Август 1943 года
Анна бежит по лугу, ступая по мокрой от утренней росы траве, и маленькие капельки воды, висящие на травинках, оседают на юбке. Солнце только что взошло, но его теплое сияние еще не успело прогреть сырой после ночной прохлады воздух.
Она пробегает через рощу, где деревья стоят неподвижно в рассветном полумраке. Надо бы остановиться и перевести дух, но Анна не хочет, чтобы ее догнали. Девушка не знает, куда направляется, и понимает лишь одно: она должна уйти, поэтому изо всех сил мчится по тропинке, не обращая внимания на стертые ноги. Коричневые кожаные сандалии не предназначены для таких марш-бросков, но Анна все равно не позволяет себе останавливаться. Она не сбавляет темпа, даже когда перебирается по специальной лесенке через колючую изгородь и цепляется платьем за торчащую жердь. Резким нетерпеливым движением девушка дергает за юбку так, что отрывается часть подола.
Овцы жмутся друг к другу, сбиваясь в кучки. Копошатся и толкаются, когда Анна пробегает мимо. В другой раз она бы задержалась ненадолго, чтобы поздороваться с ними, но сейчас думает только об одном и хочет одного: оказаться как можно дальше от Хиллесгордена.
Последний холм заканчивается крутым спуском, и Анна увеличивает темп. Наконец показалось море. Перед ней простирается необузданная и непредсказуемая стихия, которая, как защитный барьер, отделяет ее от охваченной войной Дании и остальной Европы.
Анна останавливается, только достигнув каменной осыпи, на которую выбегает так стремительно, что щебень, выскакивая из-под ног, падает вниз с обрыва, а сильный встречный ветер встает перед ней стеной. Девушка с испугом смотрит вниз с высокого скалистого утеса и хватается за дерево.
До земли далеко, и от вида каменных глыб внизу начинает кружиться голова. Сердце бешено стучится в груди, его удары отдают в голову.
Анна осторожно заносит ногу над обрывом. «Долго мучиться не придется», – думает она. Шаг вперед кажется ей ужасным, но потом, спустя несколько коротких мгновений, все закончится.
Девушка поднимает взгляд и устремляет его за горизонт. Далеко впереди на волнах качается рыбацкая лодка, над ней кружит чайка. Анна следит глазами за скользящей в небе птицей с широко раскрытыми крыльями. Медленно выдвигается вперед, еще ближе к краю. Теперь близко, так близко, что любой неосторожный шаг – и она внизу. Девушка решительно смотрит на камни. «Три секунды, не больше, – думает она. – Только не смотри вниз. Смотри на летящую птицу – она свободна».
Еще один порыв ветра, налетев, треплет подол юбки. Анна нервно сглатывает. Ее охватывает бесконечное отчаяние. Горе вонзилось в нее своими когтями, и нет другого способа от него избавиться. Отпустив ствол дерева, девушка раскачивается. Хочет выкрикнуть все, что причиняет боль, но вместо этого закрывает глаза.
В какое-то мгновение ей кажется, будто она в невесомости. Чувствует, как ветер, объяв, поднимает ее. Руки распростерты ему навстречу, но тело сопротивляется. Надо заставить его двигаться вперед, ведь все сразу станет лучше, стоит только сделать шаг.
Анна решилась.
И в ту же секунду ее резко дергают за руку. Кто-то тянет назад с такой силой, что она теряет равновесие и падает на землю, ударяясь о камень. Анну трясет от испуга, и проходит пара мгновений прежде чем наступает осознание, что произошло. Она собиралась прыгнуть с утеса. Если бы ее не остановили, все бы уже закончилось.
Анна в шоке смотрит на свою расцарапанную щиколотку, на которой проступают маленькие пятна крови, потом глядит в сторону. Наискосок от нее стоит молодой человек. Поношенная рубашка заправлена в заплатанные рабочие брюки. Он поднимает вверх перепачканные руки.
– Прошу прощения, – говорит юноша, – просто барышня чуть не сорвалась вниз.
Анна не знает, как ей ответить. Увидев, что она пытается подняться, он хочет помочь и протягивает руку, но она отказывается.
– Спасибо, сама справлюсь.
Парень кивает в ответ. На вид ее ровесник, копна густых темных волос и оливковый оттенок кожи.
– Простите, – повторяет он, не сводя с нее глаз. – Все в порядке?
– Да, – отрывисто отвечает она, отворачиваясь. – Пожалуйста, оставьте меня теперь в покое.
Молодой человек делает шаг назад, но не уходит, и голос его звучит уже по-другому:
– Я уйду только вместе с барышней.
– В этом нет необходимости. Я справлюсь.
– Не могу же я оставить вас здесь одну, – возражает он, пожимая плечами. – Вдруг опять оступитесь?
Анна заметила, что юноша говорит с забавным акцентом, и на секунду задумалась, откуда он может быть родом, но тут же отбросила эту мысль. Им обоим неловко от случившегося. Почему бы ему просто не убраться восвояси?
В конце концов девушка сдается, поворачивается спиной к морю и, прихрамывая, ковыляет вниз по склону холма. Молодой человек идет за ней следом, будто они составляют друг другу компанию.
– Как вас зовут? – интересуется он.
– Какая разница?
– Меня зовут Лýка Кавалли, – продолжает юноша. – Но барышня может назвать меня просто Лýка.
Анна останавливается и делает глубокий вдох. Ей трудно понять, что именно дает ему основание полагать, будто они достаточно хорошо знакомы, чтобы обращаться друг к другу по имени, но потом ее осеняет: скорее всего, разумнее скрыть, к какой семье она принадлежит.
– Мое имя Анна, и я в порядке, так что можешь не следовать за мной по пятам.
Лýка изучающе смотрит на нее. Карие глаза светятся добротой, отросшая щетина тенью лежит на подбородке.
– Ты плакала, – замечает он. – Что тебя расстроило?
– Пожалуйста, – просит она, – уйди отсюда.
Но Лýка не уходит. Вместо этого кладет руку на ее плечо и не убирает, несмотря на всю неуместность такого жеста.
– Расскажи, из-за чего ты так несчастна, – спрашивает он.
Анна тяжело дышит. Этот юноша совсем ей незнаком, она не имеет ни малейшего понятия, кто он такой, но что-то в его манере держаться притупляет ее волнение. Так и не дождавшись ответа, Лýка доверительно склоняется к ней:
– Можно осмотреть твою рану?
Анна застывает в нерешительности. Она даже боится подумать, что бы было, если бы ее застали в компании чужого мужчины при таких обстоятельствах. Но в конце концов все-таки приподнимает юбку, а Лýка, положив руку под пятку, с осторожностью осматривает ее ногу.
– Заживет, все хорошо будет, – кивнув, обнадеживает он девушку.
То ли из-за пережитого шока, то ли благодаря дружелюбному настрою незнакомца – Анна не знает отчего именно – на нее внезапно нахлынули сегодняшние события. Разговор с родителями, резкие слова. Лицо отца, когда он вышел из-за стола… Ее бросает в дрожь, и она отшатывается от незнакомца.
– Уверена, что тебе не нужна моя помощь? – переспрашивает Лýка. – Может, барышня голодна?
– Нет.
– Ну, конечно, голодна! – восклицает он. – Тебе необходимо перекусить. Еда всегда помогает.
Достав из кармана нарядно вышитый носовой платок, он разворачивает его – внутри лежат два куска лепешки.
– Пожалуйста, угощайся, – говорит Лýка, протягивая хлеб.
Анна растерянно озирается по сторонам. На самом деле аппетит отсутствует напрочь, но она боится, что юноша не отстанет, если отказаться, и поэтому нехотя берет у него из рук хлеб.
Отщипнув и засунув в рот небольшой кусочек, девушка замечает, что юноша пристально смотрит на нее. Вкус у лепешки непривычный.
– Узнаешь? – спрашивает юноша.
Анна мотает головой.
– Я не знаю, что это за вкус, – отвечает она, перестав жевать.
– Орегано. Мы сами его выращиваем. – Лýка убирает оставшийся хлеб в карман. – Пойдем, – говорит он, жестом приглашая ее в близлежащую рощу. – Я кое-что покажу тебе.
Анна колеблется. Ей ничего не известно о незнакомце, и совершенно точно нельзя с ним никуда идти, но тем не менее, как только юноша исчезает за деревьями, она следует за ним.
– Моя мама готовит суп из лепешек, – объясняет он, не останавливаясь. – Ты когда-нибудь пробовала итальянский хлебный суп? Туда по рецепту еще пармезан полагается, правда, его здесь не сыщешь. Мы пытались добавлять шведский сыр, но вкус не тот получается. Почти вся еда по карточкам, поэтому приходится проявлять кулинарную изобретательность.
Анна заметила, что юноша активно жестикулирует. Обычно она относится к незнакомым людям с недоверием, но почему-то складывается ощущения, будто они с Лýкой давно знакомы.
Он останавливается за большим дубом и зовет ее. Анна осторожно приближается. В просвете между деревьями совсем недалеко от них стоит косуля с щиплющим куст теленком.
– Они обычно приходят сюда по утрам, – шепчет Лýка. – Правда, красивые? Когда видишь бамбино косули, вся печаль уходит.
Девушка кивает. Она уверена, что косуля не излечит ее от печали, но Лýка так старается угодить, что ей почему-то не хочется его расстраивать.
Они прячутся за дубом, пока пасущиеся животные не исчезают из вида.
– Мне пора домой, – говорит Анна, потирая руку, за которую ее вовремя схватил Лýка. – Спасибо за хлеб.
– На здоровье. Я могу проводить тебя, если хочешь. Куда барышня путь держит?
– В Хиллесгорден.
– Ты работаешь там?
Анна качает головой и окидывает взглядом свою одежду. Юбка перепачкана грязью, чулки порваны, туфли измазаны глиной. Мама рассвирепеет, если увидит ее такой.
– Нет, живу.
Что-то встрепенулось в глазах Лýки.
– Вот как? – промолвил он. – Понимаю.
– Мне лучше идти одной.
– Конечно.
Анна двигается нехотя и медленно. Поравнявшись с лугом, оборачивается, чтобы посмотреть, не остался ли Лýка стоять на месте, но юноша исчез.
На последнем участке пути начинает болеть поврежденная нога. Анна, прихрамывая, заходит во двор и прислоняется к стене дома. Родители лишили ее всего, а она, как маленький неразумный ребенок, не придумала ничего лучше, чем убежать от них.
Украдкой пробравшись в свою комнату, девушка стягивает с себя одежду и ложится в постель. Лежит, уставившись на широкие карнизы орехового дерева, обрамляющие потолок. Анна ненавидит этот дом. Раньше семья каждое лето проводила в огромном мрачном родовом имении пару недель, не больше, а теперь ее заперли здесь на неопределенный срок. Пока идет война, в Стокгольм они не вернутся.
Девушку одолевает усталость, она закрывает глаза. В сознании яркими вспышками проносятся виды моря – волны неистово бьются о камни – волосы от этого встают дыбом, и Анну охватывает дрожь. Она думает об отце с матерью и чувствует, как подступают угрызения совести. Глупо отправляться, разволновавшись, к такому опасному месту. А если бы и правда сорвалась с обрыва, что было бы с родителями?
Анна смахивает проступившую в уголке глаза слезинку. Мать всегда говорила, что она слишком вспыльчива и импульсивна, но девушка ничего не может поделать с обуревающими ее чувствами. Когда мысли вертятся в голове слишком быстро, кажется иногда, что еще немного, и она взорвется. Анна все лето ждала отъезда домой. Все, что дорого ее сердцу, осталось в Стокгольме. Друзей в Глумслёве у нее нет, а теперь еще и место на сестринских курсах потеряет. Хотя какая разница, если отец все равно говорит, что с такой работой ей никогда не справиться. «Эта профессия тебе не подходит», – сказал он за ужином как отрезал.
Девушка зажмуривает глаза. Она знает, что отец всегда считал ее ранимой и хрупкой. Полагал, что при столкновении с малейшими трудностями дочь сломается. А на фоне войны все только усугубилось. До начала военных действий Анну собирались отправить на языковые курсы во Флоренцию. Она должна была уехать после школьных экзаменов и жить у друзей семьи, в центре города, изучать итальянский и историю классической живописи – пойти по стопам брата. Но теперь эти планы отложены на неопределенный срок.
Анна сворачивается калачиком и кутается в одеяло. Если бы ей только дали шанс, она смогла бы доказать им, что в состоянии обеспечить себя сама. Так хочется заниматься чем-нибудь значимым, например ухаживать за ранеными, как Кэтрин Баркли в романе Хемингуэя «Прощай, оружие». Работая медицинской сестрой, Анна выполняла бы важную роль в обществе, и жизнь обрела бы смысл. Но, как бы ни хотелось ей, чтобы все устроилось, уже поздно. Занятия на сестринских курсах начнутся послезавтра, а она застряла тут, в пятистах километрах от столицы.