Лино позвонил Элизабет из больницы.
– Здравствуй, любимая!
– Здравствуй, солнце моей жизни! – Заулыбалась она.
– Как ты? – Нежно спросил её, он.
– Хорошо. А ты?
– И я – хорошо. Давай пообедаем вместе?
Элизабет почувствовала, что Лино улыбается.
– Я приглашаю тебя на свидание!
– Ах, на свидание!..
Она счастливо заулыбалась.
– А что мне надеть?
– Платок, – возьми с собой платок.
– Хорошо.
– Спасибо, жена.
Элизабет удивилась.
– За что?
– За то, что ты относишься с уважением к людям, которых не понимаешь, и возможно, не поймёшь, никогда.
Ей стало интересно:
– А ты их понимаешь, Лино?
– Нет, но я бы хотел их понять.
Элизабет понравился ответ Лино.
– А ты бы хотела?
– Понять? Их? Я боюсь!
– Боишься? Почему?
– Они станут мне ближе, – они станут мне как родные!
– И ты не готова?
– Помнишь «Леон Морен, священник»3? Леон Морен, мошенник… у него на все вопросы есть ответы! Я не знаю, готова ли я…
– Ты хочешь сказать: Леон Морен, циник?
Она усмехнулась.
– Один человек сказал: «Циник – это человек, который почувствовав запах цветов, оглядывается в поиске гроба»… Я не верю, таким людям как Леон Морен, Лино, – я их даже боюсь, это инстинкт самосохранения!
Он задумался над её словами.
– Знаешь, о чём «Леон Морен, священник»? – Вдруг сказала Элизабет, Лино. – Мельвиль задаёт вопрос: а верит ли в Бога сам священник? Верят ли священники в Бога?
– Леон Морен – игрок!? – Понял её, он.
– Профессиональный, Лино, счастье моё, профессиональный!
– Ты стала…
– Какой?!
– Неспокойной.
– Это душа, ей не должно быть спокойно!
– «Не должно»?
– Я глубоко уверена; если душе спокойно, значит, страдает мораль.
– Ты заставила меня вспомнить книгу Рэя Брэдбери «451 градус по Фаренгейту»: «Я знаю человека, который полвека тому назад печатал газету нашего колледжа. Это было в тот самый год, когда, придя в аудиторию в начале нового семестра, я обнаружил, что на курс лекций по истории драмы, от Эсхила до Юджина О'Нила, записался всего один студент. Понимаете? Впечатление было такое, будто прекрасная статуя изо льда тает у тебя на глазах под палящими лучами солнца. Я помню, как одна за другой умирали газеты, словно бабочки на огне. Никто не пытался их воскресить. Никто не жалел о них. И тогда, поняв, насколько будет спокойнее, если люди будут читать только о страстных поцелуях и жестоких драках, наше правительство подвело итог, призвав вас, пожирателей огня».
Ты права – ничто так хорошо не заменяет мораль как инквизиция!
Они договорились встретиться в турецком ресторане.
Элизабет увидела Лино первой – он был одет в красивый чёрный камис4 (Лино надевает камис, когда посещает мечеть).
– Девочка моя…
Он ласково прикоснулся к её щеке.
– Я соскучился!
Посетители ресторана посмотрели на них с любопытством.
– Я тоже, мой любимый!
Элизабет сказала ему это почти тихо, чтобы не смущать окружающих.
Они сели за стол, – Лино взял её за руку.
– Лино…
Элизабет почувствовала, как она любит этого мужчину!
– Как ты? У тебя всё хорошо?
– У меня всегда всё хорошо…
Он тепло посмотрел на неё.
– С тобой!
Лино трепетно сжал её руку.
– Спасибо!
– И тебе – спасибо!
Элизабет погладила его руку.
– Я всегда скучаю по тебе, всегда!
– Я тоже, моя зеленоглазая любовь, я тоже!
– Ты устал…
Она не удержалась, и прикоснулась к нему, – к его щеке.
– Устал!
Лино кивнул ей.
– А ты, Элизабет? У тебя всё хорошо?
– С тобой!
Они улыбнулись друг другу.
– Как дети?
– Хорошо.
Тепло его руки, – Элизабет не хотелось, чтобы Лино отпускал её руку.
– Как дела на работе?
– Ты не любишь это слово, да!?
Он тепло заулыбался.
– «Больница»? Ненавижу!
Ямочки на его щеках.
– Почему?
– Она как… любовница, с которой невозможно бороться!
Лино засмеялся.
– Это правда, невозможно!
Он посмотрел на неё очарованно.
– Она… эта разлучница, я её ненавижу!
– Кхе-кхе…
К ним подошёл официант.
– Извините за беспокойство, вы готовы сделать заказ?
– Чуть позже, спасибо. – Вежливо сказал ему Лино.
И Элизабет почувствовала, что краснеет.
Остыла.
Он посмотрел на неё с нежностью и интересом, Анджолино.
– Вы смущены, девочка моя.
Она посмотрела на него очень ласково.
– Знаешь, о чём я вдруг подумала? Я подумала: если бы у тебя появилась настоящая любовница, я бы негодовала!
Лино тихо засмеялся.
– Я бы обиделся на тебя, если бы ты не негодовала. – Лукаво сказал ей, он.
Элизабет захотелось прижаться к нему, но арабов это шокирует…
– Когда ты приедешь домой? Когда я смогу прикасаться к тебе так, как мне хочется?!
Лино тоже ласково посмотрел на неё.
– Скоро, я буду… аки метеор!
Она засмеялась.
Вспомнила «Ты заставила меня вспомнить книгу Рэя Брэдбери»…
Элизабет тоже вспомнила эту книгу: «Что вас так всколыхнуло? Что выбило факел пожарника из ваших рук?».
Лино сделал заказ.
– Как Джейк, Элизабет?
– Не знаю. Я никогда не знала как он!
– Почему?
Он отложил папку с меню.
– Что ты заказал?
– Это секрет.
Элизабет улыбнулась, посмотрев на него.
– Не даёшь мне сменить тему?
– Не даю.
Лино посмотрел на неё ласково и настойчиво.
– Странное у меня чувство, – Вдруг сказала она. – Ты сказал мне: «Можно быть безупречным христианином и в то же время превосходно стрелять и колоть штыком»… А можно быть хорошим человеком, но мучить животных, например?
Он задумчиво усмехнулся.
– Можно.
– Как?!
– «Как» это уже другой вопрос, ты спросила; почему.
Лино сделал паузу.
– Я знал человека, который спасал людей, но избивал свою собаку.
Элизабет показалось, что он не договорил.
– И это отвернуло меня от него, – я смотрел на него, и … мне хотелось его убить!
– Почему?
– Потому, что он избивал беззащитного!
– Я тоже «избиваю» беззащитного, Лино?
Официант принёс заказ.
Элизабет обратила внимание на интерьер ресторана – просто и уютно, деревянные столики и стулья, букетики цветов на столах…
– Я говорил тебе о книге Рэя Брэдбери «451 градус по Фаренгейту»… Милдред – жена Гая Монтега (главного героя), хотела покончить с собой… Знаешь, почему тот человек избивал свою собаку? Его психика не выдерживала. Как психика Милдред, как твоя. Слишком большая нагрузка!
Она посмотрела на блюда стоящие перед ними на столе – хлеб, мясо, овощи…
Всё вкусно пахло!
– «Можно быть безупречным христианином и в то же время превосходно стрелять и колоть штыком»… эти слова написал Герман Гессе в «Письме молодому немцу» – «Вы пишете мне, что вы в отчаянии и не знаете, что делать, не знаете, во что верить, не знаете, на что надеяться. Вы не знаете, существует Бог или нет»…
Лино накрыл её руку своей рукой, сжал.
– Ты тоже сейчас ничего не знаешь, но Герман Гессе сказал бы тебе, что это даже хорошо!
– «Хорошо», Лино? – Беспомощно сказала Элизабет.
Он непоколебимо кивнул.
– Ты всё узнаешь сама, ты должна через это пройти.
– Почему? Кому должна?!
В зале ресторана зазвучала музыка – Танго, женский голос.
– Когда-нибудь ты это поймёшь, Элизабет.
Пела женщина, а ей казалось, что мужчина – Хулио Иглесиас:
Если бы ты знала
Что у меня на душе
Если бы ты знала
Какая тоска!
Она вспомнила, как Бальтазар сказал ей «Stabat Mater»… Перголези создает это произведение в страхе за свою жизнь. Он скорбит о своей жизни. Его Мария это он сам тихо страдающий у финала своей жизни. Крест это финал, дочь. Предчувствие креста, это ощущение смерти. Mit dem Tod die Zeit und der Tod wird sterben5. Stabat Mater dolorosa… afferre mortem!
Спаситель
Отдает себя на муку,
На позор, на казнь, на смерть…
Он слушал голос Филиппa.
– Licht! Licht!
Бальтазар добавил:
– Один человек сказал другому: «Вы верите в бога, и доверили свою жизнь Бисямонтэну (богу Удачи). С силой Небес ваша жизнь должна быть легка».
Другой человек говорит ему:
– Посвящение богу означает опираться на силу Небес в тяжёлых боях. Вам повезло; вы можете опираться на собственную силу.
– Во время потрясений можно полагаться только на себя.
– Вы ничто без божьего руководства.
– Вы слишком полагаетесь на бога. Без внутренней силы, никакая внешняя власть не может существовать.
– Вы слишком полагаетесь на свою силу. Внутренняя сила происходит от сознания своего бессилия. «Без внутренней силы, никакая внешняя власть не может существовать»…
– «Внутренняя сила происходит от сознания своего бессилия»6…
Они оба смотрят друг на друга, – смотрят с почтением – они оба оказались правы.
Он тоже посмотрел на неё.
– Ловушка нужна для ловли зайцев. Поймав зайца, забывают про ловушку7… Глупый человек, когда у него есть деньги, чувствует себя в безопасности, а мудрый – ждёт предательства. Так же и с богом (или с Богом?), дочь; верь, но жди предательства.
Бальтазар вдруг рассмеялся.
– Слова нужны, чтобы поймать мысль: когда мысль поймана, про слова забывают8.
Quis est homo qui non fleret,
matrem Christi si videret
in tanto supplicio9?
(Кто из людей не заплакал бы,
Мать Христа увидев
В таких мучениях?)
Он взял свой бокал с вином.
– Как бы мне найти человека, забывшего про слова, – и поговорить с ним10.
Элизабет вновь вспомнила «Что вас так всколыхнуло? Что выбило факел пожарника из ваших рук?».
«Человек к старости вырастает в огромную камелию. Восемь тысяч лет – период цветения. И восемь тысяч лет – период опадания.
Восемь тысяч лет – период цветения… Восемь тысяч лет – период опадания… Весна длиною в восемь тысяч лет. Падение длиною в восемь тысяч лет. Восемь тысяч лет весны11!»
Она подумала, Господи! Боже!
Помоги мне!
Дай мне силы,
Понимания
И Смелости!12
– Нужно быть проще, – Говорит Леон Морен, священник, Барни. – Вы просты?
– Не знаю. Я произвожу на вас впечатление простушки?
– Вы не производите на меня никакого впечатления.
– А вы, господин аббат, простой человек?
– Да, я думаю, что да, я простой человек.
Барни не понимает Морена, а Морен – наоборот… понимает всё. Он играет, – ведёт игру. А Барни, простушка, Барни… ей хочется, чтобы священник её трахнул, вот, и вся вера.
– Глупышка Барни, – Подумала Элизабет. – Для Морена простота – это говорить с тобой на твоём языке…
– Тот человек и его собака, – Сказал ей Лино. – Животное не стало любить его меньше.
Она смутилась.
– Наоборот – собака стала любить его даже больше!
Усмешка на его алых губах.
– Da liegt der Hund begraben13!
Элизабет заглянула ему в глаза.
– Что ты хочешь мне сказать, моя очаровательная любовь?
– Не люби себя меньше, Элизабет, да ты и не станешь… Знаешь, что мне в тебе нравится? Даже проигрывая себе, ты не начинаешь любить себя меньше!
– «Себе»? – Удивилась она.
– Себе…
Лино посмотрел на неё с печальной искрой в глазах.
– Ты никому не проигрываешь, только себе!
– Проигрывать себе… это?
– Хотеть как лучше, но встречать непонимание.
Он ел аппетитно, жадно, даже страстно – чем старше он становится, тем… устойчивее.
Элизабет вспомнила, как Алина сказала ей «Зрелость придала мне устойчивости, – устойчивости, к обстоятельствам».
– Не нужно хотеть как лучше, Лино?
– Не нужно.
Лино доел лепёшку с мясом.
– Желай как должно, а не как лучше!
– А как «должно»?
Он посмотрел на неё горящими глазами.
– Аллах нас всех рассудит.
Дома Элизабет увидела Алину, играющую с Аби.
Женщина, которая была женой Лино, выглядела счастливой.
Элизабет подумала о Лино, о том, почему он и Алина… почему, не сложилось?
Почему иногда не складывается?
Не Судьба?
Не любовь?
Неподходящие люди?
– Что-то случилось, Элизабет? – Спросила её, Алина. – Вы выглядите расстроенной…
– Джейк. – Сказала ей, Элизабет. – Мысль о его смерти сводит меня с ума!
Алина посмотрела на неё задумчиво.
– Это хорошо, это значит, что вы всё-таки его любите.
– Люблю?!
Элизабет смутилась.
– Поэтому вам страшно, – для вас его смерть – это потеря!
Элизабет почувствовала, что Алина права.
– Я боюсь, – вы правы, я боюсь!
– Смерти!? – Поняла её, Алина. – Все её боятся, Элизабет, – меньше, чем жизни, но боятся!
– «Жизни»? – Удивилась Элизабет.
– Люди страшнее, – жизнь – это люди!
– Я никогда его не любила, Алина!
– Гермес тоже никогда меня не любил, но … презрение не мешает человеку любить!
Элизабет не поняла Алину.
– Что-то в вас любит нас, вы не хотите, чтобы это что-то любило нас, а оно любит…
Алина нежно посмотрела на Аби.
– У Байрона есть мистерия «Каин»:
«Каин:
Не ты ли соблазнил
Отца и мать?
Люцифер:
Я? Жалкий прах! Зачем мне
Вас соблазнять? И как?
Каин:
Мне говорили,
Что змий был дух.
Люцифер:
Кто это говорит?
Не жалкое ль тщеславье человека,
Что силится свалить свое паденье
На нас, на духов? Змий был змий, не больше,
Но и не меньше тех, что соблазнились.
Он тоже прах, но он мудрее их,
Затем, что победил их. Разве стал бы
Я принимать подобье смертной твари?
Каин:
Но тварь в себе скрывала злого духа.
Люцифер:
Нет, тварь его лишь разбудила в тех,
С кем говорил язык её коварный.
Я говорю, что змий был только змий:
Спроси у херувимов, стерегущих
Запретный плод. Когда века веков
Пройдут над вашим прахом безглагольным,
Потомки ваши баснею украсят
Ваш первый грех и мне припишут образ,
Который презираю я, как всё,
Что пред творцом склоняется, создавшим
Всё сущее в живых для поклоненья
Перед его бессмертием угрюмым.
Но мы – мы знаем истину и станем
Провозглашать лишь истину. Адам
Пленен был пресмыкающейся тварью.
Но дух не пресмыкается: чему
Завидовать в пределах тесных рая
Владыке беспредельного пространства?
Но я с тобою речь веду о том,
Чего ты, несмотря на древо знанья,
Не можешь знать»
Элизабет встретила взгляд Алины.
– Понимаете?
«Но тварь в себе скрывала злого духа»
«Нет, тварь его лишь разбудила в тех,
С кем говорил язык её коварный»
Есть в нас, людях, нечто… некий дух! Мы не любим, а он – любит, он не любит, а мы – любим!
Элизабет почувствовала, что Алина поразила её.
– Вы правы, – Сказала ей, она. – Я думаю, что вы правы.
– Я знаю, что я права, – С сожалением сказала Алина. – Я знаю, когда я права!
– Знаете? – Удивилась Элизабет.
– Когда ты прав, приходит радость… жизни, а когда не прав – уходит, и нет ничего печальнее для человека, чем не чувствовать радость жизни!
Странно Элизабет почувствовала себя…
Иногда Алина казалась ей злодейкой (женщина навязавшая мужчине ребёнка (и саму себя) не может не быть злодейкой).
А сейчас…
Элизабет задумалась; а что сейчас? Наверное, она тоже думает (думала) обо мне как о злодейке, а что ещё можно подумать о женщине, рискнувшей всем ради любви к мужчине?!
Элизабет подумала, сейчас я понимаю: мы любим Лино, каждая по-своему, каждая как умеет – мы любим!