Катерина осталась одна после смерти мужа, дочь жила отдельно с семьей. Внук Колька, названный в честь деда, часто после школы забегал к бабушке обедать, помогал что-нибудь починить, передвинуть, в магазин сбегать. Мусор женщина любила выносить сама – не потому, что не могла доверить такого важного дела мальчику, просто мусорные баки стояли довольно далеко, и она заодно прогуливалась туда и обратно.
Как начались летние каникулы, Колька стал забегать реже, только когда сильно проголодается, целыми днями гонял на велосипеде или скейтборде. Мать давала карманные деньги – на них сын покупал чипсы, мороженое, шоколадные батончики. Когда с друзьями мальчик шел в кино смотреть боевик или триллер, Колька просил денег у Катерины, бабушка внуку не отказывала. Таких, как Колька, кому некуда было уехать из города на лето, во дворе было четверо. Женщина угощала всех чаем с блинами или оладьями, когда мальчишки заходили вместе с внуком, в котором она души не чаяла – вылитый дед в молодости.
Сегодня Колька забежал с утра, как обычно, – накануне договорились, что сходят за картошкой на рынок. Мальчик на ходу ел бутерброд и, прожевывая колбасу, объявил, что планы у него внезапно изменились – ребята собрались купаться.
– Одни?
– Не, с нами старший брат Витьки пойдет, он на днях из армии вернулся, давай я завтра за картошкой сбегаю? Или у дома купим, да и суп можно сварить завтра.
В магазине картошка продавалась мелкая, а на рынке – прям отборная, крупная, вкусная, но нести женщине авоськи одной было тяжело.
– Ба, меня друзья ждут, не обижайся. – Внук смотрел просительно, пятясь к двери.
– Ладно, Коленька, понимаю, дело молодое, держи на карманные расходы. – Катерина протянула ему сто рублей. – Будьте поосторожней на речке.
Женщина хоть и жила на скромную пенсию, денег для мальчика не жалела – он не наглел, сам не просил. Внук убежал, сунув деньги в карман, Катерина смахнула крошки со стола и задумалась. «Погода хорошая – чего до завтра ждать? Прогуляюсь сама за покупками, куплю немного, на суп, а потом уж Коленька побольше принесет, если не забудет, конечно».
Женщина вздохнула и пошла одеваться. Незадолго до смерти мужа купили они ему новые брюки и джемпер, так и не успел надеть, все берег для особого случая. Тогда она и решила, что будет одеваться нарядно каждый день.
Катерина открыла шкаф и взглянула на вешалки – остановилась на ярком платье в цветочек. Муж любил, когда она его надевала. «Скоро не налезет, поправляться я стала». – Женщина выбрала одно, полегче. Прихорашиваясь перед зеркалом, обратила внимание, что на фоне пурпурного батиста седина стала заметнее. «С пенсии куплю краску для волос». Катерина взяла сумку, проверила, не забыла ли кошелек, и вышла на жаркую июльскую улицу.
«Ничего страшного не случится, пройдусь в тени под деревьями, идти чуть меньше остановки». Женщина купила все, что нужно, взяла деревенского молока, хлеб свежий, еще теплый. Под тентом было не так уж душно, обратная дорога должна быть ненамного тяжелее.
Тут Катерина все же засомневалась, воздух успел накалиться еще сильней, дышать было трудно. По дороге ее обогнала толпа подростков на скейтбордах, она вспомнила внука – он тоже любил гонять по улицам. Мальчишки на переходе спрыгнули с досок, а один поехал, не останавливаясь, чуть под машину не попал. Завизжали тормоза, раздались испуганные крики, женщина схватилась за сердце, оно билось неровно, в глазах потемнело от испуга. Катерина прошла несколько шагов и остановилась, пыльный воздух казался тяжелым, никак не протолкнуть в легкие, сердце не могло успокоиться.
– Здравствуй, Катя, с базара? Видала, еще б немного и под машину попал, и куда их несет, – подошла соседка Тамара. – А мы с Гришей на занятия идем.
Катерина заметила пятилетнего мальчика.
– Ладно, пошли, а то опоздаем. – Знакомая взяла за руку внука.
«Какие летом занятия?» – Женщина махнула рукой и, тяжело дыша, продолжила идти. На перекрестке она решила срезать дорогу и пройти за домами – там тропинка между кустов, короче раза в два. На открытом месте хоть какой-никакой ветерок, а среди кустов – как в бане, да еще густой запах шиповника.
Голова закружилась, по спине побежал пот, струйка остановилась у резинки трусов, Катерина ощутила, как намокла поясница. Перед глазами все расплылось, она взялась за толстую ветку и прерывисто дышала, как рыба, выброшенная на берег. Уже подъезд видно, а не дойти до него. Женщина наклонилась поставить тяжелую сумку, в сердце вдруг возникла такая тяжесть, будто сел кто на грудь.
У них с Олегом был кот, любил, стервец, спать у мужа на груди, тяжелый, на шею ляжет – дыхание перекрывал. Когда Катерина овдовела, он стал жаться к ней – женщина сбрасывала его с груди, но, погодя, кот снова приходил. Однажды проснулась, думала, насмерть задыхается, еле прокашлялась. Кот пережил мужа на четыре месяца, тоже старый был совсем.
«И к чему я его вспомнила?» Катерина разогнулась, в висках стучали молоточки, в затылке что-то хлопнуло – и женщина упала, потеряв сознание. Она открыла глаза и не сразу поняла, где очутилась, трава высокая, как лес, Катерина хотела убрать колючие стебли, но руки онемели, попробовала шевельнуться – резануло в груди. «Я умираю? Господи, за что? На улице, как бездомная собака! Суп так и не сварила Коленьке…» Женщина снова провалилась в забытье.
Она снова очнулась, правая рука уже не чувствовалась. «Господи, не найдут меня. И зачем тут пошла, не ходит этой дорогой никто, кроме собак да кошек, они учуют, на жаре я быстро завоняю. Тьфу, Господи, какие мысли лезут». Катерина попыталась позвать на помощь, но вместо крика раздался стон, похожий на коровье мычание.
«Господи, еще и голоса лишил. Платье нарядное на мне, поймут, что не бродяжка. Господи, в морг привезут, разденут, а на мне белье старое, штопаное-перештопаное, стыд-то какой. Знала бы, надела с кружевами, что для больницы берегла. Эх, волосы не покрасила, буду в гробу седая, старая, такой и запомнят. А ну как с Олегом моим встречусь, что скажет? Как не вовремя… И зачем только за картошкой пошла, послушала бы внука, сходили б завтра вместе. И жара эта… – Женщина ждала смерти. – Деньги! Деньги на похороны в старом пододеяльнике, не найдет Дина, нелюбопытная, на свои похоронит, а они и так не шикуют. На что же я тогда копила? А ну как выбросят все тряпки после моей смерти, простыней и наволочек у них своих хватает. Надо было хоть записку написать, где что, вот всегда задним умом живем». Мысли путались, наслаиваясь одна на другую. «И узелок не приготовила, мать свой для похорон заранее показала, и правильно. Лежит, есть-пить не просит, все приготовлено, достал и надел на покойницу».
– Рано думать об этом, мам, ты совсем молодая, – сказала тогда Катерина.
– О смерти думать никогда не рано, придет внезапно, когда не ждешь.
Когда она умерла, женщина достала узелок и плакала над ним; казалось, вещи хранят материнский запах, тепло ее рук. Платье было приготовлено легкое, а хоронили ранней весной, надела кофту с рукавами – негоже в гробу с голыми локтями лежать.
«А я не приготовила, все думала, успею. Во что меня Дина обрядит? Как сказать ей, что нужно надеть синее шерстяное платье? К чему шерстяное? Лето, жара. Приснюсь я или нет, чтобы сказать? А с мужем в каком платье встречусь? В котором умерла или в каком похоронят?» Голова болела, дышать становилось все тяжелее.
«А квартира… У Дины с семьей своя, большая, моя им без надобности. Коленьке бы, внуку оставить, большой уже, не успеешь оглянуться, как женится. Ой, а брат мой в деревне… Он будет на жилплощадь претендовать, у него трое ребятишек, ох, беда. Будут наследники метры делить, переругаются, надо было завещание оставить. Правильно мама говорила, надо о смерти помнить всегда. Ничего не успела, не попрощалась…»
От горя, что не успела приготовиться, Катерина замычала, из горла вырвался сдавленный крик. Грудь пронзила боль, и она потеряла сознание – не заметила, как кусты раздвинул пес, и за ним появился старик. Слышал он плохо, пришел на лай, привел четвероногий к кустам. Приехала скорая.
– Веки дрожат, в себя приходит. Гражданка, если слышите, моргните.
Женщина приоткрыла глаз, потом второй, увидела склоненную над ней голову.
– Я врач, вы в больнице. Помните, что случилось?
– Мама! – послышался всхлип.
«Что такое, меня уже хоронят? Дина плачет?» – пронеслось в тяжелой голове.
– Слава богу, жива, родная, ох и напугала ты нас. Теперь в магазин только с Колькой… – Дочь взяла Катерину за руку.
Женщина уверилась, что жива. Видать, Господь услышал, что не подготовилась еще, пожалел, дал время. «Выпишусь, все сделаю по-человечески. Спасибо тебе, Господи, что не забрал меня». На следующий день Катерина проснулась дома.
– Мама, я тебе морс принесла, ватрушку любимую. – На краю кровати сидела дочка.
– Дина, я должна сказать. Деньги на похороны у меня в комоде, в пододеяльнике.
Говорила женщина медленно, растягивая слова: раньше так звучали проигрыватели на семьдесят восемь и тридцать три оборота – включишь пластинку, рассчитанную на семьдесят восьмую, на меньшее число, как слова в песне зазвучат так, как ее голос звучал сейчас. Но ведь говорила!
– Мам, какие похороны, прекрати, рано тебе об этом думать. Ты хотела кухню новую, вот и купим, а Ваня и Колька обои переклеят.
– Там и на кухню хватит.
– Вот и хорошо, или внуку новый мобильник купи, он давно мечтает.
Катерина кивнула, пошевелила рукой. Двигается, значит, не совсем чуркой деревянной останется.
– Волосы покрасим тебе, будешь красавицей щеголять. Спи пока, я позже с Колькой приду, он винится, что не пошел с тобой на рынок.
Женщина и правда так устала, словно мешки ворочала. «Надо же, чего только в голову не придет от страха, – вспомнила она свои размышления под кустами. – Куплю кухню оливкового цвета, завещание напишу на Кольку, будет меня добрым словом поминать. Может, и на телефон хватит? Спасибо, Господи». – И с блаженной улыбкой на губах Катерина заснула.