– Ну подними ножку. Да, вот так хорошо, – Петрович смотрел на жену с улыбкой и подбадривал ее.
– Не могу, устала, – покрасневшая Алина не имела сил держать одну и ту же позу.
– Ну вот, опять все испортила, – расстроился Петрович, опустив руки. – А так классно было, что я аж обалдел.
– Тебе классно, а у меня ноги затекли. Давай быстрей заканчивай, у меня уже настроения никакого.
– Ты сама этого хотела, дорогая, а теперь терпи. Я тоже не в восторге, но надо как-то соответствовать. Нагонять упущенное, так сказать.
– Ох, в свои пятьдесят я уже не чувствую тот былой задор, радость… – задумчиво проговорила Алина и вытянула губки, как уточка.
– Ой, дорогая, ты сейчас похожа на этих… ну тех, которые губы себе качают.
– Молоденьких красоток? – обиделась жена. – Опять за старое? Я сейчас уйду…
– Ты только не обижайся, но с такими губами выглядишь потрясно! – обрадованный Петрович слегка вспотел от волнения. – Я прям ощутил волну…
Не успел договорить, как жена занервничала:
– Так и знала, вновь бес в ребро…
– Нет-нет, ты не так меня поняла. Мы столько времени не экспериментировали, что я забыл, как это делается. А теперь мучаюсь вот, корячусь как проклятый.
– Да хватит тебе прибедняться, – хихикнула Алина. – Я же вижу, тебе тоже это нравится.
– Нравится, нравится, только я уже устал. Что-то поясницу заклинило. Давай поменяемся, а? Сначала ты меня, а потом – я.
– Нет уж. Знаю я твои проделки. Застынешь как бревно, а я потом обижусь.
– Ну что ты, милая, какое бревно? У нас же медовый месяц.
– Который по счету?
– А какая разница. Самое главное, как мы его отмечаем.
– Ох, не в том я возрасте, чтобы на коне скакать.
– Ну-у… присядь хотя бы или изобрази покорную девицу, крепостную.
– Сдурел? А если кто увидит? Позор какой.
– А что здесь такого?
– Это молодым простительно, а мы с тобой уже не в том возрасте.
– Ну ты и приду-умала-а, – протянул разочарованный Петрович. – А мы чем хуже? Почему это им везде можно, а нам нет?
– Что люди о нас подумают?
– Подумают, что мы активная пара среднего возраста. Позавидуют, в общем.
– Я бы не стала такому завидовать. Стыдоба.
– Ничего постыдного в этом нет. Давай, садись, расставляй ноги, а я…
– Ага, если бы я была в юбке, то это не так было бы заметно, а я в брюках. Сейчас разлягусь и все увидят мои округлости.
– Увидят и позавидуют.
– Да ну тебя, Юр, было бы чему завидовать. Я такой вес набрала, что плакать хочется.
– Как говорится, мужики на кости не бросаются.
– Ой, не смеши, – усмехнулась Алина. – Ты со мной познакомился, когда я весила как мешок картошки.
– Да-а, было время, – мечтательно протянул Петрович, почесывая «ляжку» через карман джинсов. – Я тогда увидел твои стройные ноги на пляже и потерял голову.
– Ты и сейчас ее потеряешь, если не закончишь. Хватит останавливаться. У меня колени затекли, – рассердилась жена.
– А ты меня не отвлекай. Сейчас соберусь и продолжим. Ну? Давай, покажи мне тигрицу. Ну рыкни, что ли, а то ведешь себя как бревно молчаливое.
– Сам ты бревно, а я – красавица.
– Кругленькая какая. Так бы и съел, – облизнулся Петрович, тяжело сопя.
– Потом съешь, а сейчас тыкай и не отвлекайся.
– Да я тыкаю, тыкаю, только у меня палец уже занемел.
– Э-эх, старикашка. Палец у него… Дай мне, я сама все сделаю, а то тебя и до вечера не дождешься.
Петрович передал жене телефон с включенной камерой и встал у памятника Пушкину.
– Прими позу, а то стоишь как истукан. Что мы потом соседям будем показывать? Надо же похвастаться, как мы гуляли по Питеру этим летом.