– Что на этот раз натворил, Шак?
Берил даже не подняла головы, когда Шакал вошел в приют, – все ее внимание было поглощено визжащим ребенком, которого она отмывала. Он никогда толком не понимал, как ей это удавалось, но она говорила, что узнает по запаху каждого ребенка, которого воспитывает. Продолговатую комнату с низким потолком целиком заполняли юные полуорки – они носились, ползали или просто сидели на месте. И шума от каждого было больше, чем от свиньи во время течки.
– Возьми Пролазу, пока он не обжегся о котел, – спокойно сказала Берил, слегка наклонив голову к плечу.
Посмотрев в сторону знакомого камина, Шакал увидел маленькое слюнявое существо, тянущее пухлую ручку к булькающему котелку с кашей, подвешенному над слабым огнем. Перескочив через других детей, чтобы оказаться рядом, Шакал успел дотянуться до ребенка и схватить его прежде, чем тот получил урок. Мелкий полукровка захихикал, стоило поднять его на руки.
– Ты что это, дала слабину, Берил? – подколол ее Шакал, пристраивая ребенка на колено. – Раньше ты считала, что детей не стоит подпускать к горящему камину.
Вытащив мокрого младенца из-под умывальника, Берил пожала плечами.
– Эта партия умнее, чем были вы. – Она ловко вытерла и запеленала ребенка, чтобы передать его одной из девочек постарше, и, наконец повернувшись к Шакалу лицом, оглядела его с ног до головы.
– Зачем пожаловал? Ваятель не стал бы посылать тебя сюда просто так. Выкладывай.
Шутки шутками, но никакой слабины в Берил не чувствовалось. Хотя ей было хорошо за пятьдесят, она сохранила сильную приятную фигуру, хотя и стала полнее в бедрах и талии, чем была в годы, когда Шакал находился под ее опекой. Длинные каштановые локоны, собранные в практичный пучок, не утратили своего оттенка, а руки были по-прежнему сильными. В копыте часто шутили – когда рядом не было Блажки, – что, у женщин-полуорков ум портится раньше, чем тело.
Шакал открыл рот, собираясь ответить, но прежде чем успел произнести хоть слово, мальчик, которого он держал, сунул ему в рот кулак. Осторожно, чтобы не навредить ребенку зубами, Шакал продолжил говорить, позволив детской руке превратить свою речь в неразборчивое бормотание, и не умолк, пока мелкий полукровка не захохотал, а Берил не выдавила улыбку.
– Значит, ничего страшного у тебя не случилось, – заключила она. – Просто побудешь тут среди ровесников.
Шакал пожевал губами ручку мальчика, пока тот не засмеялся еще сильнее, затем подмигнул Берил. Повернув голову, посмотрел на упитанное детское личико. Глазки малыша зажмурились от восторга, и его ручка с громким чавканьем выскользнула изо рта Шакала.
– Черт, – проговорил Шакал, скосив глаза, чтобы заглянуть мальчику в рот. – У этого слюнтяя уже нижние клыки есть.
Берил медленно кивнула.
– Я только рада, что теперь его не нужно кормить молоком. Пролазе еще и двух нет, а он уже вдвое больше деток своего возраста. Волосы почти не растут, зато сильный, голодный и, как ты видишь, нижние клыки уже режутся. Я не завидую Колючке. Этот маленький монстр день и ночь ее сосет. Напоминает мне Овса в этом возрасте. Тоже лысенький, с клыками, и от сиськи не оторвешь.
– А здесь, вижу, ничего не поменялось, – Шакал улыбнулся.
Он опустил Пролазу на пол и поставил его на нетвердые ножки. Мальчик взвизгнул и заковылял вслед за одним из старших детей.
– И надолго тебя изгнали в Отрадную? – спросила Берил и обвела взглядом комнату, напоминая детям, что она все видит.
– Пока Ваятель не решит, что я опять могу ездить со всеми.
– Ты правда хочешь, чтобы я узнала о твоих деяниях от койкогрелок, Шакал?
– Нет, – ответил он. – Нет, я убил кавалеро у Санчо и позволил бордельщику передать просьбу копыту, чтобы мы начали платить за его девок. Сначала из-за этого меня назначили смотреть за сопляками, но потом я усомнился в решении Ваятеля в бою, так что… теперь я здесь.
– Шакал! – Берил неодобрительно качнула головой.
– Он позволил пятерым тяжакам сбежать, Берил! Он не мыслил здраво. Никто не мог поверить, что он дал такой приказ, но только нам с Блажкой хватило духу сказать об этом.
Берил вскинула руки при упоминании имени Блажки.
– Значит, ты рискнул собой ради нее. Я могла и сама догадаться.
Шакал проглотил раздражение и сдержался, подавив желание повысить голос.
– Ничего я не рисковал. Я первый это сказал. Мы…
– Бросили вызов Ваятелю, – перебила Берил, непримиримо сжав губы.
– Нет, – запротестовал Шакал, – мы только хотели узнать, почему он дал кучке орков спокойно сбежать из нашего удела.
Берил покачала головой, выражая разочарование, знакомая Шакалу реакция с малых лет.
– Он дрался с полнокровными задолго до того, как ты родился, Шак.
– И что, это я виноват, что он потерял к этому вкус?
Берил сверкнула глазами и огляделась перед тем, как шагнуть к нему.
– Довольно! – сказала она, понизив голос. – Нежка с Метлой сейчас снаружи развешивают белье. А что, если они побегут в Горнило и нашепчут Хорьку о том, что ты говорил? Или один из этих малышей расскажет Колючке о том, что слышал? Она и так передвигается с трудом, когда возвращается почти каждую ночь из койки Обхвата. В деревне есть девки, даже не койкогрелки, но они не прочь давать соплякам в надежде, что те скоро станут ездоками. Думаешь, они между собой не сплетничают? Что ты будешь делать, когда половина претендентов и так шепчутся: мол, ты собираешься встать во главе копыта?
Шакал поднял руку, пытаясь остановить ее тираду, но без результата.
– Ты окажешься не готов к ответу Ваятеля. И за столом станет одним пустым местом больше.
Наконец голос Берил немного дрогнул, и Шакал отвел взгляд, делая вид, будто он этого не заметил. Больше двадцати лет прошло, а отсутствие Певчего все еще приносило ей боль.
– Не беспокойся, – сказал он, наблюдая за играющими детьми. – Вождь сейчас больше думает над тем, чтобы занять место кое-кем новым.
– Один из сопляков подает надежды? – спросила Берил.
– Нет. Вчера ночью в Горниле появился незнакомец, судя по виду и разговору, из Тиркании или вроде того.
– И что? – Берил пожала плечами. – Чем хорош этот любитель дюн?
– Ваятель думает, он чародей.
Берил почти удалось скрыть удивление.
– И правда чародей?
Шакал скривил рот.
– Он появился в стене, когда горели печи. Он должен был зажариться, Берил, и задолго до того, как добрался бы до ворот двора.
– Знаешь, жители пустынь привычны к жаре, – ответила Берил, сама явно в это не веря.
Шакал решил не упоминать о том, что незнакомец касался горячего металла голыми руками.
– Кем бы он ни был, у вождя от него вскружилась голова, как у сопляка от первой шлюхи. Никогда его таким не видел, даже Мелочник забеспокоился.
Берил сложила руки на груди.
– Ваятель всегда хотел заполучить чародея в копыто, Шакал. В кастили есть чародей, и, говорят, у Рогов их как дерьма, но ни одно из копыт полукровок еще не усадило такого себе за стол. Если этот незнакомец в самом деле чародей, это может помочь Ублюдкам. – Она смерила его долгим изучающим взглядом. – Но ты так не считаешь.
– Я не знаю, что думать. Ваятель заперся с этим подонком на всю ночь. Вышел утром, чтобы приказать мне идти сюда.
– Ну, слишком уж не расстраивайся, – сказала Берил, хватая одну из мокрых тряпок со стола и швыряя в него. – Ни ты, ни другой мой сынок больше сюда не захаживаете.
Не успел Шакал ей ответить, как одна из сирот, худенькая девочка лет трех, подбежала и, схватив его за пальцы, потащила туда, где играла.
– Вперед, – махнула ему Берил, – пусть пока привыкают к тебе, а потом я дам тебе работу.
Шакал провел утро, воюя с мальчишками и гоняясь за девчонками. Было странно вновь вернуться в детские воспоминания. Запах места погружал его в годы, проведенные под этой крышей, и приют мало изменился с тех пор. Отрадная находилась в пределах видимости со стен Горнила, и все же Шакал по возможности избегал деревни.
Он покинул приют в двенадцать – прошел милю до Горнила, чтобы пополнить ряды сопляков и начать свой путь к копыту. Сейчас, спустя пятнадцать лет, у него был собственный свин, а спину покрывали татуировки Ублюдков. Каждый из дюжины мальчишек, живущих сейчас под опекой Берил, попытается повторить его путь, но лишь немногие из них добьются успеха. Шакал понимал, что был живым воплощением их мечты. Что же до девочек, то они уже были в него влюблены, их брошенные сердца не знали ласки отцов, но все чаяли одного и того же. У многих это чаяние зрело годами и превращалось в желание стать койкогрелкой – любимой забавой Ублюдка. Но пока они были детьми и – что девочки, что мальчики – в своем благословенном неведении еще не знали тех суровых истин, которые ждали их впереди.
Позднее, играя с детьми снаружи, под одобрительными взглядами Нежки, которая развешивала белье, Шакал начал понимать, почему избегал этого места. Не потому, что хотел сбежать от воспоминаний – в приюте ему жилось весело, – а потому, что не хотел видеть того, что было для него недоступно.
Шакал не мог иметь детей.
Все мужчины-полуорки были бесплодны. Его отец, как и отцы всех детей в этой комнате, был тяжаком. Сильное семя орка легко принималось людьми, поэтому стоило женщине забеременеть – никакие травы и чаи не могли из нее это семя вывести. Некоторые убивали себя, лишь бы не вынашивать полукровку. Другие выдерживали семь месяцев беременности, а потом, если выживали после родов, избавлялись от детей любым доступным им способом. Третьи – к счастью для Шакала и для каждого выжившего полуорка, – оставляли ублюдка жить.
Гиспартская знать до сих пор ценила слуг-полукровок, а за симпатичных детей на севере даже давали немалые деньги. И было известно, что в Уделье все человеческие женщины, готовые воспитывать своих детей-полукровок, могли рассчитывать на защиту копыта. Отрадная раскинулась под Горнилом как раз благодаря этому. Однако многих детей все равно попросту бросали – их матери не могли их убить, продать или воспитать, они просто хотели от них избавиться. Именно так и Шакал, и десятки других сирот попадали к Берил.
Сама она пришла в Отрадную из разграбленного города, когда внутри нее уже рос собственный тяжак – женщины-полуорки тоже иногда зачинали детей. Редко случалось, что людское семя приживалось в полуорочьей утробе, куда чаще они беременели от тяжаков. Дети таких родителей назывались трикровными, или трикратами. Они были крупнее и сильнее обычных полукровок и больше походили на орков внешне. Трикратов зачинали нечасто, но еще реже их бросали – потому что лишь немногие женщины-полуорки поддавались подобной слабости. Берил определенно была не из таких. Она приняла защиту Серых ублюдков, поклявшись, что ее трикровный малыш, если родится мальчиком, станет грозным членом копыта. Через полгода родился Овес. Берил воспитывала его вместе с другими найденышами, включая младенца, которому суждено было стать лучшим другом ее сына.
Шакал присмотрелся к ребенку, которого Берил называла Пролазой, и подумал, что малыш может быть трикратом. Клыкастый проказник явно не знал страха и вечно донимал старших детей. Он определенно походил на Овса, который, если бы не строгий надзор матери, одинаково заботившейся обо всех детях, точно подмял бы под себя весь приют.
Прошло четыре дня – из Горнила никаких вестей. Берил поручила Шакалу починить сломанную черепицу на крыше, избавить сад от гадюк и заменить плохие кирпичи в дымоходе. Когда он не был всем этим занят, она отдавала его найденышам, и Шакал не мог сосчитать детей на своих плечах. По ночам же он спал снаружи, под крыльцом, всегда держа арбалет под рукой.
За всю историю на Отрадную нападали лишь раз, когда мимо проезжала разгульная банда кентавров. Шакалу тогда было около девяти, и он до сих пор помнил, как сидел съежившись в погребе вместе с Овсом, Блажкой, Берил и остальными детьми, а лошаки безумно вопили поблизости. Тогда они убили восьмерых и еще десятка два ранили, пока Ваятель не привел Серых ублюдков из Горнила и не прогнал их. Будь в ту ночь Предательская луна, копыто могло бы и не справиться.
Оправдывая свое название, такая луна могла явиться в любую ночь, приводя кентавров в восторг и посылая их на убийства. Иногда луна не показывалась годами, иногда выходила пару раз за многие месяцы. Говорили, что кентавры подчиняют ее своей воле, но как можно было утверждать наверняка? Никто из тех, кто ступал в оберегаемые лошаками рощи, не возвращался с ответом. Так или иначе, Предательская луна внушала страх, словно невидимый топор, зависший в небе над Удельем. Точно предсказать ее появление мог Зирко, но пока что жрец-коротышка не посылал предупреждения. Тем не менее Шакал держал тренчало заряженным.
На пятый день в Отрадной он наконец поддался соблазнам Нежки и улизнул с ней в узкий тупиковый двор между домиком Берил и мастерской бондаря. Нежка была полукровкой, и Шакал знал ее с детства. Когда он покинул приют, ей было лет десять, и с тех пор она выросла в простую, но милую девушку с приятным и внушительным задом. Хорек сношал ее и еще одну помощницу Берил, худышку по имени Метла, но пока не сделал выбора между ними.
– Если Хорь об этом прознает, скальп с меня сдерет, – сказал Шакал, когда Нежка жадно вгрызлась ему в шею. Он был уже без рубахи, и она перестала его целовать, чтобы отстраниться и оглядеть его торс. Нежка провела ладонями по его плечам.
– Черт, Шакал! – воскликнула она. – По сравнению с тобой он просто хиляк.
– Что ты вообще нашла в этом ленивом распутнике? – хмыкнул Шакал. Он сказал это без злости, с легкой насмешкой, давая понять, что не питает к Хорьку неприязни и не собирается с ним соперничать.
Большие глаза Нежки оторвались от его груди и сверкнули ему в лицо.
– Он груб именно так, как нужно.
Шакал поднял брови и с притворной задумчивостью кивнул, а потом, без всякого предупреждения, обхватил Нежку руками. Она ахнула и засмеялась, когда он крепко сжал ее в объятиях. Развернув ее, притянул к себе и медленно закрыл ей рот рукой, чтобы приглушить ее хихиканье. Будучи намного ниже его, она приподнялась на цыпочки, чтобы потереться задом в нужном месте. Разомкнув губы, Нежка обхватила ими палец Шакала и прикусила так, чтобы он почувствовал легкую боль. Слева от Шакала стояла брошенная бондарем бочка. Не вынимая пальца изо рта Нежки, он нагнул ее над выгнутой верхушкой бочки. Свободной рукой задрал ей юбку, открыв серо-зеленые ягодицы, и перекинул ее колено через край бочки. Нежка застонала и выгнулась дугой, поощряя его без слов, но крепко держа зубами его палец. Когда Шакал принялся расшнуровывать штаны одной рукой, через проход во двор упала тень.
Силуэт на фоне яркого солнца принадлежал Блажке.
– Шак. Нам нужно поговорить.
Шакал отступил от Нежки, которая слезла с бочки и, досадливо выдохнув, опустила юбку.
– Это не могло подождать полчаса? – спросил он.
Блажка отступила к краю прохода, открывая путь.
– Иди, Нежка.
Сердито зыркнув на Шакала, Нежка поспешила прочь со двора. Когда она проходила мимо, Блажка отодвинулась, будто могла заразиться судьбой девушки, которой сама едва избежала. Шакал стоял, облокотившись о бочку.
– Ты себя переоцениваешь, – проговорила Блажка, подходя ближе. – Полчаса?
Шакал не стал отвечать на насмешку – он ждал, когда Блажка расскажет, зачем явилась. Она была вся в пыли, очевидно, только что слезла со свина. Когда она подошла еще ближе, Шакал уловил землистый аромат быстрой езды, смешанный со знакомым запахом, который исходил от нее самой.
– Ваятель сказал, сколько тебе тут сидеть? – спросила она.
– Я надеялся, ты мне скажешь.
Блажка поморщила нос.
– Нет. Вождь, даже когда не волочится за своим жирным фокусником, со мной не разговаривает.
– Что там вообще происходит? Кто он такой?
– Я не знаю. – Блажка закатила глаза. – Ваятель отправил меня в патруль после Батайята.
– Тебе ничего не было, – заметил Шакал. – Даже к соплякам не выгнали.
– Не было, – согласилась Блажка. – Ваятель не хочет, чтобы я возилась с претендентами даже в качестве наказания. Думает, они будут слишком заняты мыслями о том, как бы прижать меня к бочке. – Она пнула недавнее пристанище Нежки, тем самым лишив Шакала равновесия. Он выпрямился, чтобы не упасть, и оказался еще ближе к Блажке. Всего на капельку ниже его, она смело смотрела Шакалу в глаза.
– Зачем ты это сделал? Зачем сказал, что убил того кавалеро?
– Потому что мы все приложили к этому руку. Ты, я и Овес. Но если бы Ваятель узнал, что это ты спустила курок, то наказание было бы суровей, чем смотреть за сопляками. Когда дело касается тебя…
Шакал осекся – ему не нужно было объяснять Блажке, какого мнения о ней Ваятель.
– Хватит, Шак. Копыто никогда не будет относиться ко мне как к ровне, если ты сам не будешь.
Шакал поморщился.
– Ради Овса я сделал бы то же самое!
– Да ну? – усомнилась Блажка. – Это довольно великодушно с твоей стороны, учитывая, что он ни слова не сказал у Батайята. Он мог за нас вступиться!
– Овес тщательно выбирает, где ему встревать, Ублажка. Чем мы с тобой не можем похвастаться.
Блажка выставила руку, показывая, что не желает развивать эту тему.
– Тогда, может, ты уже позволишь мне самой разбираться с тем дерьмом, которое случается из-за того, где я встреваю? Мне не нужно, чтобы твой стручок мешался между мной и Ваятелем или любым другим членом этого копыта. Ты понял?
Шакал кивнул.
– Скажи вслух!
– Я понял.
Блажка стиснула зубы и кивнула, ее взгляд слегка смягчился. А потом ударила ему кулаком по яйцам.
Шакал крякнул и согнулся пополам, резкая тупая боль сменилась онемением, прежде чем снизу вверх выстрелила боль уже настоящая, которая застряла в горле и растеклась дурнотой по всему телу.
– Какого хрена, Блажка? – выдавил он между приступами кашля.
– Это было одолжение, – ответила она, наклонившись, чтобы ее лицо оказалось на одном уровне с ним.
– Одолжение?
– Боль помешает тебе раздвинуть Нежкины губки. Эта потаскуха хочет поселиться в Горниле. И как только ты сунешь своего баламута в любую из ее дыр, она тут же проберется в твою койку.
Шакал попытался смерить ее злобным взглядом, но мешали проступившие слезы.
– Мы просто хотели сделать перерыв в работе.
– Так вот чем ты тут занимался, полудурок. Но ведь она бросит Хорька в мгновение ока. Нежка не из тех, кто будет терпеть этого грызуна-педераста, когда есть ты. Так что если еще не созрел для койкогрелки, будь осторожен.
Блажка выпрямилась и двинулась прочь из двора. Ее арбалет покачивался сзади над бедрами.
– Так что не за что.
Еще долго после ее ухода Шакал неспешно ковылял по кругу.