– Я представлял себе вход несколько… иначе.
– Как?
– По крайней мере, как нечто, что будет действительно походить на страшную впадину.
Хаджар стоял на краю оврага. Нет, овраг реально внушал своими габаритами, но не более того. Широкий, как высохшее озеро, но абсолютно пологий, с покатым склоном.
Вокруг его краев не прорастал жуткий лес, заполненный тенями, сумраком или хотя бы тем же буреломом. Берег не был скалистым, не слышались звуки, не чудилась опасность, поджидающая за каждым углом.
Более того – здесь и углов-то не было.
Вызывающий подозрения в искусственном происхождении, овал провала, на котором вполне лаконично смотрелись бы по зиме горки со смеющимися детьми и их родителями.
– Это название прилипло к ней еще до того, как здесь образовался Седент. – Аркемейя достала из пространственного кольца длинную, почти трехметровую жердь.
По всей поверхности своеобразного артефакта шла вязь рунических символов, несущих в себе искры магии. Охотница, недолго думая, с силой вонзила жердь в землю. Да так, что от верхушки торчало не больше двадцати сантиметров.
– Что это?
– Путеводный столб, – пояснила Аркемейя, привязывая к нему веревку из корня травы десяти тысяч. Такая не порвется, даже если ей скрепить два плывущих в разные стороны небесных корабля. – Чтобы вернуться обратно, нам нужно будет иметь ориентир.
Хаджар еще раз посмотрел на дно оврага.
Вполне себе обычная заболоченная местность. Трясина, камыши, несколько жирных, упитанных уток. Но даже если учесть наличие у Аркемейи весьма демонического чувства юмора, то тратить столь редкие и дорогие артефакты на какую-то… утку (простите за каламбур) – это не в ее духе.
Да и к тому же Хаджар уже не раз, не два и, учитывая его странствия, даже не десять, имел опыт, когда потайные места встречались даже в дупле белки.
В прямом смысле слова.
Однажды ему пришлось залезть в дупло белки, которое на деле оказалось входом в пространственный артефакт, которым являлось все дерево.
История с весьма трагичным концом, так что и вспоминать о ней особо не хотелось…
– Ты уверен, что твое зелье сработает, Дархан?
Хаджар протянул ладонь к Азрее, и та, принюхавшись, сначала зашипела, а затем несколько раздраженно потолкала кулак Хаджара своей лапой и юркнула обратно за пазуху.
– Как минимум в течение недели никто не отличит нас от чистокровных, насколько это вообще применимо по отношению к этим сущностям.
– Хорошо. – В тоне Аркемейи не осталось и следа от недавнего сумасбродства. Теперь это была не женщина, которая пыталась в чем-то подколоть или задеть Хаджара, а охотник на демонов, собравшийся на весьма опасное дело. – Слушай внимательно. Когда мы сейчас полезем сквозь трясину, то… ты увидишь разное.
– Разное?
– Я не знаю, как это объяснить, но каждый видит что-то свое. Одних это сводит с ума, другим – наоборот – приятно. Не знаю, в общем, какая здесь магия, но она сильно и, возможно…
– Постой, – перебил Хаджар, – откуда ты знаешь, что на разных людей она действует по-своему?
Аркемейя улыбнулась. Очень хищно. Куда хищнее, чем это мог сделать простой человек.
– В ремесле охотника самый главный элемент, Хаджар, это наживка. Проверить ловушки. Узнать, что впереди… А у короля Гретхегена, как оказалось, тюрьмы переполнены. Вот я и взяла тех, кому все равно плаха светила.
Хаджар молча обвязал пояс второй веревкой и начал спускаться вниз.
– Не одобряешь? – спросила Аркемейя, когда догнала, казалось бы, немощного старца.
– Это неважно, – только и ответил Хаджар.
Спуск в полсотню метров не занял так уж много времени. И при этом Хаджар не мог сказать, что чем ближе он подбирался к границе трясины, тем отчетливее ощущал… хоть что-то. Нет, это был обычный заболоченный овраг, на краю которого грибники веками собирали грибы.
Передавали друг другу из уст в уста страшилки о том, что некоторые охотники, грибники и дети, попав в Страшный Овраг (простите – Впадину), исчезали, чтобы не вернуться вообще или возвратиться спустя многие годы измученными безумными стариками, которые боялись собственной тени.
Но все так же дети ходили сюда по зиме кататься с горки, охотники выслеживали дичь, а селяне бродили за грибами, ягодами да различным природными ингредиентами для пути развития.
– Не расслабляйся, – быстро бросила Аркемейя и первой нырнула в трясину.
Хаджар усилием воли создал вокруг головы нечто вроде воздушного шара. Он все же оставил позади возможности истинного адепта и более не мог в течение многих часов обходиться без кислорода.
Первым ощущением после того, как с чавканьем и хлюпаньем трясина приняла его в свои осклизлые и скользкие объятья, оказался привычный болотный холод.
Но Хаджар спускался все ниже и ниже. И там, где по его расчетам должен был быть склон, нога не ощущала ничего, кроме вязкой субстанции.
Холод. Но не пронизывающий или замораживающий даже душу, а просто самый обычный холод болот.
Да и в общем и целом…
Это был, пожалуй, самый богатый коридор, который Хаджар когда-либо видел в своей жизни. Пол, устланный каким-то белым камнем, излучавшим энергию. Энергию, способную расщепить душу адепта, превзошедшего границы Безымянного. Но если тот был достаточно силен, чтобы выдержать это излучение, то сделать ее более крепкой и устойчивой.
Удивительно.
Такой камень, его жалкий осколок размером с мизинец, вероятно, стоил больше, чем могли себе позволить семь кланов Даанатана… Да что там, даже совокупные вложения всего региона Белого Дракона вряд ли осилили бы покупку больше чем щепотки пыли этого камня.
Но здесь…
Здесь им устлан коридор. Коридор, конца и края которого Хаджар не видел. Такое впечатление, будто он тянулся откуда-то из-за границы левого горизонта и исчезал за гранью правого.
Стены, как и пол, тоже были выложены драгоценным материалом. Но на этот раз – металлом. И даже цвет у него оказался непостоянный. То изумрудный, то золотой, то переливающийся всеми цветами радуги, блестящий бриллиант. При беглом взгляде это была самая яркая и звездная ночь, которую видел в своей жизни Хаджар, а если долго всматриваться, то золотистый, розовый рассвет, пришедший после долгой и темной зимы.
Стены тоже излучали энергию.
Они словно умиротворяли и заживляли раны. И если бы здесь оказался человек-адепт, пусть и выше Безымянного, страдающий и умирающий от жутких душевных ран, то он немедленно бы обрел мир и покой, достигнув достаточного просветления, чтобы познать свой собственный путь в этом безумном мире.
И вот на такую облицовку, даже меньше, чем на ее пыль, не хватило бы ресурсов не только Белого Дракона, но и Алого Феникса, вместе взятых.
А ведь здесь были картины, огромные полотна, изображающие самое разное: от битв до пиров, от пейзажей до бытовых сцен.
Витражи, внутри которых находились целые цветные миры, полные садов и лугов.
Да и сам коридор по ширине таков, что его можно было спутать с центральным проспектом в столице крупной империи. А свод… такой далекий, что Хаджар сначала перепутал его с открытым небом.
Кто мог построить нечто, что одним лишь своим коридором поражало воображение?
– Слуга! – прогрохотал голос, напоминавший одновременно рокот боевых барабанов, лязг колесниц, треск осадных башен, залп сотен орудий и свист стрел, рассекающих небо.
Хаджар повернулся на звук.
Сначала ему показалось, что он увидел перед собой войну. Кровавую битву, внутри которой нет места сантиментам и жалости. Бойню, где оружие – руки и зубы, где броня – кости и плоть.
– Мой хозяин. – И позади Хаджара на одно колено опустился громила, закованный в черные как смоль доспехи. Черный плащ покрывал его плечи. Черные волосы спускались на окровавленную, дымящуюся сталь. Черный меч покоился в черных ножнах. И лишь синий пояс, которым он подвязал волосы, разрушал этот облик.
– И вновь ты победил в битве, Черный Генерал, – пророкотала война.
Хаджар моргнул.
Он знал, где находился.
Это было Седьмое Небо.
Яшмовый Дворец.
Обитель богов.