Глава 4: Пепелище
Делайла
Все мое существо, каждая частичка моего тела, сжимается в одно‑единственное, негласное «что?».
Ощущение такое, словно мне за шиворот вылили ведро ледяной воды. Я с расширенными от ужаса и негодования глазами медленно поворачиваюсь к Оуэну, одними губами шепча: «КАКОГО ХРЕНА». Но мой вид его лишь смешит. Оуэн обескураживающе усмехается – так по-доброму, располагающе к себе, и если бы я вдруг забыла все, что было до этого момента, то сама прониклась неосознанной симпатией к этому безумному идиоту. Прежде чем я успеваю выпалить хоть что-нибудь, он с прежней непринужденностью продолжает:
– Для меня большая честь наконец-то встретиться с вами, сэр. И не только как с сенатором, но и как с опекуном Делайлы, ее самым близким человеком.
Мой язык каменеет, с него так и не слетают слова разоблачения. Я не слишком удивлена тому, что Оуэн в курсе моей биографии, однако на душе все равно неприятно скребет. Я неосознанно перевожу взгляд на Карла.
Дядя смотрит на Оуэна, слегка приподняв брови в сдержанном удивлении. Кажется, даже приятном. Ну конечно, он безумно рад новости, что я наконец-то кого-то себе нашла. От глухой злости меня начинает потряхивать.
– Так, стоп, – выдыхаю я, встав между ними. – Хватит. Карл, этот человек…
Однако Оуэн опускает ладони на мои плечи, поворачивая спиной к себе, и приобнимает.
– Не волнуйся так, Дэй, – мягко произносит этот наглец, угадав даже мое сокращенное имя, используемое только близкими и знакомыми. Неужели о таком тоже любезно пишут в Сети? Его губы снова оказываются близко к моему уху. – Помнишь, я говорил, что возьму все в свои руки?
Перед глазами живо возникает образ неизвестных, преследовавших нас в городе. Еще живее я ощущаю отголосок беззвучной паники, которая охватывала меня в те бесконечно долгие моменты. Страх за Карла мешает говорить дальше, я начинаю теряться в сомнениях и упускаю всю ту уверенность, что двигала мною секундами ранее. Да, я не доверяю Оуэну и прямо сейчас могу обратиться к дяде за помощью, однако… что, если этот придурок говорит правду и Карлу будет грозить опасность в случае, если я не буду сотрудничать с Оуэном? Подделать ID-карту PJB почти невозможно, для обмана не было бы смысла использовать прикрытие такой влиятельной организации. Слишком велики последствия. Но все же… господи, этот человек взял меня в заложники, совершил побег от полиции! Какого черта я сомневаюсь?
Карл медленно кивает, а когда Оуэн отпускает меня, пожимает ему руку.
– Рад знакомству, юноша, – сухо произносит он.
– Оуэн Паркер. Прошу прощения, что не представился сразу, сэр. Я немного волнуюсь.
Как же уверенно и естественно он стелет.
Карл с улыбкой мотает головой, мол, все в порядке, не стоит беспокоиться. А потом бросает взгляд на наручные часы и вздыхает:
– Хотел бы я побеседовать с вами подольше, но, боюсь, нормально поговорить мы сможем только за ужином. Сейчас мне нужно спуститься в конференц-зал.
Оуэн в удивлении поднимает брови, а я лишь тихо усмехаюсь. Добро пожаловать в мою семью, ублюдок. Думал, самым сложным этапом будет убедить меня не мешать розыгрышу сцены? Хах. Попробуй выловить моего опекуна из череды бесконечных деловых встреч. Я почти мстительно улыбаюсь, когда замечаю на лице Оуэна тень растерянности. Хотя кто знает, может, это тоже умелая игра, чтобы выглядеть простым милым парнем?
Сейчас у меня нет возможности поговорить с Карлом наедине. Но даже если была бы… я с отвращением к себе признаю, что не знаю, как бы поступила. Очевидное недоверие к Оуэну начинает проигрывать тревоге за Карла. Я прекрасно знаю, сколько влиятельных врагов может быть у человека его положения.
В голову назойливо лезут воспоминания. Больше шести лет назад на Карла было совершено покушение. Я тогда жила с мамой и плохо помню подробности… помню оцепленное место нападения, покореженный корпус черной машины, разбитые окна и следы от пуль. И помню, как плакала мама, а потом надолго уезжала к дяде в больницу, несмотря на их вечные конфликты и обиды друг на друга.
Нападавших довольно быстро нашли, однако из пяти человек, ответственных за покушение, удалось посадить за решетку лишь двоих. Еще двое к тому времени оказались мертвы из-за внутренних разборок, а третий сбежал из страны и до сих пор числится в глухом розыске. Эти люди не были членами какой-то международной террористической ячейки. Это были просто местные ублюдки, которым удалось подловить ненавистного им политика на темном шоссе после празднования Дня независимости.
Мне страшно представить, на что способны такие же недоброжелатели, только с возможностями посерьезнее. Именно поэтому я не могу отмахнуться от предостережений Оуэна. Особенно после того, как видела преследующих нас людей.
Я не могу потерять Карла. От одной только мысли об этом меня начинает охватывать паника, нокдауном вышибающая из головы любые доводы рассудка.
Я просто… не могу. Не могу потерять. И его.
И если в моих силах хоть как-то обезопасить Карла, я согласна принять участие в спектакле идиотов с Оуэном Паркером в главной роли. Остается только надеяться, что я не подвожу дядю к еще большим опасностям.
Бегло попрощавшись с нами до вечера и снова пожав Оуэну руку, Карл с вежливой доброжелательной улыбкой ретируется. Мы остаемся наедине, в оглушительной тишине, и ни я, ни Оуэн не спешим нарушать молчание. Он так и вовсе проходит к рабочему столу, будто меня больше нет в кабинете.
– Какого черта? – выпаливаю я, едва набрав воздух в легкие. – Это и есть весь твой план?
– Его часть, – лаконично отвечает Оуэн, и я снова вижу на его губах плохо скрываемую улыбку.
– Ты…
Не успеваю выплеснуть гневную тираду, готовящуюся сорваться с моих губ. Оуэн поднимает на меня пронзительный взгляд и терпеливо поясняет:
– Мне было необходимо любой ценой завоевать доверие Карла Мерфи, чтобы заручиться его помощью и уберечь от проблем. Извини, но я не придумал иного способа.
Он кажется искренним, говоря все это. Но как я могу верить человеку, который на моих глазах умело разыгрывал весь этот театр одного актера?
Тем временем Оуэн принимается бегло копаться в бумагах, разложенных на столе.
– Это ты так в доверие втираешься? – фыркаю я, с трудом сдерживая гнев.
– Пытаюсь узнать что-нибудь, что мне поможет в этом.
Его невозмутимость только сильнее раздражает меня. Однако Оуэн проявляет хоть капельку запоздалого уважения ко мне и прекращает попытки обыска прямо в кабинете моего дяди.
Ужин проходит также сумбурно. Оуэн вешает Карлу на уши тонну лапши, выдумывая историю нашего знакомства и наших отношений буквально на ходу. Я по большей части молчу, но Карл не придает этому никакого значения. Наверное, он привык к моей мрачности и характеру в целом. Пока они с Оуэном беседуют как хорошие приятели, я разглядываю то одного, то другого, думая обо всем, что случилось. Снова и снова гадаю, сделала ли я правильный выбор, решив пойти на поводу у Оуэна.
Конечно, ни к какому решению я за ужином не прихожу. Разговоров толком не запомнила, мечтая лишь о том, чтобы этот бесконечно долгий день наконец-то закончился.
Не знаю, достаточно ли информации Оуэн выудил у Карла этим вечером, но когда мы находимся в машине по пути в аэропорт, выглядит он донельзя довольным. Я снова поддаюсь сомнениям и задумываюсь о том, не сижу ли рядом с врагом.
– Что теперь? – тихо спрашиваю я, продолжая смотреть только на дорогу.
Оуэн в своей манере пожимает плечами и легко отвечает:
– Ничего. Возвращаемся домой.
Я устремляю на Паркера пронзительный взгляд, полный недоверия и растерянности. Оуэн чувствует это, даже не поворачивая ко мне голову. В полумраке салона машины его лицо освещается лишь полосами света от мелькающих огней фонарей.
– Что? – ухмыляется он. – Для первого этапа все хорошо. Важно не передавить, да и к тому же у меня хватает дел помимо твоего дяди. Не переживай. Вы с ним будете в безопасности.
Не хочу даже спрашивать, что вообще изменило это идиотское представление. Хотя, может, Оуэн просто готовил почву, чтобы подключить своих коллег из PJB.
– А что насчет меня?
Оуэн кидает на меня быстрый взгляд и снова пожимает плечами.
– А что, с этим какие-то сложности? Вернешься домой, к долгожданному покою. Или тебе не хватило приключений на свою задницу, хочется еще? – провокационно фыркает он, видимо, ожидая, что я снова вспыхну и забурчу что-нибудь грозное.
Но я молчу. Не могу выдавить ни слова.
В голове одно сплошное перекати-поле.
Детройт встречает нас привычной, долгожданной прохладой. На улицах, залитых неоновым светом и холодным освещением уличных фонарей, накрапывает моросящий дождь.
Я стараюсь не показывать, насколько мне радостно возвращение в родной город, особенно после пребывания в Вашингтоне. С удивлением замечаю на лице Оуэна такое же радостное облегчение. Похоже, вернуться сюда хотелось нам обоим, но никто в этом друг другу не признается. От этой мысли мне на губы лезет проказливая ухмылка.
Оуэн забирает свою машину со стоянки аэропорта. Удивительно, но в нем осталась капля джентльменства, которая не позволила не довезти меня прямиком до дома. Адрес я скрывать не стала – думаю, что Оуэн нашел бы его без особых проблем в базе PJB. Конечно, могла бы вызвать водителя, но об этом точно узнает Карл, а по легенде я все еще нахожусь в Вашингтоне с подругой, у которой что-то случилось. И я не боюсь, что дядя решит внезапно встретиться со мной. Вырвать его из череды рутинных дел довольно сложно, а шансы на то, что он вдруг выберется из них сам ради меня, вовсе близятся к нулю. Поэтому я со спокойной душой вернулась домой.
Плюс ко всему… через полторы недели мне вновь предстоит перелет в Вашингтон. Какое-то безусловно важное мероприятие, на котором Карл просил меня присутствовать. Подобное происходит довольно часто – ничто не поднимает рейтинги уважаемого сенатора так, как его трогательная история с удочеренной девочкой, любимой воспитанницей. Я не против помогать дяде в поддержании выгодного образа, да и потом… это не такой уж «образ». Мы все же семья, и я люблю его искренне. И знаю, что он тоже. Такие мероприятия – одна из немногих возможностей увидеть друг друга. И как бы я ни презирала «высший свет» за пафос и лицемерие, все же рада, что у меня есть хотя бы такой шанс побыть вместе с дядей.
В таких туманных размышлениях я провожу всю дорогу. Нехотя продумываю одежду, которая подошла бы для грядущего мероприятия, оставляю сообщение в мессенджере своему стилисту в Вашингтоне, предупреждая ее о скорой работе. Даже не замечаю, как мы оказываемся на месте. Рассеянно поднимаю взгляд к фасаду простенького двухэтажного дома, в котором обитаю последние пару лет, и не чувствую особого облегчения. Мне все еще не верится, что череда бредовых и жутких событий подходит к концу.
– Миленько, – роняет Оуэн, разглядывая мое жилище. – И ты живешь одна в огромном доме?
– Он не огромный, – зачем-то упираюсь я и тихо вздыхаю. – Там всего две жилые комнаты.
Оуэн тихо фыркает и дополняет:
– Что-то на богатом.
И я снова отвечаю как-то инстинктивно, не обдуманно и оттого странно искренне:
– Что-то на скучном.
Задумчиво кивнув, будто соглашаясь со мной, Оуэн проверяет что-то в телефоне. Секундой позже я слышу вибрацию своего смартфона и даже не удивляюсь тому, что у Паркера уже каким-то чудом есть мой новый номер. Может, сфотографировал данные из контракта еще в салоне связи.
– Если что, не бойся обращаться ко мне, – бросает он и снимает блокировку с дверей машины. Поймав мой озадаченный взгляд, он поясняет с ухмылкой: – Ну, должен же я как-то извиниться за похищение и удержание тебя в заложниках. Обращайся за помощью, если вдруг захочешь. Готов помочь, чем смогу.
Мне трудно представить ситуацию, в которой я обратилась бы за помощью к этому человеку. Однако я сдержанно киваю. Повисает тяжелая тишина. Мне следовало бы просто попрощаться и выйти из машины, но мелькнувшая в сознании мысль так и рвется наружу.
– Знаешь… спасибо, – тихо выпаливаю я, сама от себя не ожидая этого. – Несмотря на то что вся эта затея смахивала на полнейший идиотизм, это… так непохоже на то, что происходит со мной день за днем. Это было… интересно. Да, наверное так. Короче, хоть мне и хотелось время от времени треснуть тебе в лицо, но в чем-то я даже благодарна.
Оуэн в удивлении изгибает бровь.
– Ну… в общем-то не за что, – усмехается он. Кажется, даже немного неловко. – Кстати, если снова станет скучно и захочется добавить в жизнь драйва, тоже обращайся.
– Что, в следующий раз снова возьмешь меня в заложники при проникновении в Капитолий? – не удерживаюсь я от ответной усмешки. – Для этого тоже милую парочку придется играть?
– Кто знает? – лукаво улыбается он в ответ.
[несколько дней спустя]
– Напомни мне, как давно вы встречаетесь?
Вопрос застает меня врасплох. Я едва успела разложить вещи из дорожной сумки, с которой прилетела в Вашингтон за сутки до важного мероприятия. Глупо застываю, нагнувшись к боковому карману в попытках найти зарядное устройство для телефона.
Заметив мой ступор, Карл осторожно поясняет:
– Я про этого парня, Паркера.
– А… – делаю я вид, что абсолютно не паникую, в то время как мозг отчаянно пытается вспомнить, сколько нашим сказочным отношениям давал Оуэн за тем давним ужином. – Четыре… месяца? – Мой ответ звучит настолько нелепо, что больше напоминает вопрос. Однако Карл не придает этому значения и лениво уточняет:
– Его ведь зовут Оуэн?
– Ну… да…
Вроде в этом он наврать не успел.
Однако Карл впервые за разговор хмурится.
– Странно. Гудман сказал, что видел тебя со светловолосым юношей, и ты представила его как Роберта.
Я в полном оцепенении вспоминаю мистера Гудмана, с которым случайно столкнулась в коридоре. Я представила старичку своего спутника абсолютно выдуманным именем, лишь бы поскорее отвязаться. Меня пробивает нервный смех, пока я отмахиваюсь:
– У старика Гудмана совсем беда с памятью.
– Ты нервничаешь, – замечает дядя, и от его внимательного взгляда у меня холодок пробегает по коже.
Приходится вновь врать так искренне, что я сама верю в свою ложь. Насколько же быстро Паркер оказал на меня столь дурное влияние…
– Я просто… я все еще немного переживаю за то, как ты к этому относишься. У меня никогда не было серьезных отношений, а Оуэна ты совсем не знаешь…
Моя сбивчивая тирада приводит к нужному результату. На лице Карла появляется мягкая, снисходительная улыбка. Он поднимается из-за стола и подходит ко мне, аккуратно опуская ладонь мне на плечо.
– Это твой осознанный выбор, Делайла, и я в любом случае его поддержу. Не надо бояться моей реакции. Оуэн показался мне неплохим парнем. Пока что у меня нет поводов для тревоги.
Искренность его слов дарит мне столь желанную толику облегчения. Я неловко улыбаюсь в ответ дяде и нервно шучу:
– Вот только давай пропустим ту часть, где ты пытаешься неумело поговорить со мной о необходимости использования контрацептивов. Я все знаю.
Карл мягко смеется и возвращается на свое прежнее место за рабочим столом у окна.
– Значит, я уже где-то пропустил этот этап воспитания. Рад, что ты выросла во всех смыслах разумной и проницательной девушкой, но все равно буду волноваться за тебя. Так уж я привык.
От его искренних и теплых слов мне становится стыдно за свою наглую ложь. Признательность и благодарность разливаются в груди, вызывая у меня уже искреннюю улыбку.
Однако Карл тут же обрывает волну этих чувств, произнеся всего одну фразу:
– В следующую пятницу, к полудню, у меня намечается еще одно мероприятие с прессой, а после нее – интервью на телевидении. Я вынужден попросить тебя присутствовать там со мной.
Пятница?.. Внутри меня узлами скручивается ледяной комок.
– Но… – растерянно выдыхаю я.
И замолкаю, так ничего и не сказав. На самом деле не стоит удивляться, что Карл не помнит, что это за день – 25 октября. Мой день рождения.
Не то чтобы я ждала какого-то сюрприза или специально организованного торжества. Нет, подобного не было никогда, да мне и не хочется. Но просто… не помнить совсем? На сердце неприятно скребется тоска, в животе холодеет комок. Мне почти физически больно от всего того, о чем я сейчас думаю.
– Хорошо, – тихо отзываюсь я, смотря перед собой.
Нет никакого желания напоминать, просить оставить этот день свободным и уж тем более демонстрировать свои чувства. Я выдавливаю из себя улыбку, и это действие требует от меня куда больших усилий, чем бег от амбалов в магазине мебели и товаров для дома.
Дядя благодарно кивает и возвращается к делам. Он в прекрасном расположении духа.
Может, оно того стоит.
На этот раз я решаю остаться в Вашингтоне вплоть до последнего мероприятия, поскольку сейчас у меня нет сил на постоянные перелеты и собирание сумок. Легче переждать, перетерпеть этот город и этих людей, а потом со спокойной душой вернуться домой.
В первый же день – если не час – моего пребывания в Вашингтоне со мной связались мои… ну, наверное, подруги. По крайней мере, знакомые. Девочки приглашали на совместный шопинг и SPA, но я отказалась под предлогом подготовки к пресс-конференции. Если они решат выдернуть меня куда-то еще, увильнуть будет сложнее.
Не то чтобы я плохо к ним относилась… Кэра, Лилиан и Блу – неплохие люди. Обычные наследницы богатых родителей, привыкшие получать от жизни все, что захочется. Немного стервозные, немного инфантильные, немного оторванные от реальности, со странными приоритетами и незатейливыми мечтами. Но ничего плохого про них сказать язык не поднимется. Я знала по-настоящему гнилых людей, поэтому не сужу строго. В чем-то девчонки даже умиляют, а где-то являются для меня хоть как-то опорой и поддержкой. Других друзей у меня нет. Большинству знакомых я стала нужна сразу после того, как оказалась при деньгах, однако таких людей я отсеяла в первую очередь. Так и вышло, что не осталось… никого. Кроме Кэры, Лилиан и Блу.
Возможно, моя главная проблема в том, что я не из их мира. Пускай сейчас наши статусы одинаковы, я все еще белая ворона, по чужой доброте впущенная с ними в одну клетку.
Можно было бы сказать банальщину из разряда, что я скучаю по временам, когда друзья были настоящими. Но правда в том, что я скучаю по временам, когда настоящей была я. От макушки до кончиков пальцев. Настоящая во всем, всюду, в любых ситуациях. Раньше я никогда не шла себе наперекор, не принуждала себя ни к чему даже из мнимых лучших побуждений. Во мне жил несокрушимый огонек, я ощущала жизнь и любила ее. Несмотря ни на что.
А сейчас… вот она я. Сижу перед ярко освещенным зеркалом, пока вокруг меня суетится дорогущий визажист. Она накладывает на мое лицо идеальную маску красоты и ухоженности. Чувство, будто бы с тонной косметики в мою кожу вживляют другое, чье-то чужое лицо. Тот огонек, с которым я ассоциировала себя раньше, остался разве что в цвете моих волос, но абсолютно потух во взгляде. Как давно я смотрю в зеркало и вижу это? Пять минут, час, последние несколько лет?
Как-то некстати в мыслях всплывает образ Оуэна с этой его дурацкой зажигалкой в руках. Он не курит, но таскает с собой эту вещь, просто чтобы крутить ее пальцами, снова и снова зажигая пламя. Мне внезапно думается, что в этом и есть его суть. Символично…
Он зажигает все вокруг. Оставляет все в огне после себя. Вот такой он человек.
Отчасти я ему даже завидую. Я знаю Оуэна всего ничего, с момента нашей последней встречи мы даже не переписывались, но сейчас почему-то остро ощущаю, что хотела бы быть похожей на него. В лучших его проявлениях, конечно.
Визажист, немолодая девушка со странной пластикой лица, щебечет не умолкая. Я даже не пытаюсь делать вид, что внимательно ее слушаю, и остается лишь возрадоваться, что она не задает мне прямых вопросов, да и вообще ведет диалог так, что мое участие в нем не предусмотрено сценарием. Опускаю взгляд к экрану телефона и бездумно серфлю странички социальных сетей. В ленте мелькают чужие фотографии такой же чужой жизни, но я не задерживаюсь ни на одной из них. Пытаюсь на чем-то сфокусироваться и отвлечься от мрачных, пугающих мыслей, но вместо этого делаю еще одну глупую вещь.
Я нахожу в контактах номер Оуэна и добавляю его в список друзей в одной из социальных сетей. Захожу в пустую переписку и вижу, как зажигается значок online, отчего тут же спешно выхожу из приложения на рабочий стол.
И буквально тут же вверху экрана вылезает уведомление с текстом сообщения:
Я уж думал, никогда не добавишь.А следом и новое:
Привет, лисичка.Мое глупое сердце предательски екает. Я готова удавить его собственными руками. Сердце, конечно.
Хотя и Оуэна Паркера тоже.