«Вообразим, что человек потерял навсегда дар страдания. Ничто не угрожает ему неудовлетворенностью: одновременно с голодом и жаждою, этими первичными источниками труда и страдания, прекратилось и всякое недовольство собою, людьми и миром. Чувство несовершенства угасло навсегда и угасило вместе с собой и волю к совершенству. Самый призрак возможных лишений, доселе ведший человека вперед, отпал. Телесная боль, предупреждавшая человека об опасности для здоровья и будившая его приспособляемость, изобретательность и любознательность – отнята у него. Все противоестественности оказались огражденными и безнаказанными. Все уродства и мерзости жизни стали безразличными для нового человека. Исчезло моральное негодование, возникавшее прежде от прикосновения к злой воле. Смолкли навсегда тягостные укоры совести. Прекратилась навсегда духовная жажда, уводившая человека в пустыню, к великому аскезу… Все всем довольны; всё всем нравится; все всему предаются – без меры и выбора. Все живут неразборчивым, первобытным сладострастием – даже не страстным, ибо страсть мучительна, даже не интенсивным, ибо интенсивность возможна лишь там, где силы не растрачены, но скопились от воздержания.
Как описать те ужасные, опустошительные последствия, которые обрушились бы на человечество, обреченное на всестороннюю сытость? В мире возникла бы новая, отвратительная порода «человеко-образных», – порода безразборчивых наслажденцев, пребывающих на самом низком душевном уровне. Это были бы неунывающие лентяи; ничем не заинтересованные безответственные лодыри, без темперамента, без огня, без подъема и без полета; ничего и никого не любящие – ибо любовь есть прежде всего чувство лишенности и голода. Это были бы аморальные, безвкусные идиоты, самодовольные тупицы, развратные Лемуры. Вообразите их недифференцированные, невыразительные лица, эти плоские, низкие лбы, эти мертвые, мелкодонные гляделки, вместо бывших глаз и очей, эти бессмысленно чмокающие рты… Слышите их нечленораздельную речь, это безразличное бормотание вечной пресыщенности, этот невеселый смех идиотов? Страшно подумать об этой погибшей духовности, об этой тупой порочности, об этом унижении ничего-не-вытесняющих полулюдей, которые прокляты Богом и обречены на то, чтобы не ведать страдания.
И когда представляешь себе эту картину, то видишь и чувствуешь, что дарует нам дар страдания; и хочется молить всех небесных и земных врачей, чтобы они ради Господа не лишали людей этого дара. Ибо без страдания – нам всем, и нашему достоинству, и нашему духу, и нашей культуре пришел бы скорый и трагический конец.
Вот что оно нам дарует. Какою глубиною светятся глаза страдающего человека! Как будто бы расступились стены, закрывавшие его дух, и разошлись туманы, застилавшие его сокровенную личность… Как значительно, как тонко и благородно слагаются черты лица у долго и достойно страдавшего человека! Как элементарна, как непривлекательна улыбка, если она совсем не таит в себе хотя бы прошлого страдания! Какая воспитательная и очистительная сила присуща духовно осмысленному страданию! Ибо страдание пробуждает дух человека, ведёт его, образует и оформляет, очищает и облагораживает… Духовная дифференциация, отбор лучшего и всяческое совершенствование были бы невозможны на земле без страдания. Из него родится вдохновение. В нём закаляется стойкость, мужество, самообладание и сила характера. Без страдания нет ни истинной любви, ни истинного счастья. И тот, кто хочет научиться свободе, тот должен преодолеть страдание»25
– Почему тебе меня жаль?
– Мне не жаль, мне больно!
Он удивился, Джейк.
– Чего, больно?
Элизабет посмотрела на него.
– Когда я… умоляла, Лино… сжалиться, мне было больно!..
– Почему?!
– Ты никогда не жил изо всех сил, а я хочу, чтобы пожил!
– Почему?
Он нахмурился.
– Ты мне должен, – ты ещё не раздал долги.
– Скажи, что я должен тебе денег, я отдам.
– К чёрту деньги! Ты мне должен… жить!
– Я тебя не понимаю!
– Никто меня не понимает…
– Даже он?
Элизабет поняла, что Джейк говорит о Лино.
– Он не может не понять.
– Почему?
– Он меня… ощущает как себя.
Какая-то эмоция на лице Джейка.
– Как это, ощущать кого-то как себя?
Она посмотрела на него очень ласково.
– Живи, и поймёшь!
– А что если, я не хочу? Что если, я… нажился?
– Что было в твоей жизни самым сладким?
– Ты.
– Я?
Они заглянули друг другу в глаза.
– Я то любил тебя, то проклинал…
– А сейчас?
– Ты права, – Вдруг сказал ей, он. – Мне тоже больно, но мне из-за того, что я тебя не понял, не защищал…
Усмешка на его губах.
– Я разрешаю тебе за это меня презирать – если тебе изменяют, можешь, простить (если хочешь), а если тебя не защищают, не прощай, это значит, что тобой не дорожат, – тебя, возможно, любят, но тобой не дорожат!
– А это, возможно, любить, но не дорожить? – Удивилась Элизабет.
– Для таких дураков как я, да.
– «Дураков»?
– Мне нравилось заниматься с тобой любовью – в постели ты так же хороша, как и в жизни: с тобой тепло.
– А с другими не было?
– Других было слишком много для того, чтобы я понял, как с ними было!
Они вновь заглянули друг другу в глаза.
– В общем, – Прозаически усмехнулся Джейк. – Мельницы Господни мелют медленно, но очень тонко.
– «Мельницы Господни»? – Удивилась Элизабет.
– «И бессмертные боги имеют обыкновение, чем сильнее хотят они наказать род человеческий за всяческие преступления его, тем дольше длят они безнаказанный праздник; чтобы из внезапной перемены вещей и обстоятельств ещё страшнее и неожиданнее разразилась олимпийская кара».
– Знаешь, что плохо? – Внезапно сказал ей, он. – Если бы не болезнь, я бы не изменился.
Она посмотрела на него.
– А ты изменился?
Джейк удивился этому вопросу.
Элизабет добавила:
– Ты чувствуешь, что изменился?
Он посмотрел на пустыню перед ними.
– Божьи мельницы тихо мелют, но отлично мелко.
Он перевёл взгляд на неё.
– Меня перемололо, Элизабет!
Она смутилась.
– А тебя? – Вдруг спросил её, Джейк. – Что тебя изменило?!
Элизабет показалось, что он спросил её «Что вас так всколыхнуло? Что выбило факел пожарника из ваших рук?».
– Лино.
И вновь какая-то сильная эмоция на его лице.
– Всегда Лино! – Подумала она.
И сказала Джейку.
– Он меня… всколыхнул!
– «Всколыхнул»?
Странно он смотрел на неё – он … впитывал.
– Как и ты, я не собиралась ничего менять. Если бы не Лино, я бы осталась одна!
– Из-за меня?
– Из-за себя.
– Почему?
– Ты сказал мне; меня никто не понимает. Или это я сказала тебе?.. Меня никто не понимал, и не собирался понимать! А Лино… он понял.
– Что, «понял»?
– Что мне плохо.
Элизабет тоже посмотрела на пустыню, – они сидели в саду с видом на пустыню.
– Никто этого не понимал (или не хотел понять), а он понял!
– Захотел, понять. – Подумала Элизабет.
Тайра-но Масакадо
Тайра-но Масакадо – персонаж, прямо скажем, одиозный. Подняв мятеж в 939 году, завоевав несколько провинций в регионе Канто, этот умелый воин, как говорят предания, настолько возгордился собой, что объявил себя новым императором! Ни до, ни после история не знала таких дерзкий самураев, поэтому мы просто обязаны с вами поговорить об этом человеке и разобраться в его жизни.
Происхождение
Для начала немного поговорим о предках нашего героя. Фамильные имена Тайра и Минамото в разное время получали «лишние» члены императорского рода – принцы и сыновья принцев. Если вы читали недавние новости, вы должны были знать, что на сотом году жизни скончался принц Мисака Такахито. Человек прожил всю жизнь, но так и не занял трон, а теперь представьте ситуацию, когда у императора таких родственников гораздо больше, потому что помимо официальной жены имеется еще множество наложниц. Что делать со всей это оравой? Конечно, дать им фамильное имя, ведь как только принц получал фамильное имя, он тут же становился вассалом и уже не мог стать императором. Не могли эти люди также занимать высокие государственные должности, поскольку они были закреплены и передавались по наследству за представителями Северной ветви рода Фудзивара. Несмотря на это, судьба таких родственников императора могла сложиться вполне неплохо, например, двор назначал их вице-губернаторами отдалённых провинций, где они несли военную службу.
Представители Тайра и Минамото тоже были неравны между собой. Так, особенным авторитетом среди Тайра обладали Камму-Хэйси (Хэйси – кит. прочтение Тайра), то есть, Тайра, которые вели своё происхождение от императора Камму (они были потомками от его связи с наложницей), а среди Минамото это были Сэйва-Минамото, т.е., Минамото, которые вели своё происхождение от императора Сэйва.
Тайра-но Масакадо происходил из той ветви рода Камму-Хэйси, представители которой владели землями в провинциях Хитати, Кадзуса и Симоса (территория нынешних префектур Тиба и Ибараки).
Юность и карьера при дворе.
Точная дата рождения нашего героя неизвестна, как и подробности его воспитания в юности. Исходя из имеющихся у нас данных, мы можем с уверенностью предположить, что Тайра-но Масакадо по молодости пытался сделать карьеру в столице, поступив на службу к Великому министру (дайдзё-дайдзин) Фудзивара-но Тадахира. Таким образом, наш герой пошёл на службу к самому влиятельному после императора человеку в Японии.
Как представитель провинциальной военной аристократии, Масакадо, по видимому, умел хорошо стрелять из лука, скакать на лошади и фехтовать. Не удивительно, что с таким набором навыков Масакадо решил, что достоин стать начальником столичной полиции. И тут наш герой встретился с тем, что человек в Японии 10 века был не в силах изменить, – своим происхождением. С 8 века в Японии установилась система, при которой все более-менее важные государственные должности были закреплены за определёнными родами, поэтому если твои родственники не занимали важную должность, шанс получить её за свои заслуги практически отсутствовал. Поскольку Масакадо происходил из рода Тайра, который хоть и происходил от императора, но не относился к придворной аристократии (кугё), ему было отказано в назначении, более того, есть свидетельства, что он был выгнан со службы!
После такого провала Масакадо решил, что с него хватит столичной жизни, и вернулся к себе, в родные провинции.
Зрелость, война с родственниками и восстание.
Причины дальнейших событий нам неизвестны до конца и по нынешний день, но я постараюсь описать общую канву событий. У Масакадо был дядя, Тайра-но Ёсиканэ (еще читают как Тайра-но Куника), предполагают, что Масакадо женился на дочери дяди без его разрешения в 931 году, что привело к ухудшению отношений между ними. На этом проблемы не закончились, и в 935 году между Тайра Масакадо и его дядей случилось вооруженное столкновение. Поговаривают, что причиной стали земельные угодья отца Масакадо. Кто на кого первый напал – до конца не ясно, но факт в том, что в 935 году произошло военное столкновение между Тайра-но Масакадо и его дядей. На стороне Ёсиканэ (дяди Масакадо) выступали также сыновья Минамото-но Мамору, которому Ёсиканэ приходился родственником (он был женат на его дочери). Победил в этой схватке Масакадо, а последствия поражения очень ярко описаны в «Записях о Масакадо» (Сёмонки):
"…было сожжено всё, начиная с усадеб [семьи Минамото] и заканчивая скромными жилищами сторонников [Минамото-но Тасуку]… Также были сожжены все дома соратников [Минамото] в уездах Тикуба, Макабэ и Ниибари – более пятисот домов. Как жаль, что мужчины и женщины стали поленьями в огне, а [их] богатства были отобраны."
Эта победа обеспечила Тайра-но Масакадо 4 года периодических военных столкновений с родственниками погибших, среди которых были его двоюродные братья – Тайра-но Садамори (сын погибшего дяди Масакадо), Тайра-но Ёсимаса и Тайра-но Ёсиканэ (последние два были родичами Минамото-но Мамору, видимо, были женаты на его дочерях). В целом, в сражениях обычно побеждал Масакадо, иногда, прямо скажем, эти победы выглядят подчеркнуто преувеличенными, например, был случай, когда Масакадо с сотней воинов победил тысячу.
Интересно отметить, что в ходе военных действий стороны периодически писали друг на друга доносы в столицу, мол, противник занимается бесчинствами и нападает без какого-либо повода. В 936 году по такому обвинению Масакадо пришлось давать показания, но там посчитали, что это местные разборки, Масакадо пожурили и отпустили. Более того, в 937 году Масакадо добился, чтобы его противников признали преступниками, которых должно было преследовать всем добропорядочным правителям земель, в которых происходили военные столкновения, но судя по всему этот приказ не особо ими исполнялся.
Все эти столкновения продолжались до 939 года, когда Масакадо победил своих противников, а один из их предводителей, Тайра-но Ёсиканэ, внезапно умер.
Восстание и гибель
Видимо, благодаря успешным боевым действиям, которые Масакадо вёл против своей родни, он приобрел авторитет в восточных провинциях (Сагами, Мусаси, Кадзуса, Симоса и т.д.). Так, он заставил примириться принца Окиё (который был наместником управителя провинции Мусаси) и наместника уезда Адати, Мусаси-но Такэсиба, после того как Окиё отнял имущество у последнего и собирался начать против него военные действия. Данное поведение было положительно оценено при дворе, и в «Записи о Масакадо» сказано, что: «Исходя из прекрасных отзывов из разных земель, заслуги Масакадо признали при дворе. Осыпан он был высочайшими милостями».
Но в 939 году произошло событие, которое изменило всё для Масакадо. Начальник управы земли Хитати, Фудзивара-но Корэтика асон, желал получить с Фудзивары-но Харуаки налоговое зерно, регулярно писал ему письма. Не дождавшись какой-либо реакции, Корэтика выступил против Харуаки, после чего последний убежал к Масакадо, по дороге ограбив государственные амбары с рисом в земле Хитати.
Корэтика, разумеется, просил Масакадо выдать разбойника правительству, но наш герой в ответ предложил оставить Харуаки в покое и позволить ему жить в землях Масакадо. В общем, стороны не пришли к согласию, что привело к военному столкновению, в результате которого Масакадо разбил Корэтика и захватил управу земли Хитати.
Можно сказать, что для нашего героя это был Рубикон, после которого у него не было возможности отступать. Если войну с родственниками правительство воспринимало как местные разборки и не особо стремилось в них участвовать, то нападение на земельную управу делало из Масакадо государственного преступника. Дальнейшие события представляют собой, скорее всего, смесь реальных дел нашего героя и поздних фантазий рассказчиков.
Понимая, что прощение просить уже поздно, Масакадо начал захватывать все 8 провинций в землях Бандо. После того, как наш герой вступил в должность правителя земель Бандо, в его землях объявилась жрица, представительница бодхисатвы Хатимана, которая объявила, что Хатиман через неё наделяет Масакадо титулом государя! После этого наш герой написал письмо своему бывшему господину Фудзивара-но Тадахире, где изложил своё видение сложившейся ситуации, исходя из которого во всем, конечно, было виновато правительство, которое никогда не ценило Масакадо и всегда отвечало черной неблагодарностью, несмотря на его верную службу. После этого Масакадо в письме приходит к выводу, что он является потомком императора Камму, поэтому, если он захочет владеть половиной страны, разве не допустит этого воля Небес?
Гибель Масакадо
Небеса не допустили. 14 февраля 940 года правительство выслало карательные войска для подавления мятежа, хочется отметить, что среди предводителей карательных войск был Тайра Садамори, который таким образом хотел отомстить Масакадо за погибшего отца. Соотношение сил правительственных войск и войск Масакадо были примерно 10 к 1, поэтому неудивительно, что наш герой был разбит и убит, а его голова в мае 940 года была доставлена в столицу и выставлена на всеобщее обозрение.
Причины восстания
Можно сказать, что в настоящий момент у учёных отсутствует единая версия причины восстания Масакадо, но существуют следующие предположения:
– Исходя из «Записи о Масакадо», самом обширном источнике, повествующем о нашем герое (наиболее древний список текста относится к 1099 году, но, возможно, написан он был раньше), причиной восстания Масакадо стали его непомерные амбиции. Отмечу, что в «Записях о Масакадо» отсутствуют какие-либо упоминания о том, что Масакадо хотел стать начальником полицейской службы столицы.
– Вторая версия заключается в том, что Масакадо захватил провинции, чтобы с позиции силы вести переговоры о своём помиловании. В данной версии отвергается идея о том, что Масакадо хотел стать новым императором, поскольку в настоящий момент отсутствуют какие-либо судебные постановления правительства, где говорилось бы о том, что Масакадо делал такие заявления. Следует учитывать, что такие постановления, если бы Масакадо объявил себя новым императором, должны бы были быть исходя из бюрократического характера государства эпохи Хэйан.
– Третья версия гласит, что Масакадо, которому было отказано в назначении начальником столичной полиции из-за незнатного происхождения, выражал интересы прослойки тех аристократов, которые не относились к разряду кугё и не имели права занимать высокие должности. Поэтому целью восстания было свержение всесильной Северной ветви рода Фудзивара и занятие мятежниками их должностей. На данную линию поведения отчасти указывает состав союзников Масакадо, среди которых был принц Окиё, которого, возможно, Масакадо хотел поставить в качестве нового «ручного императора».
Противоположный вектор развития выражал Тайра Садамори и его сторонники. Эти самураи пытались сделать карьеру при дворе, укрепить своё экономическое положение и только после этого навязать свою волю аристократии, что им и удалось сделать в лице Тайра Киёмори, но это уже совсем другая история26.
Элизабет рассказала Джейку о Тайра-но Масакадо.
– Я часто думаю об этом человеке. – Сказала ему, она. – Я думаю; если бы ты успокоился вовремя, то сдох бы по-другому, – ты бы всё равно сдох, но по-другому!
– Что ты хочешь мне сказать, Элизабет?
Они посмотрели друг на друга.
– Каким он был? Незаурядным, но не умным?..
– Амбиции без острого ума – ничто? – Усмехнулся Джейк.
– Амбиции без проницательного ума – это трагедия!
– А что такое проницательность? – С интересом спросил её, он.
– Знание того, чем живёт человеческое сердце.
– Чем?!
– У Мунка есть картина «Расставание», на ней изображены мужчина и женщина. Покинутый мужчина в чёрных одеждах испытывает страдание; воспоминания не позволяют ему порвать с прошлым; с бледным видом он удерживает ту область груди, где находится сердце. Женщина в светлом платье, чей силуэт сливается с пейзажем, напротив, излучает целеустремлённость и спокойствие. Её нежный и не до конца прописанный образ символизирует светлое прошлое, а тёмная фигура мужчины, чей силуэт и черты лица изображены более тщательно, принадлежит к мрачному настоящему.
Грустно он посмотрел на неё, больной, похудевший, Джейк. Он понял.
– Прошлым? – Сказал ей, он.
– Прошлым. – Печально сказала она.
– Я напоминаю тебе Тайра-но Масакадо, Элизабет?
– Да.
– Почему?
– «Что было, то и будет, и что делалось, то и будет делаться, и нет ничего нового под солнцем. Бывает нечто, о чём говорят: «смотри, вот это новое»; но это было уже в веках, бывших прежде нас»…
Она посмотрела на сад посреди пустыни.
– Мы всё равно умрём, а можем пожить.
Пустыня вдруг показалась ей садом!
– Люди всё равно будут смеяться над нами, но мы можем пожить!
Элизабет перевела взгляд на Джейка.
– К чёрту смерть, к чёрту людей, живи, иначе, я никогда не успокоюсь!
– Почему?
Его глаза покраснели.
– Я буду думать, что я тебя бросила, а я не бросала – я просто не могла по-другому, мне нужно было уйти!
– Почему, Элизабет?!
Она вспомнила, как женщина пела в турецком ресторане «Страница рвётся со временем
Как ты покидаешь меня
Я испугалась конца этой любви
С самого начала
Я скрывала тебя как грех
Никто не видел тебя и меня»27
– Я поняла то, что ты ещё не понял: у меня одна жизнь, и я хочу…
– Пожить? – Понял её, он.
– Да. Попробовать, пожить.
– «Попробовать»?
– Да. Я не знала, как я буду жить, но знала, что буду.
Элизабет накрыла его руку своей рукой.
– Я от тебя ушла, но я тебя не бросила!
Она сжала его руку.
– Зачем все эти претензии возведённые до трагедий? Какая разница кто от кого ушел, если никто никого не бросил?!
Джейк посмотрел на неё задумчиво.
– Я этого не понимал, долго, не понимал. Мне нравилось тебя обвинять. Я чувствовал себя…
Лукавая усмешка.
– Лучше. Лучше тебя.