Делайла
Мне мучительно не нравится это место.
Возможно, все дело в почти полном бокале шампанского, который я выпила ради дела, а может, во всем виноват адреналин, бурлящий во мне всякий раз, когда осознаю, что мы творим. Точнее – конкретно я, ведь для Оуэна происходящее не является чем-то необычным, это буквально… его работа, его рутина.
Черт возьми. У него ведь и правда такая жизнь. Почти каждый день на грани лезвия, адреналин вместо кофеина по утрам. Я толком не понимаю, что чувствую: ужас или… зависть.
Так или иначе, вся эта роскошная порочная обстановка то и дело вызывает абсолютно неуместные и сбивающие с толку мысли. Это место наводит на самые запретные фантазии и образы, сами собой возникающие в голове. Меня бросает в нервную дрожь от осознания, что почти все эти бредовые мысли так или иначе связаны с Оуэном. Где-то на задворках моего проклятого сознания крутится картина того, как он обнимается здесь с какой-нибудь девушкой, похожей на него характером: такой же безумной, хитрой, без тормозов. Раскованной, свободной от любых тягот и предрассудков, предоставленной только самой себе и молодому мужчине рядом с собой. Способной получить полноценное удовольствие здесь и сейчас.
Когда перед глазами трусливо и неуверенно мелькает мой собственный облик, я вздрагиваю. Эта секундная мысль бьет меня наотмашь, тихо вопрошая: а вдруг? Ну а если бы? Представить, что в какой-то параллельной вселенной…
Удивительно, что мне хватает смелости и честности признаться себе в этих мыслях и тихо, невесело им усмехнуться. Да, Оуэн Паркер может быть сексуальным в своей нахальности и своем безрассудстве. Наверняка я не единственная, кого это притягивает на каком-то неосознанном уровне. Возможно, меня привлекают не столь его черты, сколь ощущение полной свободы и необузданности, которые он может подарить.
Что ж, когда хаос в голове удается упорядочить, становится не так страшно за то, что я могу сойти с ума.
Но еще больше этих странных мыслей мне не нравится только сам Паркер, который без всяких объяснений принимается рыться в вещах хозяина пентхауса, не слишком заботясь о том, чтобы вернуть их в первозданном виде на свои места. Мне приходится ходить за Оуэном следом, восстанавливая порядок там, где он безуспешно пытается что-то отыскать.
Когда гостиная и кухня оказываются тотально обследованы, Оуэн быстрым шагом проходит в спальню – такое же роскошное помещение, как и другие, но уже с целым траходромом вместо кровати. На месте Паркера мне бы хотелось надеть перчатки, прежде чем прикасаться тут к чему-либо.
– Зачем мы здесь? – не выдержав, мрачно спрашиваю спустя еще несколько минут поисков.
– Я сказал тебе все, что мог. Уильям Хендерсон может быть вовлечен в одно очень мерзенькое дело, и мне нужно добыть доказательства, чтобы PJB смогла начать распутывать плохо пахнущий клубок.
– Я спрашивала о том, что мы конкретно ищем. – Меня начинает охватывать еще большее раздражение.
Оуэн вечно отмахивается от моих вопросов полуправдой и загадками, намеренно избегая деталей. С одной стороны, я понимаю, что он ограничен рамками своего контракта с PJB, но, с другой, это молчание доходит до абсурда. Особенно с учетом того, что все это сделано едва ли не ради спасения мира, не говоря уже о помощи моему родному дяде. Я по уши втянута в дело, о котором не знаю практически ничего, и иду на поводу у симпатичного молодого человека как будто просто за его обворожительную улыбку. Как это вообще у него работает?..
Повернув ко мне голову, Оуэн бросает:
– Твоя задача просто стоять на стреме, лисичка. Ты помогла мне тихо попасть сюда, на этом твое участие заканчивается.
Холодный комок гнева опускается куда-то в живот и оседает чувством простой, даже постыдной обиды.
– Чудесно, – тихо фыркаю я, разворачиваюсь и покидаю спальню.
Пусть возвращает все на свои места сам. Тихо вздохнув, я снова оглядываюсь в приглушенно освещенной гостиной. Хочется присесть и перевести дух, но, честно говоря, я просто брезгую. Нигде нет никаких очевидных признаков, но мне почему-то кажется, что здесь все в следах человеческих тел, пота и других жидкостей.
Жуткое, ничем не объяснимое ощущение. И весьма мерзкое.
Я ежусь, будто от холода, хотя ни один из кондиционеров в помещении не работает. Нервно вздохнув, я держу входную дверь под постоянным зрительным контролем, внушая себе иллюзию контроля ситуации. В сущности, если сюда прямо сейчас кто-нибудь войдет, я ничего не смогу сделать.
Приходится напомнить себе о том, что мое нахождение в этом пентхаусе вполне себе законно. С чего мне так нервничать? Если Оуэна обнаружат здесь, это будут в основном только его проблемы. Я на пару секунд прикрываю глаза, заставляя себя мыслить холодно и трезво.
Непривычно мрачный и напряженный, Оуэн вскоре выходит из спальни пентхауса. Подобные эмоции смотрятся так инородно на вечно язвительном и улыбчивом лице, что кажется, будто кто-то натянул на него маску. В руках он сжимает записную книжку весьма потрепанного вида.
– Ты считаешь, что Хендерсон не заметит такой пропажи? Ты бы еще трусы у него пачкой спер, – хмуро говорю я. – Любую пропажу повесят на меня, ты же понимаешь?
Оуэн меряет меня тяжелым взглядом. Удивительно, но он прислушивается к моим доводам и не продолжает задуманное мне на зло. Оуэн молча кладет записную книжку на стол на кухне, и следующую минуту тратит на то, чтобы сфотографировать некоторые страницы. Мне не удается противостоять любопытству и дурному предчувствию, и я аккуратно поглядываю из-за его плеча на содержимое записной книги. Тревожное ожидание рисует по меньшей мере какие-нибудь планы по захвату мира, которыми могут быть исписаны эти страницы.
Но на желтых листочках в неяркую линейку лишь размашистый почерк, перечисляющий странные слова, которым я никак не могу подобрать определения.
Кара. 19, рост 5′2″, вес 48.
Карамель. 18, рост 5′3″, вес 43.
Куколка. 16, рост 5′5″, вес 56.
Светлячок. 20, рост 5′4″, вес 59.
Лилия. 21, рост 5′8″, вес 63.
Грация. 24, рост 5′7″ вес 51.
Луна. 23, рост 5′1″, вес 49.
Дрим. – , рост 5′3″, вес 42.
Я в растерянности пробегаю взглядом по таким же ровным строчкам странного списка на следующей странице, которую фотографирует Оуэн.
Больше всего это напоминает какие-то странные клички. Я нервно усмехаюсь:
– Ты пытаешься уличить старикана в том, что он часто пользуется услугами эскортниц? Такой себе упрек для таких, как он.
– Это не список шлюх, – сухо покачивает головой Оуэн.
– Все-таки клички? Он по ночам мучает крыс в лаборатории?
На мою неловкую попытку разрядить обстановку шуткой Оуэн никак не реагирует, что само по себе странно. От его мрачного настроения меня начинает колотить нервной дрожью.
– В чем дело? – тихо спрашиваю я.
Вместо ответа парень усмехается в какой-то неясной, жестокой решимости. Он буквально всучивает записную книжку, слепо уперев ее мне куда-то в живот. Я инстинктивно подхватываю дневник Хендерсона, пока с губ срывается тихий мат.
– Отнеси в спальню, лежала в сейфе в столе, – бросает Оуэн, попутно доставая из кармана куртки телефон.
Но не успеваю я возмутиться, как по всему пентхаусу раздается противный повторяющийся сигнал. Смотрю на Оуэна уже не с возмущением, а с настоящим ужасом. Паркер же мрачно поднимает взгляд к потолку и убирает так и не разблокированный телефон обратно, тихо пробормотав:
– Сука. Все-таки сработала.
– Почему не сразу? – Удивительно, что меня хватает на четко сформулированный вопрос из общего клубка мыслей.
– Там было две минуты на ввод верного кода. Я надеялся, что отключил систему… – Оуэн тихо матерится снова и хватает меня за руку. – Стоило взять с собой техника. Уходим.
Теперь нас не спасет даже тот факт, что в пентхаус меня пустил сам хозяин. Вряд ли мне удастся хоть как-то объяснить, что я от нечего делать в ожидании Карла взяла и поковыряла защищенный сейф просто так…
Нет времени на панику, пора действовать. Быстрым шагом, почти бегом возвращаюсь в спальню, добираюсь до стола и кладу записную книгу в открытый сейф. Я осторожно закрываю металлическую дверцу, но, как и ожидалось, сигнализация не перестает верещать. На удивление, я не поддаюсь панике, а наоборот, с каждой минувшей секундой начинаю мыслить все более трезво.
Отойдя от стола, вздрагиваю. Из-за звука сигнализации я не слышала шагов Оуэна и не ожидала, что он окажется так близко – буквально в крохотном шаге от моего плеча. Парень хватает меня за руку, намереваясь потащить за собой.
– Я останусь здесь, а ты уходи, – проговариваю я, подняв взгляд к его глазам. – Прикинусь пьяненькой дурочкой, наплету что-нибудь из разряда «споткнулась, упала, задела рукой». Из сейфа ведь ничего не пропало.
Странно, но после озвученного плана – на мой взгляд, весьма логичного и простого – Оуэн стремительно мрачнеет.
– Не пойдет. Лучше потом притворишься, что ты вообще так и не добралась сюда. Уходим.
– Но ведь…
– У них не будет доступа к записям камер. А ты в их глазах была в таком состоянии, что версия о проведении последнего часа в обнимку с унитазом в ближайшем туалете будет просто отменной. Скажешь, что я, как герой, держал твои роскошные волосы.
От шальной улыбки, мелькнувшей на его губах, мне становится парадоксально легче.
– Почему ты отверг самый простой план? – все же спрашиваю я на пути к выходу из пентхауса.
– Зачем подвергать тебя ненужной опасности, если можно этого избежать? – легко отзывается Оуэн. К нему возвращается присущая ему легкость, появляется впечатление, что у этого человека всегда все под контролем, а в рукаве таится не один козырь.
А еще мне странно греет душу мысль, что Оуэну важнее уберечь меня от неприятностей, чем самому выйти сухим из воды. Может, он не такой эгоистичный ублюдок, каким показался в самом начале. Я тут же злюсь на себя за странное окрыленное состояние. Приходится вспомнить о недавнем раздражении касаемо скрытности Оуэна – я ведь даже не узнала, что именно означает тот странный список, из-за которого мы вляпались в очередные неприятности
Вдвоем мы быстрым шагом покидаем пентхаус. Хоть Оуэн заверял, что камеры видеонаблюдения под контролем и на их счет можно не переживать, я не могу перебороть напряжение и смотрю исключительно в пол. Даже когда мы достаточно удаляемся от пентхауса, вопящая сирена нескончаемо звенит в ушах.
– Если нас кто-то увидит, могут дать наводку, – тихо произношу я, едва успевая за ходом своих мыслей. – Особенно когда начнутся разбирательства. Даже если тебя потом не найдут, они опишут мою внешность, а потом сообщат Карлу.
Оуэн кидает на меня чуть снисходительный взгляд и лукаво усмехается.
– Вряд ли они определят конкретно тебя из кучи гостей. Не хочу тебя расстраивать, но даже среди сегодняшних дам ты не одна с рыжими волосами. А даже если такой маловероятный сценарий и случится, скажешь, что была у меня, злодея, в заложниках и я приказал тебе держать язык за зубами.
Его тон звучит шутливо, но… если так посудить, насчет себя в качестве «злодея» он почти не ошибается. Что я знаю о Паркере? О его миссии? Даже об этой чертовой организации, которая направила его сюда? Даже если в их интересах помочь моему дяде, пока что все это выглядит с точностью до наоборот.
А если начинать обо всем задумываться, мурашки ужаса так и бегут по спине. Вот она я, вчерашняя благовоспитанная девочка из высшего общества, сбегаю со светского приема с каким-то агентом-преступником, рискуя попасть за решетку и навлечь на остаток своей семьи огромный скандал.
Внезапно Оуэн напрягается, это происходит настолько молниеносно, что мне хочется передернуть плечами от ужаса. Нет ничего хуже, чем когда его лихая усмешка пропадает с уголка рта вот так внезапно. Прежде чем с моих губ успевают сорваться вопросы, Паркер обхватывает меня за талию и выталкивает в следующий коридор.
– Уходим, живо.
Когда мы уже бросаемся бежать, я слышу позади шаги нескольких человек. Похоже, охрана казино начала прочесывать коридоры…
Оуэн подбегает к лифтам, нажимает кнопки, но информационная панель упрямо показывает, что лифт находится на цокольном этаже, ждать его здесь можно больше минуты, а у нас нет и десяти секунд. Быстро оглядевшись, Оуэн тянет меня к лестнице. Наши шаги раздаются гулким эхом по широким пролетам, и уже на первых ступеньках я понимаю, что на таких высоких каблуках точно не выдержу. На бегу я срываю замочки на щиколотках, и даже в столь напряженный момент перед моим мысленным взором вдруг мелькает картина, как всего парой часов ранее Оуэн аккуратно застегивал мелкую застежку на ремешке.
Мне приходится задержаться на несколько мгновений, чтобы сбросить туфли. Оуэн придерживает меня под руку, а потом хватает брошенную обувь, и мы с ним продолжаем стремительный спуск.
– Зачем… – пытаюсь сквозь срывающееся дыхание выпалить я.
Оуэн бросает на меня взгляд через плечо и умудряется усмехнуться на бегу.
– Красивые же. Тебе идут. Да и следы оставлять не надо.
Мне на лицо навязчиво лезет глупая, абсолютно неуместная улыбка. Хочется стереть ее вместе с макияжем, коркой ощущающимся на лице. Хочется как-то отрезвить себя, напомнить о серьезности ситуации, воззвать к собственному разуму и ужаснуться происходящему.
Вместо всего этого я лишь остро ощущаю в венах щекочущее чувство от адреналина. В моем животе словно рассыпается сноп искр – совсем как те самые бабочки. После затяжной апатии, бесконечного самоконтроля и серости такие ощущения кажутся невероятными.