На следующее утро я зашел за Дороти, чтобы сопровождать ее на коронерские слушания. Она не выходила из дома со дня смерти Роджера, и я беспокоился о том, как ей удастся вынести предстоящие хлопоты. Проходя по Гейтхаус-корт, я заметил, что фонтан, как и фонтан в Вестминстере, уже включили и он весело брызгается струйками воды. Погода стояла теплая, в ветвях деревьев щебетали птицы. Мир природы возвращался к жизни, но я не мог найти в себе сил порадоваться этому весеннему пробуждению.
Дороти сидела в кресле перед камином, ее верная Маргарет – рядом с ней. Обе женщины были одеты в черные платья и чепцы с широкими траурными лентами. На темном фоне бледный овал лица Дороти казался белым как снег. Ее вид напомнил мне о том, как недавно я видел еще одну безутешную вдову – Кэтрин Парр.
Увидев меня, Дороти храбро улыбнулась:
– Уже пора? Да, по твоему лицу вижу, что пора.
Она вздохнула и посмотрела на фриз, висевший над камином. Я взглянул туда же. Из зарослей толстых ветвей на меня смотрел горностай.
– Прямо как живой, – заметил я.
– О, как нравилась эта вещь Роджеру! Его сердило лишь то, что угол фриза плохо отремонтировали после повреждения.
– Ты уверена, что сможешь выдержать то, что нас ждет сегодня? – спросил я, поглядев на ее белое лицо и впалые щеки.
– Да, – ответила Дороти, и в ее голосе прозвучала прежняя решительность. – Я должна видеть, как ловят убийцу Роджера.
– Опознание тела, если хочешь, я могу взять на себя.
– Да, сделай одолжение. Боюсь, что это будет для меня чересчур.
– До Гилдхолла[17] доберемся на лодке.
– Хорошо.
Помедлив, она неожиданно для меня спросила:
– О чем говорят люди на улицах?
– Только о том, что здесь произошло жестокое убийство.
– Если кто-то осмелится сказать про Роджера хотя бы одно дурное слово, я выцарапаю ему глаза.
– Вот это правильно, хозяйка, – одобрительно проговорила Маргарет и помогла Дороти подняться с кресла.
В огромном, с колоннами зале лондонской ратуши царило обычное оживление. Необычным было другое: два констебля, которых зачем-то поставили у входа. По залу во всех направлениях суетливо перемещались члены Городского совета и чиновники различных гильдий. Некоторые из них с любопытством поглядывали на большую группу одетых в черное адвокатов, собравшихся в дальнем углу. Я узнал суровое лицо казначея Роуленда, остальные были барристерами из Линкольнс-Инн, избранными в состав жюри присяжных. Меня удивило то, что, за исключением казначея Роуленда, все они были очень молоды. Многим было явно не по себе. В том числе и двум студентам, которые нашли тело. Они стояли с краю группы. Гай находился чуть в стороне и был погружен в беседу с Бараком.
Дороти взглянула на стоящих мужчин, поколебалась, а затем двинулась к скамейке у стены. Сев, она жестом подозвала Маргарет.
– Мы подождем здесь начала слушаний, – сказала она мне. – Для меня сейчас невыносимо говорить с кем бы то ни было.
– Как пожелаешь.
Я подошел к Бараку и Гаю.
– Здравствуй, Мэтью, – поздоровался Гай. – Это, должно быть, бедная вдова? Она выглядит ужасно бледной.
– Ей стоило невероятных усилий прийти сюда сегодня. Но она храбрая женщина.
– Да, несмотря на страдания, в ней чувствуется сила. – Он кивнул на Барака. – Джек заметил кое-что любопытное.
– Что именно?
Барак выглядел невыспавшимся и раздраженным. Неужели опять провел всю ночь в каком-нибудь притоне? Он наклонился ко мне, обдав нечистым дыханием.
– Громкое убийство вроде этого неизменно собирает толпы зрителей, которые заполняют галерею для публики. Но эти констебли не пускают никого из посторонних.
– Вот как?
С одной стороны, отсутствие зевак сбережет нервы Дороти, но вообще-то, подобное было немыслимым. Коронерский суд[18], как и любой другой, всегда был открытым.
Рядом со мной появился казначей Роуленд.
– Брат Шардлейк, можно вас на пару слов?
Мы отошли в сторонку.
– Мой клерк сообщил мне, что на слушания не допускают зрителей, – проговорил я.
– Судебный пристав говорит, что принято решение объявить слушания закрытыми. Дескать, для того, чтобы избежать слухов и досужих разговоров. Никогда не слышал ни о чем подобном.
Нас прервал судебный пристав в черной мантии, пригласивший всех в зал заседаний. Я подошел к Дороти. Она встала со скамьи. Губы плотно сомкнуты, на щеках пылают красные пятна.
– Возьми меня за руку, Маргарет, – негромко попросила она.
Присяжные расступились, чтобы пропустить их в зал.
Нам выделили одно из помещений ратуши, где проводились слушания по самым разным вопросам. За столом сидели два коронера, перед ними выстроились ряды скамеек. Пристав провел меня и остальных свидетелей на первый ряд, присяжные заняли второй и третий. Скамейки, которые при иных обстоятельствах занимала бы публика, сейчас были пусты.
Я смотрел на двух коронеров, сидевших за столом лицом к нам. Броун сцепил пухлые руки на круглом животе. Мужчина, расположившийся рядом с ним, был совсем другим: сорока с небольшим лет, не высокий, но крепко сложенный, с квадратным лицом. Под его черной шапочкой кучерявились густые каштановые волосы; короткая, уже начинавшая седеть бородка была аккуратно подстрижена. Мы посмотрели друг на друга. Взгляд его светло-голубых глаз оказался цепким и оценивающим.
– Это сэр Грегори Харснет, – прошептал Барак, – заместитель королевского коронера. Раньше он был в лагере лорда Кромвеля. Один из немногих реформаторов, которым удалось сохранить свой пост и положение.
Броун громко рыгнул. Харснет неодобрительно покосился на него, и вторую отрыжку коронер попытался замаскировать под кашель. После этого у меня не осталось сомнений в том, кто здесь главный. Пристав закрыл двери.
– Прошу тишины! – провозгласил Харснет.
Он говорил чистым негромким голосом, в котором угадывался акцент выходца из западных графств.
– Сегодня мы собрались здесь, чтобы заслушать обстоятельства внезапной и ужасной гибели Роджера Эллиарда, барристера из Линкольнс-Инн. Поскольку все присяжные являются юристами, мне нет нужды говорить о том, что сегодня мы осмотрим тело, выслушаем показания свидетелей и решим, можем ли мы вынести вердикт.
Присяжных привели к присяге. Молодые барристеры поочередно подходили к судебному приставу, державшему Библию, клали на нее ладонь и произносили слова клятвы.
Затем Харснет вновь обратился к нам:
– Прежде чем мы осмотрим тело, я вызываю доктора Гая Малтона, на которого была возложена задача провести исследование тела. Пусть расскажет нам о том, что ему удалось выяснить.
Гай встал и представился, перечислив все свои врачебные звания и титулы. Присяжные с нескрываемым любопытством рассматривали его смуглую кожу. Гай сообщил, что, по его мнению, Роджера ввели в бессознательное состояние, накачали наркотиком, называемым двейл, отнесли к фонтану и там перерезали ему горло.
– Он умер не оттого, что захлебнулся водой, а от обильной кровопотери. Это означает… – Гай замялся. – Это означает, что после того, как ему перерезали горло, его держали над фонтаном до тех пор, пока он не умер, и только после этого бросили туда.
Ответом зала было молчание. Все присутствующие, без сомнения, пытались представить себе ужасную сцену, которую описал Гай.
– Как долго он был мертв к тому моменту, когда его нашли? – спросил Харснет.
– Несколько часов. Трупное окоченение было замедлено холодной погодой. – Гай бросил взгляд на меня. – Я даже думаю, что к тому времени на поверхности воды должна была сформироваться ледяная корка.
– Так и было, – подтвердил я.
Я посмотрел мимо Барака на Дороти, которая вместе с Маргарет сидела справа от Гая. Она выглядела спокойной, ее лицо ничего не выражало. В черных траурных одеждах Дороти почему-то казалась меньше, словно усохла.
Харснет, хмурясь, посмотрел на Гая:
– Какую цель мог преследовать злоумышленник, поставив столь жуткий спектакль – убитый человек, лежащий в фонтане крови?
Гай только развел руками:
– Не могу сказать.
И снова эти слова показались мне знакомыми. «Фонтан крови…» Но где я их слышал?
– Страшное дело.
Харснет покачал головой. На его лице читалась глубокая озабоченность. Затем он медленно поднялся.
– Присяжные, – негромко проговорил он, – сейчас мы вместе произведем осмотр тела. Доктор Малтон тоже пойдет с нами – на случай, если возникнут вопросы. В бумагах говорится, что опознать погибшего должен брат Шардлейк. – Он перевел взгляд на меня. – Это вы?
– Да, мастер коронер.
Он посмотрел на меня долгим оценивающим взглядом.
– Как давно вы знали погибшего?
– Двадцать лет. Я хотел избавить его вдову от тяжелой обязанности опознания.
Харснет посмотрел на Дороти.
– Очень хорошо, – произнес он, поднялся и вышел из зала.
За ним последовали присяжные и мы с Гаем.
Когда простыню, прикрывавшую тело Роджера, отбросили, никто из присяжных не произнес ни слова. Несмотря на то что в воздухе предусмотрительно разбрызгали ароматическую эссенцию, здесь явственно ощущался запах разложения. Увидев мертвое лицо Роджера, я закрыл глаза. Хотя в последнее время я редко обращался к Богу, сейчас я стал молиться, чтобы Он помог поймать убийцу, дал мне сил выполнить свою миссию до конца и в кои-то веки выполнил мои просьбы. Открыв глаза, я увидел, что лица парочки присяжных позеленели. Гай показал нам страшную рану и еще раз рассказал, как наступила смерть. Вопросов ни у кого не оказалось, и мы вернулись в зал заседаний.
Когда все расселись, Харснет обвел присутствующих серьезным взглядом.
– Сегодня, – заговорил он, – нам предстоит квалифицировать смерть Роджера Эллиарда. Ясно, что это убийство, но кто совершил его? Я вызываю Джека Барака.
Он задал Бараку несколько вопросов относительно следов на снегу, которые тот обнаружил на месте убийства.
– Следы вели сначала к фонтану, а потом – в обратном направлении, – рассказал Барак. – Идя к фонтану, убийца нес что-то тяжелое, а возвращался уже налегке. Снег быстро таял, но следы отпечатались на нем очень отчетливо.
Харснет буравил свидетеля взглядом.
– Обычный человек не может пронести бессознательное тело так далеко, как вы утверждаете.
– Может, если он обладает недюжинной силой и дьявольской решимостью.
– Насколько мне известно, вы служили у лорда Кромвеля?
Интересно, подумалось мне, откуда Харснет об этом узнал?
– Это так. Я работал на него до того, как стал клерком в адвокатской конторе.
– В качестве кого?
– В качестве кого угодно, – радостно сообщил Барак. – Выполнял все, что прикажет хозяин.
– Садитесь, – холодно обронил Харснет.
Легкомысленный ответ Барака ему явно пришелся не по душе. Коронер Броун, сидевший рядом, глупо ухмыльнулся. Он вообще не принимал участия в разговоре, и его присутствие на слушаниях, очевидно, являлось простой формальностью.
Дали показания двое студентов, а после них – я. Мы рассказали о времени и обстоятельствах обнаружения тела. Харснет вызвал казначея Роуленда. На вопрос о душевном состоянии Роджера он четко и внятно ответил, что тот был жизнелюбивым, бодрым человеком, который пользовался уважением среди коллег, имел множество друзей и ни с кем не враждовал.
– И все же один враг у него был, – заметил Харснет, – жестокий и умный. Убийство было спланировано с огромным терпением и хитростью.
Я с уважением посмотрел на помощника королевского коронера. Этот человек явно обладал незаурядным умом.
– Кто-то ненавидел Роджера Эллиарда, – подвел он итог и повернулся к Роуленду. – Что с поверенным, который написал письмо мастеру Эллиарду?
– Это мифическая фигура, сэр. Никто не знает клерка с таким необычным именем, как Нантвик. Я наводил справки во всех судебных корпорациях. Кроме меня, этим никто не озаботился, – добавил он, бросив красноречивый взгляд на Броуна.
Харснет неодобрительно посмотрел на Роуленда, но своенравный старик оставался тверд и даже не отвел взгляда.
– Могу я позволить себе напомнить суду об одном обстоятельстве? – спросил Гай, поднявшись со своего места.
– Да, – прорычал Харснет.
Меня удивила злость, прозвучавшая в его голосе. Я понимал: свидетели, которые высказываются по собственному усмотрению, могут раздражать, но обстоятельство, на которое обратил внимание Роуленд, было немаловажным, да и Гай, несомненно, собирался говорить не о пустяках.
– Сэр, даже для опытного врача было бы сложно рассчитать правильную дозу наркотика. Этот человек наверняка является дипломированным специалистом.
– Вполне возможно, – кивнул Харснет, – но, к сожалению, это не позволяет нам продвинуться ни на шаг вперед. Когда речь идет о жестокой мести, как в нашем случае, налицо должен быть подозреваемый, а я не вижу ни одного. Учитывая то, что из-за пасхальных праздников расследование началось с запозданием, не думаю, что убийцу удастся быстро изловить.
Мои глаза расширились от удивления. Коронер не имел права занимать столь откровенно пораженческую позицию. При этом я чувствовал, что, произнося эти слова, Харснет испытывал неловкость. Броун снова ухмыльнулся – так, будто он ожидал подобного оборота дел.
– Мы должны быть реалистами, – продолжал Харснет. – Я предвижу, что вердикт будет гласить: «Убийство, совершенное одним или группой неизвестных», и подозреваю, что они так и останутся неизвестными.
Я был потрясен. Оказывалось вопиющее давление на жюри присяжных, но никто из молодых барристеров не осмелился произнести ни слова.
И тут я услышал шорох юбок. Дороти встала со своего места и стояла, глядя на помощника королевского коронера.
– Вы не предоставили мне слова, сэр, но если кто-то здесь и имеет на то право, то это я. Я любой ценой увижу, как схватят убийцу моего мужа, и уверена, что это непременно произойдет. Благодаря помощи наших верных друзей.
Она дрожала всем телом, щеки раскраснелись, но голос оставался чистым и резал воздух, словно острый нож. Произнеся последние слова, она повернулась ко мне. Я поддержал ее энергичным кивком, и она опустилась на скамью.
Я ожидал взрыва негодования со стороны Харснета, но он просто сидел, сжав губы в узкую полоску. Его лицо побагровело. Броун усмехался. Замешательство вышестоящего чиновника явно забавляло его. Мне хотелось встать и стереть эту ухмылку с жабьего лица коронера. Наконец Харснет заговорил:
– Учитывая то, что миссис Эллиард находится в расстроенных чувствах, я не стану выносить ей порицания. Скажу лишь одно: для вынесения вердикта жюри необходимы дополнительные свидетельства и улики. Поэтому сегодня я не буду настаивать на вынесении вердикта. Дело остается открытым, а я тем временем проведу самостоятельное расследование…
Я вскочил на ноги.
– В обход жюри присяжных? Разве это допустимо, сэр?
– Коронер имеет право проводить собственное расследование в тех случаях, когда считает это необходимым. Это тот самый случай. Присяжные – юристы, каковым являлся и погибший. Чем меньше эмоций и чем больше здравого смысла будет в расследовании, тем лучше для дела, а это возможно лишь в том случае, если я буду действовать в одиночку. Сядьте.
Я сел, но не сводил взгляда с Харснета.
– А теперь слушайте внимательно и накрепко запомните то, что я сейчас скажу.
Харснет обвел взглядом сидевших в зале. Он говорил медленно, отчего его акцент стал еще более заметен.
– Я не позволю, чтобы слухи об этом убийстве будоражили Лондон. Уже подписан королевский указ, запрещающий публикацию любых статей на эту тему. Все присутствующие обязаны хранить то, что они знают, в тайне, а любопытным давать от ворот поворот. Город нынче и без того переполнен пересудами. Таков мой приказ как помощника королевского коронера, и всякий, кто ослушается его, будет примерно наказан.
Харснет встал. Броун тоже хоть и с трудом, но поднялся.
– Эти слушания объявляются отложенными sine die[19]. Они будут продолжены после того, как в моем распоряжении окажутся новые свидетельства. Всего наилучшего, джентльмены.
Пристав открыл дверь, и коронеры удалились. Сразу же послышался гул голосов.
– Это, должно быть, работа дьявола. Такое ужасное преступление накануне Светлого Христова Воскресенья! Убийца, скорее всего, одержим нечистым.
Я обернулся на молодого человека, произнесшего эти слова. Ну что за бред!
– А его нечеловеческая сила? Такое всегда наблюдается в случаях одержимости.
Маргарет повернулась ко мне:
– Хозяйке плохо. Нужно поскорее увести ее отсюда.
Дороти, судя по ее виду, действительно находилась в полуобморочном состоянии. Я поднялся и помог Маргарет вывести ее из зала. Рука Дороти показалась мне легкой, как птичья лапка, и я задумался: а ела ли она хоть что-нибудь все это время? Мы подвели ее к скамье, стоявшей в вестибюле, и усадили. Следом за нами вышли Барак и Гай, потом с сердитым видом появился казначей Роуленд. Я надеялся, что он подойдет и скажет Дороти несколько слов ободрения, но он только кивнул мне и проскользнул мимо, стуча каблуками по мраморным плиткам пола. Его в первую очередь заботила не горюющая вдова, а репутация Линкольнс-Инн и собственная власть. Вероятнее всего, в самом скором времени от Дороти потребуют освободить занимаемое помещение, принадлежащее корпорации.
Поначалу она сидела с закрытыми глазами, но потом выпрямилась и поочередно посмотрела на меня, на Маргарет, на Барака и на Гая.
– Спасибо вам за помощь и за то, что вы не позволили отвратить вас от поисков истины. – Она повернулась ко мне. – Они ведь не станут ничего расследовать? Они считают, что убийца давно сбежал и все это пустая трата времени?
– Нет, тут что-то происходит. Не зря Харснет решил полностью забрать дело себе.
– Что он за человек?
– Мне о нем ничего не известно.
– Они пытаются похоронить дело, – с горечью проговорила Дороти. – Разве я не права?
– Ну-у…
– Будет тебе, Мэтью. Я двадцать лет была замужем за Роджером и за это время успела узнать немало о мире юриспруденции. Эти люди хотят закрыть дело и забыть о нем.
– Похоже на то. – Я сокрушенно покачал головой. – Если и дальше будем терять время, убийцу, возможно, действительно никогда не удастся найти.
– Ты поможешь мне, Мэтью? Я всего лишь женщина, они не станут меня и слушать.
– Даю тебе слово. Я начну с того, что поговорю с коронером Харснетом. Гай, ты побудешь здесь с Дороти?
Он кивнул.
– Тогда идем, Барак.
– Вы взяли на себя непосильные обязательства, – проговорил Барак, спускаясь следом за мной по ступеням Гилдхолла. – Она зациклилась на том, чтобы поймать убийцу, и я не представляю, что с ней будет, если сделать этого не удастся.
– У нас все получится, – твердо сказал я.
В дальнем конце вымощенной булыжником площади я увидел облаченную в черное фигуру Харснета. Он разговаривал с высоким, крепким мужчиной лет тридцати. Незнакомец был одет очень дорого: под накинутой на плечи толстой шубой виднелся зеленый камзол с золотым кантом и рубашка, украшенная замысловатым испанским кружевом. На голове красовалась красная шапочка с белым пером, торчащим под залихватским углом. Ножны шпаги, висевшие на боку, были выполнены из великолепной кожи и инкрустированы золотом. Длинная медная борода добавляла великолепия облику этого господина.
В иных обстоятельствах я не рискнул бы вступать в полемику с королевским чиновником в общественном месте, да еще в тот момент, когда он занят беседой с человеком явно знатного происхождения и высокого положения, но сейчас, как никогда прежде, мной двигала ярость.
При моем приближении оба мужчины повернулись. Бородатый человек, в красивом лице которого ощущалась какая-то жесткость, с улыбкой взглянул на Харснета и проговорил:
– Правильно он сказал. Вот и Шардлейк. Явился не запылился.
Я посмотрел сначала на одного, потом на второго и задал вопрос:
– Что вы имеете в виду, сэр? Кто и что вам сказал?
Харснет тяжело вздохнул. Вблизи он выглядел куда более напряженным и озабоченным.
– Меня предупреждали, что вы можете остаться недовольны вердиктом, брат Шардлейк.
– Предупреждали? Но кто?
Тот, что был помоложе, указал на Барака:
– Избавьтесь от своей мелкой сошки, и я вам скажу.
Барак наградил его враждебным взглядом, но я кивнул и попросил помощника:
– Джек, скажи Дороти, что мне, возможно, придется задержаться, поэтому ей лучше отправляться домой. Я зайду к ней позже. А ты поезжай с ними.
Барак неохотно направился обратно к ратуше, а я повернулся к Харснету. Он смотрел на меня колючим взглядом. Его друг тоже. Мне вдруг стало не по себе.
– Рискну предположить, что вы пришли, желая выяснить, почему я отложил слушания, – спокойно проговорил Харснет.
– Да. – Я глубоко вздохнул. – Все это выглядит так, будто вы не хотите найти убийцу.
Высокий мужчина горько засмеялся.
– Вот в этом вы ошибаетесь, адвокат. – Он говорил глубоким, музыкальным голосом. – Ничего на свете мы не хотим больше.
– Тогда почему…
– У этого дела имеется политическая подоплека, – пояснил Харснет.
Он оглянулся и, убедившись, что нас никто не слышит, продолжал:
– Мне говорили, что вы выступите против моего решения. А говорил это архиепископ Кранмер.
– Кто?!
Взгляд светло-голубых глаз Харснета был прикован ко мне.
– Вы действительно больше всего на свете хотите отыскать убийцу мастера Эллиарда?
При упоминании имени Кранмера по моей спине пробежал холодок. Выходит, в смерть Роджера каким-то образом вовлечена высокая политика, с которой я поклялся не связываться больше во веки веков. Но затем я вспомнил изуродованное тело Роджера и искаженное горем лицо Дороти.
– Да, – ответил я.
Богато одетый незнакомец вновь рассмеялся:
– Вот видишь, Грегори, в чем в чем, а в смелости ему не откажешь.
– Кто вы, сэр? – напрямую спросил я.
Мое нахальство заставило мужчину нахмуриться.
– Это сэр Томас Сеймур, – сообщил Харснет, – брат последней королевы Джейн.
– Так что будьте поучтивее, приятель, – проворчал Сеймур.
На несколько мгновений я утратил дар речи.
– Полученные мною инструкции состоят в следующем, – продолжал тем временем Харснет почти извиняющимся тоном. – Если вы поставите под сомнения мои действия, я должен буду доставить вас к архиепископу Кранмеру.
– Что за всем этим кроется?
– Гораздо больше, чем одна только смерть мастера Эллиарда. – Он посмотрел мне прямо в глаза. – Нечто поистине темное и страшное. Однако идемте. Лодка ждет. Она доставит нас до дворца Ламбет.