станется, может, не убил, конечно, но покалечить мог. Что тебе об этом известно?
– Ну, что у Светки деньги в обменном пункте украли, это же ты знаешь?
– Еще бы! Я уже запутался, когда это было, вчера или позавчера. Ты проревела эту новость, сидя у нас в агентстве. Но там же, насколько я знаю, все у Антона получилось правильно. И «кидал» он этих нашел, и деньги забрал, и все передал по нужному адресу, и, по-моему, если мне не изменяет интуиция, а она мне, Элка, практически никогда не изменяет, он еще и ночь провел в любовных шашнях с этой твоей прекрасной подругой. Я не могу утверждать со всей уверенностью, что тебя там не было, но все бывает в жизни. Вдруг ты обиделась и одинокая, несчастная, в горести и печали отправилась домой, поэтому ты не можешь гарантировать, что с момента расставания с Антоном и его подругой до момента встречи Антона с тобой ты отвечаешь за каждую прожитую им минуту. Ведь так?
– Так, – вздохнула Элка огорченно.
– А прошли не минуты, а наверняка часы, и тебе неизвестно, а я не стану рассказывать, чтобы не огорчать тебя, что может успеть спецназовец, типа Антона, натворить за это короткое время. Поэтому не будем ни в чем расписываться, а пока станем выяснять, где он в настоящий момент.
Пока Александр Борисович читал свою нраво–учительную лекцию, вернулся Агеев. Спокойно подошел и также спокойно сказал:
– Антона здесь нет, не было и не могло быть, поскольку за последние десять часов, дежурный посмотрел при мне, здесь не было ни одного вызова по поводу преступления с кровавым исходом. Он даже сам удивился. Случаи мордобоев были, пару воришек поймали, цыганку отвезли куда надо, вот и все события. Он посоветовал искать Антона в других отделениях, может, на Усачевке, может, в Большом Знаменском, они тоже относятся к Хамовникам, и вызов мог поступить оттуда.
– Так, понятно, – сказал Турецкий. – Элка, где вы сегодня собирались ужинать?
– В «Султане», возле Усачевского рынка, будь он проклят!
– Значит, конфликт у вас произошел в районе этого ОВД? – спросил Агеев. – И они занимались вами с вашим пьяным капитаном?
– Ну да, конечно, мы же там сидели и писали заявления свои.
– Тогда именно в этом районе и надо искать тех, кто имеет зуб на Плетнева.
– Как говорил наш вождь и учитель, «это серьезно меняет дело». Итак, по машинам, в смысле, Филь, ты садись за руль моего «рено», неудобно генералу возить посторонних людей, и поехали на Усачевку.
«Ох, Антон! – размышлял Александр Борисович, – не успел с одной девицей разобраться, тут уже вторая под боком. Да что ж это за мужик такой?..»
Нет, свой собственный опыт ему и в голову не приходил. Никогда! Что вы, что вы! Александр Борисович – сама чистота, но вот Антон последнее время демонстрирует постоянно заметную буйность нравов. Может, его действительно пора женить на ком-нибудь? Чтоб успокоился. Ну, хоть на той же Элке! Хоть Васька всегда будет в пирожках купаться.
– Сколько, ты говорила, времени было, когда за ним пришли?
– Одиннадцать часов, – уверенно сказал Элка.
– Филь, посмотри на свои часы.
– Половина одиннадцатого, – ответил Агеев.
– Странно, на моих тоже. Элка, может, у тебя что-то с часами не в порядке или с головой? Сколько времени прошло с момента задержания?
– Ну, никак не меньше часа.
– Значит, либо выбрось свои часы, либо смени в них батарейку. А половина одиннадцатого, Филипп Кузьмич, я полагаю, самое ресторанное время. Настоящий гость только приходит. Если мы явимся в «Султан» прямо сейчас, я думаю, мы застанем всех, кто нам понадобится.
– Саш, может, сперва начнем с ОВД?
– Понимаешь, Филя, можно бы и так, но тогда нам с тобой сложнее будет отыскать истоки, первопричину явления, а моя интуиция подсказывает мне, что горячие кавказские парни вполне могли сварганить нечто подобное. Вот давай мы с тобой и попробуем взять их за известное место. Как думаешь, возьмем?
– Я бы предложил дополнительный вариант.
– Валяй. Внимательно тебя слушаю.
– Мы с тобой лица хоть и важные, но неофициальные, по большому счету, если кто-то копаться захочет. А тот же Петька Щеткин – как-никак убойный отдел МУРа. Кому, как не ему, и знать об убийстве, совершенном только что в нашем районе, да еще кем? Если выписано постановление, он не может быть не в курсе его, поэтому, прежде чем сделать решительный шаг в кабинет господина Султанова, я предлагаю позвонить Пете и сказать, что мы срочно ждем его у входа, причину срочности объясним на месте.
– В этом есть большой резон, ты абсолютно прав, звони.
Петр, на удивление, примчался быстро. Поначалу показалось, что он уже знал причину. А причина оказалась совершенно неожиданной. Он сказал:
– Ребят, я что ж, дурак, не понимаю ничего? Если в двенадцатом часу звонят друзья и говорят: «Дуй к ресторану „Султан“ на Усах», о чем я должен был подумать? Ну, во-первых, о том, что есть повод, во-вторых, о том, что повод важный, но главное, в‑третьих: вы посчитайте, сколько дней мы уже не выпивали вместе? Да была б ракета, я бы еще полчаса назад здесь был.
– Должны разочаровать тебя, Петя, – нарочито хмуро сказал Турецкий, потому что Петькина тирада не могла не вызвать у него веселую ухмылку. – Беда случилась, и может понадобиться твоя конкретная официальная помощь. Сегодня, где-то час назад, арестовали Антона по обвинению в убийстве. Кто арестовал – неизвестно, куда увезли – тем более. Мы еще не начали прочесывать местность, но кое-какие первичные наблюдения имеем. Слушай, Элка, я больше не могу, у меня эта история вызывает аллергию. Давай в двух словах, только не больше, передай Пете, что вы накуролесили сегодня с Антоном.
Как ни странно, Элка уложилась в две минуты. Видимо, правильно говорят, что повторение – мать учения.
– А что, – выслушав рассказ до конца, сказал Петр, – в ваших мыслях есть доля истины, а какая, это мы решим на месте. Элку б я с собой не брал, пусть отдохнет в машине, нам лишние эмоции ни к чему, только пусть закроется, чтоб не залезли сюда любители специфических русских красавиц. А сами сейчас пойдем к Султанову в официальном порядке. Если я что совру не так, не обращайте внимания. Я так думаю, если концы здесь, то Антон уже сегодня отправится туда, откуда его взяли.
– А ты знаешь, откуда его взяли? – мрачно усмехаясь, спросил Турецкий.
Щеткин задумался.
– Не угадаешь, – сказал Филя.– Элка, можно открою великую тайну?
– Да ну вас, охальников! Человеку плохо, а им хиханьки да хаханьки!
– Действительно глупость сморозили, – пробурчал Турецкий, – человека, можно сказать, впервые затащили в койку, и тут же пришли злые дяди и запаковали его.
– Плетнева запаковали? – воскликнул Щеткин. – И он не сопротивлялся?
– Нас тоже это удивило, и тем не менее. Ну, все, шутки в сторону, двинули. Элка, из машины ни шагу. Держи «мобильник» перед носом, если будешь нужна, позвоню. Пошли, ребята…
Хозяин еще домой не собирался. В прокурорской генеральской форме Турецкий выглядел солидно. И они вчетвером прямо через зал, полный народа, прошли к служебному входу, где располагался кабинет господина Султанова. Там какие-то мальчики попробовали было оказать сопротивление, но генеральская прокурорская форма Турецкого и милицейская «ксива» Пети Щеткина, которой он бесцеремонно тыкал в самые хари наглых мальчишек, свое дело сделали. Они не любят, когда с ними мягко разговаривают. Они боятся, когда с ними жестко разговаривают, потому что понимают, что всегда за ними есть грех, за который может попасть.
Султанов был толстый, некрасивый, лысый мужик. Он ужинал в одиночестве, на столе стояли какие-то тарелки, отбивные, фрукты, овощи, бутылка коньяка, самое подходящее место для разговора.
Турецкий сказал, входя и не здороваясь:
– Так, я приехал, чтобы выяснить по поводу задержания Антона Плетнева. Известно, что задержание произошло по заявлению, отправленному из вашего заведения, ресторана «Султан». Быстро и в двух словах объясните мне смысл вашего заявления, после чего мы с вами поедем в милицию, куда его увезли, и там выясним частности.
– Да, но я… ужинаю…
– Мне плевать на ваш ужин, у меня нет времени. Вы понимаете, у меня нет времени! Майор, объясните, пожалуйста, господину Султанову, что у нас нет времени разговаривать и ждать, пока он закончит свой ужин. Время позднее, а ночью не допрашивают. Нам нужно успеть до ночи, поэтому положите вилку и рассказывайте, что произошло.
И Султанов спокойно начал рассказывать о том, как сидела мирная компания ребят с Усачевского рынка, как двое русских начали издеваться над ними, называть чурками, с ними были дамы, которые хихикали и хохотали над этими издевательствами. Султан, его племянник, он тоже Султанов, терпел, потом сказал, что он попросит выйти кого-нибудь из них, чтобы выяснить отношения, и тогда один их них, который оказался впоследствии Плетневым, взял Султана за грудки и просто вышвырнул на улицу, при этом Султан поломал себе челюсть и вывихнул ногу. Сейчас он находится на излечении. А потом он избил другого, наверное, до смерти, – сделал печальную мину Султанов.
– Так, прекрасно, прекрасно. И, значит, заявление вы подали когда?
– Заявление мы подали сразу, как только уехали они с милицией.
– А с какой милицией?
– Мы вызвали специально, чтоб погасить скандал. Вызвали милицию, они и приехали.
– Подожди-ка, это не тот пьяный капитан, которого они и повезли в Усачевское отделение? Не он ли часом?
– Не знаю, пьяного не видел, – испугался Султанов. Или вид сделал?
– Ты не видел, другие видели. Там сержант был и пьяный капитан, как фамилия?
– Соснин!
Ага, знал капитана-то господин Султанов, а вот то, что тот был пьян, оказалось для него неожиданностью.
– Да, Соснин. Это хорошо, найдем. А теперь давай одевайся, быстренько поехали. Кто там в отделении? Устинцев? Вот мы с ним сейчас и поговорим. Но прежде всего мы с тобой, господин Султанов, поедем в больницу, где находится на излечении твой племянник Султан Султанов, и посмотрим, какие серьезные нарушения здоровью доставил ему гость твоего ресторана, которого потом задержали по твоему заявлению. Давай вставай, быстро одевайся, не тяни время, машина во дворе. Кстати, на покойника можно взглянуть?
Хозяин сказал мягко:
– Наверное, в морг отвезли, не знаю. А Султанов, может быть, уже и не в той больнице, может быть, его в другое место повезли какое-нибудь.
– Нет, не может быть, чтобы не был там и чтобы его еще куда-нибудь увозили. Ты едешь с нами в милицию, и мы вместе с милицией выясняем у тебя, где пострадавший и где покойный. И если ты нам не покажешь места, где они находятся, ты сам понимаешь, что с тобой будет. Это будет называться клеветой, а для тех, кого ты подставил, превышением должностных полномочий. Тебе перечислить статьи Уголовного кодекса, каждая из которых тянет на восемь лет? Значит, не меньше десяти лет строгого режима ты себе уже обеспечил. И еще хочу напомнить, если не знаешь. Такого рода расследованиями занимается не окружная прокуратура и даже не Московская городская, а Генеральная. А там взятки не берут, понял, Султанов? – Турецкий говорил с таким важным видом, с такой уверенностью, что не поверить ему было просто нельзя. Уж стращать так стращать! А этот «иноверец» наверняка Уголовного кодекса Российской Федерации никогда в руках не держал, юристы за него стараются.
– Нет, зачем, не надо статьи перечислять! Не надо Уголовный кодекс, зачем? Я, может быть, позвоню, может быть, узнаю, вдруг Султан уже дома болеет? А покойный? Может быть, не в морг увезли, может быть, в больницу – в другую? Тоже спросить надо, как сразу сказать?.. – он был очень спокоен и рассудителен, этот Султанов.
– Прекрасно, узнавай, и мы едем к Султану домой и проверяем, как он себя чувствует, как глубоки его раны, переломы, ты говоришь, сотрясение головы, медицинскую комиссию создадим немедленно. А затем едем в морг, и ты нам покажешь покойного. И не дай тебе бог ошибиться.
– Нет, слушай, зачем ехать? Давай миром закончим!
– Как это закончим миром? – возмутился Турецкий. – Человек сидит в тюрьме, по обвинению в убийстве, в избиениях, а ты хочешь миром закончить? Не-е-ет, так дело не пойдет. Так, извини, товарищ Щеткин, ты объясни господину Султанову ситуацию, а я сейчас выйду, мне нужно поговорить по телефону со своим руководством.
Турецкий вышел на улицу, зная, о чем пойдет разговор, и заглянул в машину – Элка сидела, затаившись.
Разговор должен быть простым. Петя, как умный, наблюдательный, спокойный человек, с несколько мрачноватым, даже меланхолическим характером, легко и просто, буквально на двух пальцах, покажет Султанову, что обвинение было выдвинуто ложное и арестовали, ни много ни мало, брата прокурора, а прокурор, государственный советник юстиции, генерал, считай, таких вещей никому не прощает и не спускает. Поэтому клеветнику придется отвечать по всей строгости закона.
Султанов совсем испугался, сказал:
– Слушай, давай поедем, заберем заявление.
– Заберем, говоришь? Хорошо, вставай, одевайся, поедем и заберем.
И Султанов, отдав необходимые распоряжения, вышел на улицу. Сели в машину Турецкого и отправились в отделение милиции.
Подполковник Устинцев, как ни странно, оказался на своем месте, правда, уже собирался уходить. Его вызвал из дома дежурный, когда привезли Плетнева. Подполковника Элка узнала сразу, она вошла вместе со всеми и сказала:
– Да, это он. Ему мы написали свидетельские показания вчетвером, с адресами, со всеми данными, о тех безобразиях, которые творил пьяный капитан, о том, что дело будет передано в УСБ для расследования.
– А подполковник, – продолжил Щеткин, – видимо, испугавшись ответственности, решил свалить все беды с больной головы на здоровую. Вот и в результате Антон сидит здесь, а пострадавших никто не может найти.
– Вон как оно дело-то поворачивается! – Турецкий помрачнел и сурово уставился на Устинцева. – Совсем плохо, подполковник. Петя, давай звони шефу своему, Володе Яковлеву, если нет на месте, я дам домашний его. Или заму, если тот на месте. Пусть он сюда пришлет ребяток из отдела быстрого реагирования. Мы сейчас устроим небольшой шмон и посмотрим, что в ресторане у Султанова делается, – во-первых, проверим, у кого из них имеются справки о регистрации, прописке и прочие документы, необходимые для проживания в Российской Федерации, и это будет сразу отмечено. Во-вторых, выясним, какое отношение ко всему этому делу имеет подполковник Устинцев, а о том, что он имеет прямое отношение, не может быть и двух мнений. Ибо вся операция проведена грубо и с большим нарушением уголовного права. И отвечать придется по всей строгости. Это не пьяного капитана в чувство приводить…
Турецкий многозначительно помолчал и продолжил:
– Теперь хочу спросить у тебя, подполковник. У тебя в «обезьяннике», что ли, сидит Антон Плетнев?
– Арестованный должен находиться в помещении для содержания задержанных. А кроме того, он оказал сопротивление при задержании.
– Да что ж ты врешь-то? Кто сопротивлялся? Кто тебе сказал?! – закричала Элка. – Кому он мог сопротивляться, когда твои козлы на меня пялились, пока я одевалась! Антон им: «Отвернитесь, вы мужики или кто?» Только это и подействовало!
– Ладно, не кипятитесь, – остановил ее жестом Турецкий. – У подполковника должна быть докладная о сопротивлении при задержании. Имеется?
Подполковник молчал, но глаза его перебегали с Турецкого на Султанова.
– А почему ты его в «обезьяннике»-то держишь? Если он – убийца двух человек? И ты его оставил там на ночь, с бомжами и цыганками, правильно? Правильно, потому что он якобы оказал сопротивление. Так вот, я тебе не верю, что он оказал! Понимаешь, какая штука? Я тебе могу сказать по-свойски: если бы он сопротивлялся, во-первых, в твоем кабинете не осталось бы ни одного целого стула и ни одного неразбитого стекла. Во-вторых, стол бы твой вылетел на улицу вместе с тобой, причем ты был бы без штанов. Понимаешь, это у Антона работа такая. В спецназе ГРУ их учат этому. Давай, быстро вызывай сюда Антона, и мы сейчас поговорим, как у вас было дело. И фамилии называй тех, кто его задерживал! Сейчас мы с ними разберемся! Какие обвинения предъявлялись, чем мотивировались, чем дело закончилось и все такое прочее. Спокойной ночи я тебе сегодня не гарантирую, во всяком случае. Так, теперь, Петя, напомни мне телефон Василия Александровича из УСБ.
Щеткин наизусть продиктовал телефон Самойленко, старого знакомого Турецкого. Они были на «ты», нередко встречались, а перед приездом сюда, еще когда разговаривали с Элкой, Филя предложил Турецкому позвонить Самойленко и объяснить ему ситуацию, сказав при этом, что если Турецкий позвонит, чтоб он был в курсе, – ну, мало ли, может, понадобится сыграть на важности персоны, – пусть подыграет немного. Ничего серьезного не будет, никаких вопросов и претензий, но пусть немного подыграет, скажет: да, конечно, а что спецназ? Сейчас отдам команду, и будут в одну минуту. И больше ничего, больше ничего…
Самойленко посмеялся и сказал:
– Да ладно, ребята, конечно, о чем речь! Охамели уже, иностранцы эти наши. А вот с подполковником придется разобраться, это дело с капитаном и арестом мы так не спустим.
И вот Александр Борисович взял трубочку:
– Какой, говоришь, номер?
Петя повторил.
Устинцев, если захотел проверить, посмотрел бы у себя в справочнике и узнал бы, что это правильный номер начальника УСБ. Он и пошарил глазами по своему столу с телефонным списком различных служб, нашел и понял, что туфты здесь нет. Прокурор будет разговаривать с самим Самойленко.
– Здравствуй, Василий Александрович, это Саша Турецкий. Привет.
– Привет, давно не виделись, – хмыкнул тот.
– Вась, слушай, милый друг, тут такая ситуация приключилась, понимаешь. Ты Антошу моего знаешь, да? Ну, прекрасно знаешь… Да, да, да, тот самый, тот самый… Так вот. Здесь его, понимаешь ли, упекли за то, что он убил одного и изувечил второго человека. Однако возникают сразу два «но». Во-первых, ни покойника, ни человека изувеченного найти невозможно, а во-вторых, директор ресторана, который вызвал якобы милицию, получил оную в образе пьяного до одурения капитана, который хотел затеять пальбу. А Антон как раз прекратил это безобразие, доставил его в отделение милиции, сдал начальнику, подполковнику Устинцеву, сам и его товарищи написали заявления, то есть дали свидетельские показания, после чего мирно разошлись по домам. Но где-то час с небольшим назад Антон был арестован за избиение и убийство двоих смирных граждан, прибывших из ближнего зарубежья. Плюс оказание сопротивления! Короче, на сто пятую статью выводят. Ты можешь себе представить, что сделал бы Антон, если бы применил свои рабочие приемы! Да они б и трупа не нашли того, с кем поработал бы Антон. Так я хотел бы с тобой посоветоваться: что делать-то? Может, подошлешь сюда ребят? Мы тут с ними позанимаемся пока. Не нравится мне это отделение! Не нравится мне их отношение к людям! И сам Устинцев мне не нравится. Это мое личное мнение. Я его не собираюсь, так сказать, афишировать, но при случае скажу. Давай попробуем? Согласен?
– Согласен, – смеясь, ответил Самойленко.
– Хорошо, хорошо… Жди моего сигнала. Я позвоню – и начинаем операцию. Спасибо, Вась. Ну, привет тебе, до встречи, извини, что поздно. Исправлюсь! – Турецкий засмеялся, но тут же лицо его приобрело отчужденное выражение. Он закрыл телефонную трубку и лениво посмотрел на подполковника и нарочито тихо спросил:
– Ну, так где Плетнев? В чем дело?
Устинцев вскочил и заорал, выглянув в коридор:
– Привести Плетнева! Задержанного, срочно!
Наступила пауза, тишина. Все сидели и ждали. У Устинцева беспокойно бегали глаза. Он ждал продолжения чудовищного спектакля, который вовсе не казался ему спектаклем.
Вошел Антон – немного потрепанный и заспанный. Турецкий вскочил, подошел к нему:
– Ну, как, Антоша? Ты что, никак спал в этом бомжатнике? Не набрался зверья?
– Да нет, Саш, ничего, спасибо. Да потом, господи, ты ж меня знаешь… Один из «сидельцев» удивился, а потом изумился по поводу того, что некурящий человек не имеет при себе сигарет. Так вот он да, спит. Крепко спит, и будет до завтра спать. Я ему просто объяснил, что если я не курю, то и курева у меня нет. Он не понял. А потом понял, и – спит. Все нормально, там ребята понимающие. Они сразу усекли и вопросов не имели. Ну, так что, выяснили наконец, где покойники-то, которых я… того?
– Да нет никаких покойников. Вот и директор ресторана все звонит, а никто не знает. Выясняют, может, их и не существовало никогда? Ну, господин Султанов, – Турецкий строго уставился на сникшего директора, – в чем дело? Может, его и не было никогда, вашего племянника?
– Нет, покойный – не знаю, а раненый, он существовал, но куда он делся, я понять не могу! Просто голова кругом пошла! Может быть, он испугался и убежал куда-то?
– Одну минуточку! – рявкнул Турецкий. – Это как же может убежать человек со сломанной ногой, разбитой головой и сотрясением мозга? Другими словами – потенциальный покойник, как записано было в протоколе? И еще один покойник, он тоже убежал из морга, да? Давай со своих уголовников спрашивай, куда они их задевали, запрятали?
– Зачем уголовники говоришь? Честные мальчики.
– Ты мне тут лапшу свою не вешай! Узнавай!
Султанов снова странно спокойным, тихим голосом заговорил по телефону, объясняясь на своем языке. Потом вздохнул облегченно и сказал:
– Нэт! Слушай, все закончилось благополучно. Он посмотрел: вывих был небольшой, и тот маленький. А голова не совсем пострадала, просто ударился, когда немного сознание помутилось. Думал, сотрясение мозга! Какое сотрясение мозга у такого черепа? По такому черепу можно топором стучать, сотрясения мозга не будет. Просто аскарбился мальчик, вот и все. А покойник? Слушай, может быть, не было покойника? Или показалось кому-то, вот и закричал: «Умер! Убили!» Народ поверил. Разве не бывает?
– Тогда зачем же ты наврал, написав…
– Слушай, знаешь, с каким народом работаю? Потом, не я писал, они писали – свидетели! А я – не свидетель! Я просто шум унять хотел и ушел. Ты пойми меня, уважаемый, если я им навстречу не иду, они не идут навстречу мне. И тогда такой базар будет плохой, что мне приходится иногда вот так, да, идти на поводу у них. Подполковник это знает, я ему рассказывал ситуацию, в которой работаю.
– Я так и понял, что он знает, именно поэтому он и послал своих людей, чтобы немедленно нашли и задержали Антона, который не имеет никакого отношения к избиению и убийству, так, подполковник? Ну, говори, говори!
– Ну, не совсем так, все-таки удар был нанесен…
– А причину этого одного удара ты выяснил? – спросил Антон.
– Ну, конечно, напали там… начали выкрикивать шовинистские лозунги…
– Нет, все было не так, – возразил Антон. – Об этом написано в наших заявлениях. Ты достань-достань, и там написано, что двое азербайджанцев…
– Ты невнимательно читал постановление о твоем задержании. Не азербайджанцы, а абхазы, – поправил его Турецкий.
– Да какая мне разница, кто они там, не знаю! Они начали хватать за ноги наших женщин, тянуть их куда-то в подсобку. Мы этого им не позволили, а самый настырный, который полез в драку, чтобы защитить чужую даму якобы для себя, получил от меня по морде. И все, один раз ударил. Он улетел. А второй испугался и убежал. Где наши заявления?
– А… я их уже отправил следователю для возбуждения уголовного дела, – неохотно ответил Устинцев.
– Ну так достань из дела, – сказал Турецкий. – Достань, это легче, чем писать заново, ты ж сам понимаешь? Если будем писать заново, напишем много более серьезного для тебя, подполковник.
Устинцев вздохнул, залез в стол.
– Ах нет, не отправил, здесь они…
– Ну вот, видишь, как удачно у тебя получается? А ведь должен был уже отправить. Не отправил. Еще одно нарушение. Слушай, Устинцев, что это у тебя одни нарушения? Это никуда не годится…. Наверное, Петя, мне пора звонить в УСБ, а ты звони в МУР, вызывай своих. И надо наводить порядок с этими ребятами. Надо наводить! Они должны, наконец, понять принципы законности.
– Это запросто, – сказал Щеткин и взялся за телефон.
– Ну… давайте лучше закроем это дело, – пробормотал подполковник.
– То есть как закроем? Ты ж его еще и не открывал! Разве дело возбуждено? И как это понимать: ты возбудил, ты его закрыл! Ты что, Господь Бог? Делаю что хочу? Ты что творишь, Устинцев? Соображаешь? Послал своих, те арестовали человека по обвинению в двойном убийстве, соврали тебе про его сопротивление, но ты поверил и посадил его в «обезьянник», а теперь говоришь: ничего не было? Так за такое беспардонное вранье ты первый же и пострадаешь! Султанову – что? Добьемся и выдворят его из страны на родину. А где твоя родина, Устинцев? И потом, как это получилось, что прокурор подписал постановление о задержании? Ему-то что соврали?
– Так он это… как особо опасного… Ну, давайте напишу, что произошла ошибка, факты в заявлениях не подтвердились… Имела место проявленная неуместная национальная горячность… Чего еще?
– Сильно, может быть, волновались мальчики, – вставил с подобострастной улыбочкой Султанов, – горячие головы…
– Нет, этого мало. Ты, Устинцев, должен прежде всего принести официальные публичные извинения невинно пострадавшему от твоего бесчинства. А с прокурором мы уже по своей линии переговорим.
– Ошибка, зачем сразу бесчинство? Ну, я принесу… публично…
– Так приноси, чего ждешь?
Подполковник посмотрел на мрачного Плетнева и сказал не менее мрачным тоном:
– Приношу… публично… извинение за незаконное задержание, в связи с тем, что органы милиции были введены в заблуждение рядом фактов, не получивших подтверждение. Еще раз приношу извинение.
– Вот это другой разговор. Можно было бы и в письменном виде, для того чтоб ты запомнил надолго, но я думаю, ограничимся и так, да?
Петр нетерпеливо спросил:
– Так звонить, что ль, в МУР-то?
– Ну… не звони пока… – Турецкий сердито махнул рукой.
– А вы в УСБ, Василию Александровичу, будете звонить?
– Я? Да вот смотрю на Устинцева и думаю: устроить ему хорошую жизнь или дать время? Чтоб одумался? Как ты считаешь, Петя?
– Ну, не такой же он все-таки, наверное, понимает, о чем речь идет.
– Да вот не знаю. Устинцев, ты хоть понимаешь?
– Так точно, понимаю.
– И что?
– Оставьте на мое усмотрение, я… я сам разберусь. Я наведу порядок.
– И капитана того не забудь.
– Нет, капитан получит по всем статьям. Я вам обещаю, вот честное слово готов дать.
– Ну, раз готов дать, пиши, что Плетнев Антон Владимирович задержан незаконно, содержался незаконно, факты, изложенные в заявлениях, не подтвердились. Пиши, и мы поехали.
Подполковник, пыхтя, написал это и с глубочайшим вздохом проводил посетителей. А когда те вышли, он перекрестился, хотя никогда не носил креста.
А господин Султанов убежденно заявил, что тоже своими силами разберется с этими негодяями, которые ввели в заблуждение целое отделение милиции, прокуратуру на ноги подняли, вот какие мерзавцы! Нет, он этого так им не простит. А дорогие гости всегда могут чувствовать себя дорогими гостями в его заведении «Султан». Он всегда будет сам к их услугам, и свободный столик, и свежий шашлык, и бастурма, и все другое, что пожелают гости.
– Ну, хорошо, ладно, – кивнул Турецкий. – Машина-то есть?
– О чем говоришь? Любой такси возьмет, бесплатно довезет, знает, с кем работает.
– Ну вот, видишь, какая у тебя слава здесь? Это хорошо. Тогда мы поехали…
Впятером вышли из отделения милиции. Антон помахал перед носом дежурного «писулей» начальника, тот, видно, все понял и не стал возражать.
– Садитесь, ребята, и ты, Антон, садись, – предложил Турецкий. Филя снова забрался за руль, такая уж сегодня у него была роль – за рулем.
– Ты, Элка, не тех козлами обозвала. Вон, настоящий – тут! – Турецкий ткнул пальцем в сторону дверей милиции…
Они, конечно, не могли слышать, какой крик поднял господин Султанов, и не могли видеть, как нервно вздрагивал от этих криков подполковник. Но молчал, поскольку действительно отнесся к делу спустя рукава. А господин Султанов терпеть не мог разгильдяйства и халатного отношения к своим обязанностям. Именно за это все его и уважали. Он никогда не поступал несправедливо, и подполковник прекрасно это знал. Как же можно было так безобразно сесть в лужу?! Задержать – ни за что! Ни одного оправдания своим действиям не нашел!
И покинул здание ОВД господин Султанов, будучи рассерженным на весь белый свет. Подполковник, получив справедливые обвинения со всех сторон, только ежился. Он-то ведь знал: если чья-то фамилия прозвучала у Самойленко, дело может обернуться худо. Этот человек ничего не забывал. А Султанов этого не понимает. Не желает понимать. А сам даже родного племянника не мог обработать как следует! Воспитатель на мою голову, мать его…
Когда машина отъехала, Турецкий сказал:
– Ну, Антоша, ну что с тобой творится? Что с тобой произошло? И ведь не в первый раз!
– Не ругайте, Александр Борисович, – с чувством произнесла Элка, – у человека трагедия.
– Ах, трагедия опять? И в чем же суть ее?
– Ну, получилось так, что человек влюбился, а его обнадежили и потом фигу под нос сунули.
– Понятно, – улыбнулся Турецкий. – И ты его утешала…
– Как могла…
– Ну что ж, надо ценить женскую жертвенность. Ты – молодец. А тебя, Антон, куда? К женщине, которая будет оказывать тебе дальнейшую психологическую помощь, или поедешь, отмоешься? Ванну примешь после этого бомжатника?
– Ванну он может у меня принять, – живо вмешалась Элка, – у меня шампуни прекрасные и, в общем, все в порядке.
– Ну, хорошо. Но завтра на работу все-таки не опаздывай. Давайте, где мы вас высаживаем? Где твоя машина, Антон?
– Так она ж у Элки и осталась.
– Значит, мы вас довозим до Элки и едем по домам. Господи, и благодарите Бога, что все так благополучно закончилось… На такого арапа взяли! Сам удивляюсь, как такую лихую авантюру провернули! В другой бы раз нас самих посадили бы на такой крючок, что, как говорится, мама не горюй! Долго бы сидели… Петя, спасибо. Филя – само собой. Антон вел себя мужественно, а Элка? Ну, тебе вообще цены нет. Кстати, Антон, может, ты переменишь свои принципы? Ведь продажные женщины, которые тебя бросают, недостойны даже взгляда такой женщины, как Элка? Она ведь сама не только шикарное пирожное, она их и делать умеет! А это великое искусство. Представляешь, как твой Васька будет в сплошных кремах купаться, спать на бисквитах и питаться цукатами, а?
– Да ладно тебе… – буркнул Антон.
– А ладно, тогда вылезайте из машины, приехали.
Турецкий завез Петра к нему домой, по дороге они посмеялись, пошутили. Александр Борисович поехал к себе. Филя возле дома Турецкого с откровенной печалью, вызвав поощряющую улыбку Александра Борисовича, посмотрел на светящиеся еще окна Дины Петровны, но огорченно махнул рукой и пересел в свой автомобиль.
– Филя, – сказал, наклонившись к его опущенному стеклу, Турецкий, – не исключено, что все еще впереди. Люська днями отбывает в Париж. Может, если удастся, я сам ее туда и отвезу, по дороге в Лондон, по Нинке соскучился. Так что ничего не исключено.
– Твоими бы словами… – вздохнул Агеев и тронул машину.
Так закончился вечер их авантюрных приключений, начиналась ночь. И что принесут им ближайшие несколько суток, никто даже не догадывался, не подозревал, какой вулкан разбудили они, причем не среди бравых правоохранителей, а в криминальном мире…