Сэм, когда он минут через двадцать спустился в гостиную, пребывал, бесспорно, в том, что мистер Фарш Тодхантер определил бы как полное благополучие. Ночь была на редкость скверной, но утро, несомненно, принесло с собой радость. Вид подноса с завтраком на столике у окна окончательно привел его в блаженное настроение, и в течение долгого упоительного времени он был не способен смотреть ни на что другое. И только когда он поглотил яичницу, грудинку, тосты, кофе и мармелад, в нем заговорил инстинкт, обычно сразу же пробуждающийся в человеке, едва он входит в незнакомую комнату, и он занялся осмотром гостиной.
Примерно через полминуты Клэр Липпет, убиравшая посуду со стола в столовой, выронила из рук масленку, вздрогнув от крика или вопля, который как будто раздался в комнате, где она оставила своего гостя.
Кинувшись туда, она обнаружила, что он ведет себя очень странно: тыкал пальцем в фотографию на каминной полке и дико жестикулировал.
– Кто это? – вскричал он, едва она вошла. Казалось, у него возникли затруднения с голосовыми связками.
– А?
– Кто, черт побери, это?
– Не выражайтесь!
– Кто это? Ну, эта девушка – кто она? Как ее зовут?
– Чего вы кричите-то? – оскорбленно сказала Клэр.
Взволновала молодого человека большая фотография в рамке, стоявшая в центре каминной полки. Она запечатлела девушку в охотничьем костюме, стоящую рядом с лошадью. Это была любимая фотография Клэр. Энергичная и лихая стиральщица пыли, обладающая внушительным рекордом кокнутого фарфора и разбитого стекла, это произведение искусства она всегда протирала бережно и осторожно.
– Она-то? – сказала Клэр. – Так мисс Кей, кто же еще?
Шагнув вперед, она смахнула пылинку со стекла.
– Это она еще в Мидуэйзе снималась, два-три года назад, до того как полковник потерял все свои деньги. Я тогда была горничной мисс Кей – ее личной горничной, – добавила она с гордостью, но в ее устремленных на фотографию глазах появилась грусть: ведь для нее она воплощала всю славу и роскошь невозвратного вчерашнего дня, того чудесного былого, которое включало лошадей, и охотничьи костюмы, и старинные печные трубы из красного кирпича на фоне голубого неба, и кроликов в парке, и озеро, сверкающее в солнечных лучах, и все остальное, из чего слагались Мидуэйз и преуспеяние. – Я помню день, когда сделали эту фотографию. Ее в газете напечатали, фотографию то есть.
Но Сэма все еще била лихорадка.
– Мисс Кей? Какая мисс Кей?
– Мисс Кей Деррик, племянница мистера Ренна.
– Вы про человека, который живет тут?
– Ну да. Он предложил мисс Кей свой дом, когда все всмятку разбилось. Вот почему я тут. Я бы могла остаться в Мидуэйзе, если бы захотела, – объявила Клэр. – Новые хозяева меня бы оставили, захоти я. Но я сказала: «Нет, – сказала я. – Я поеду с мисс Кей, – сказала я. – Я ее не брошу в зло… злополучии», – сказала я.
Сэм дернулся, как от электрического шока.
– Не хотите же вы сказать… ну конечно, не хотите… не хотите же вы сказать, что она живет тут?
– Живет, а как же?
– Так не здесь же? Не в этом самом доме?
– А где ж еще?
– Ах, черт!
Сэм содрогнулся с головы до ног. Его осенила потрясающая мысль.
– Ах, черт! – вскричал он снова, и глаза у него выпучились. Затем, не тратя больше слов, ибо настало время не для слов, а для действий, он одним прыжком исчез за дверью.
Выпрыгнуть из входной двери, скатиться с крыльца и очутиться перед доской у изгороди Сэм умудрился во мгновение ока. Под крупными буквами, оповещавшими о сдаче внаем, с мебелью, он теперь различил буковки помельче, сообщавшие всем, кого это могло заинтересовать, что по вопросу о поселении в удобнейшем полуособняке «Мон-Репо» следует обращаться к господам Мэттерсу и Корнелиусу, агентам, Огильви-стрит, Вэлли-Филдз, Ю.-В. Он галопом взлетел назад на крыльцо и забил кулаками в дверь.
– Чего еще? – осведомилась Клэр.
– Где Огильви-стрит?
– Дальше по улице, первая улица налево.
– Спасибо.
– На здоровье.
На песчаной дорожке он остановился, поразмыслил и вернулся.
– Опять тут? – сказала Клэр.
– Вы сказали «налево» или «направо»?
– Налево.
– Спасибо.
– Не стоит благодарности, – сказала Клэр.
На этот раз Сэм осуществил спуск по ступенькам единым прыжком. Но у самой калитки его осенила еще одна мысль.
– Любите поразмяться, а? – терпеливо сказала Клэр.
– Мне внезапно пришло в голову, – объяснил Сэм, – что у меня нет денег.
– А я-то тут при чем?
– Эти агенты ведь потребуют аванс, верно?
– Похоже, что так. А вы дом хотите снять?
– Я хочу снять «Мон-Репо», – сказал Сэм. – И мне необходимы деньги. Где мистер Брэддок?
– В кровати.
– А в какой комнате?
– Верхний этаж в конце коридора.
– Спасибо.
– К ва-шим услу-гам, – сказала Клэр.
Ее показания, что гость находится в кровати, оказались точными. Сэм, войдя в спальню для гостей, узрел, что его школьный товарищ лежит на спине, рот у него разинут, а волосы спутаны. Он ритмично храпел. На стуле рядом с ним покоился поднос с чайником, тостами и остывшим яйцом всмятку такого язвительного вида, что Сэм, устремляясь к тумбочке, отвел глаза.
Тумбочка, наоборот, ласкала взор. Рядом с коробкой для воротничков мистера Брэддока и его головных щеток высилась миниатюрная гора из банкнот и серебряных монет – в лучах утреннего солнца зрелище абсолютно пленительное. Скрюченными пальцами Сэм сгреб гору, нашел листок бумаги, карандаш и помедлил в поисках нужных слов.
Но глупо пытаться улучшить стиль мэтра. Фарш Тодхантер доказал, что занимает особое место в этом литературном жанре, и Сэм без колебаний взял его за образец. Он написал:
«Дорогой Брэддер, ты, конечно, удивишься, узнав, что я занял у тебя деньги. Верну их, как Бог даст. Пока же, как сказал сэр Филип Сидни раненому солдату, моя нужда больше твоей.
Надеюсь, это застало тебя в полном благополучии.
Затем, прислонив эту записку к коробке для воротничков, он покинул спальню.
Но на площадке его остановило ощущение, что произошло какое-то упущение, какое-то доброе дело осталось несовершенным. Он вернулся, взял вареное яйцо и осторожно опустил на подушку возле головы своего друга. Совершив это, он вновь спустился по лестнице и вышел на широкую тропу, которая вела к конторе господ Мэттерса и Корнелиуса, агентов, на Огильви-стрит.