Уилл распахивает дверь и вваливается в номер. Он неуклюже сует пластиковую карточку в устройство на стене, его рука дергается.
Ничего не выходит – карточка гнется и скользит мимо цели.
– Дай мне. – Элин со смехом отбирает у него карточку-ключ и аккуратно засовывает ее в узкую щель. Над головой загораются яркие точечные светильники, заливая комнату резким светом.
Элин вздрагивает от леденящего холодка – все в этой комнате действует ей на нервы, доводит до предела.
И не сказать чтобы в номере было пусто – здесь есть кровать, диванчик, стол и стулья, но глазу не за что зацепиться, никаких привычных декоративных деталей – штор, подушек, ваз.
Кровать встроена в стену, составляя с ней одну неразрывную линию, как и гардероб, только между ними какой-то странный проем. Длинный низкий диван с белой льняной обивкой почти сливается со стеной.
Возможно, это с Элин что-то не так, раз ей здесь так неуютно. Она вспоминает строчки из своей последней рабочей характеристики: «Элин тяжело приспосабливается к переменам. Это может помешать ее карьере…»
– В чем дело?
С кривой ухмылкой Уилл сбрасывает ботинки. Его взгляд расфокусирован, веки набрякли. Он пьян. Таким Элин давно его не видела.
В его руке телефон. Раздается громкое треньканье.
Элин узнает этот звук – чат со школьными друзьями в «Ватсапе». Всякие хохмы.
Уилл общается со своими друзьями совсем не так, как она со своими – в его группах нет никакого взаимодействия, помимо пересланных шуток и краткой реакции на них. Никаких любезностей или болтовни, сплошная бомбардировка мемами.
Он смотрит в экран и улыбается:
– Смотри.
Уилл протягивает телефон.
Элин изучает экран. «Страдающий ожирением скоро поправится».
Элин не может сдержать смех. Хотя она никогда этого не признавала, шутки все-таки смешные. Такой детский, самый примитивный юмор, который всегда нравился и ей, и Уиллу.
Она вздыхает, глядя на экран:
– Айзек так и не позвонил. Даже сообщение не прислал.
Элин бросает телефон на кровать и подносит пальцы к вискам. В затылке постепенно зарождается головная боль.
Она берет стакан, наливает воды и делает большой глоток.
Элин никак не может избавиться от послевкусия коктейля – кислого, металлического привкуса спиртного в горле.
– Забудь, – улыбается Уилл. – Давай не будем портить вечер. Расслабься.
Элин каменеет. Действие спиртного начинает улетучиваться. Она снова в полном раздрае.
Уилл обнимает ее за талию и притягивает к себе, обхватывает ее бедра:
– Можно провести романтичный первый вечер…
Элин сбрасывает его руки:
– Может быть.
Этого не будет. Чем сильнее она пытается не думать об Айзеке и ужине, о котором он позабыл, тем сильнее в ней вскипает раздражение.
Элин в бешенстве. В первый же вечер он бросил их на произвол судьбы. Ни один нормальный человек так не поступит. Что тут сложного? Одинаковые усилия с обеих сторон. Нормальный контакт.
Неровной походкой Элин подходит к балконной двери и выходит на террасу. На деревянных балках намерзли молочно-белые разводы льда.
Она вдыхает чистый ледяной воздух.
И еще раз.
В голове начинает проясняться, алкогольный туман рассеивается, исчезает.
– Посмотри, Уилл! – зовет она. – Наконец-то можно увидеть пейзаж.
В прорехе между облаками виднеются бледные полоски неба. Туманный полумесяц отбрасывает мягкий свет на горные вершины.
На первый взгляд они великолепны, но чем дольше Элин смотрит, тем яснее понимает, насколько зловещими выглядят горы, их зазубренные пики. А самый высокий загибается, как коготь.
Элин ежится.
Она вспоминает рассказ Айзека о Даниэле Леметре, пропавшем архитекторе. Тело так и не нашли. И никаких улик. Нетрудно представить, думает Элин, глядя на пейзаж, что это место способно поглотить человека без остатка.
– Великолепно, – произносит Уилл из дверного проема, – но ты лучше все-таки иди внутрь. У тебя такая тонкая блузка. Говорят, люди, когда выпьют, не чувствуют холода. А на следующий день их находят – полураздетых и умерших от переохлаждения. – Он смотрит на деревянное кресло рядом с ней и говорит, как будто его только что осенило: – Этот шезлонг… Он же в точности такой же, какими пользовались в санатории…
– Да уж. – Элин улыбается, но тут же замирает, прикладывая палец к губам.
Она что-то слышит: скрип шагов на снегу. Щелканье зажигалки. И голос, говорящий на мелодичном французском.
Свешиваясь через перила, Элин видит всклокоченные черные волосы и шарф.
Она охает.
Лора.
Лора выходит из главного входа и пробирается по снегу перед фасадом отеля. На ней толстый черный пуховик, он расстегнут. На шее по-прежнему серый шарф, но теперь он развязан и свисает до талии.
Лора останавливается точно под их балконом. В ее руке сигарета, в воздух поднимаются тонкие струйки дыма. Она громко тараторит по телефону и жестикулирует, крохотный огонек на кончике сигареты пляшет на фоне ночного неба как светлячок.
Элин стоит неподвижно, боясь пошевелиться и привлечь внимание.
Лора слегка поворачивается. Свет из отеля падает на ее лицо, подчеркивая резкие черты: часть скулы, точеный нос и лоб.
Ее лицо выглядит суровым, глаза прищурены, губы слегка изогнуты. Элин не знает французского, но ясно понимает эмоции Лоры. Она сердится, на взводе. Ничего общего с человеком, которого Элин видела несколько часов назад.
Элин не сводит с нее глаз. И понимает, что эта новая Лора – совершенная незнакомка.