Домой я попала около десяти вечера. Брейди, новый клиент, стал на сегодня последним. Записался ко мне на ближайшие две недели, и я возблагодарила свою счастливую звезду за то, что он не ушел разочарованным. Час промелькнул быстро, мысли успели пробежаться по всей моей жизни; дома же время потянулось медленно, как мед комнатной температуры. Элоди спала на диване. Я выключила телевизор, села в кресло и уставилась в темноту собственной гостиной. Я вечно боялась темноты, до сих пор иногда резко спрыгивала с кровати – вдруг под ней что-то есть? Я уже не страшилась призраков или того человека, который сидел под кроватью девочки в триллере «Городские легенды» и пугал меня в юности до полусмерти, но жуткое чувство не исчезало. Я обитала в окружении призраков, живых и мертвых.
Элоди крепко спала. Интересно, как там ее муж Филип? И с какой фрукт теперь размером ее малыш? Последнюю неделю я почти не общалась с Элоди – работала, спала и больше ничего не делала. Уже дважды строила планы выбраться в субботу в любимый магазинчик с товарами ручной работы – и каждый раз сама же себя отговаривала.
Часы на стене отбили время. Десять. Я чувствовала усталость и нервное возбуждение одновременно. Тело мечтало об отдыхе, разум не успокаивался. Дом казался пустым, несмотря на Элоди. Может, пусто не в доме, а внутри меня? В последнее время жизнь дарила много откровений, и это одно из них. Другое – у меня мало друзей. Ближайшая подруга беременна и проводит все больше времени с женами военнослужащих, что понятно, но в результате я лишь сильнее погружаюсь в чувство одиночества, которое уже и так меня снедает. Семьи нет. Да, мы с братом близнецы, а значит, связаны на всю жизнь, но он куда-то запропастился. Обычное дело, когда Остин напортачит.
Еще одна проблема – время. Два месяца назад моя жизнь текла совсем по-другому. Остин торчал в Канзасе, в наших с папой скучных отношениях отсутствовали любые драмы и потрясения. Каэл был мне чужим, что все упрощало. Просто невероятно – мы так недолго знакомы, а он уже успел испоганить мне жизнь. Даже сейчас я сижу в темной одинокой гостиной и думаю о нем. Не могу остановиться, хоть и ясно как божий день, что только делаю себе хуже. Я едва знаю Каэла, и тот Каэл, которого я знаю, проклятый лжец. Почему моя тупая голова никак этого не поймет?!
Всего две недели назад я узнала о том, что Каэл помог Остину тайком завербоваться в армию – самый жуткий мой кошмар, и Каэл об этом знал, да только плевать хотел. Колени задрожали, я запустила пальцы в волосы. Минутная стрелка на часах едва сдвинулась, а я успела мысленно проиграть всю нашу с Каэлом совместную жизнь, от первой встречи до последней. Дождь, который поливал меня в тот день… Я не могла забыть, как ни старалась.
Забывать я научилась мастерски, забыла даже про существование матери, которая сбежала от нас без оглядки. Вот на что я способна. Однако воспоминания о Каэле почему-то не отпускали, изводили меня. Раньше я никогда не считала дни, не таращилась на стрелки часов, умоляя их двигаться. Теперь же циклилась на времени, ощущала его. Боялась стать такой же одержимой, как мама, но доводы разума не помогали.
Не помогали уже давно. Я циклилась на том, чтобы не циклиться, но с завидным постоянством торчала за кухонным столом, таращила глаза на часы и мечтала, чтобы время ускорило ход. Хотела перейти к следующей стадии горевания, к той, которая, по всеобщим утверждениям в «Инстаграме», побуждает встречаться с друзьями, пить вино и смеяться до слез. Поскольку слезы я лила редко и друзей особо не имела, подобное развитие событий выглядело маловероятным. Мне бы просто в ту стадию, где я прекращу разглядывать «Фейсбук» Каэла или вспоминать вкус его пота на губах во время поцелуев…
Я отправилась в кухню. Желудок при виде холодильника заурчал. Когда я ела в последний раз? На столешнице лежал хлеб. Черствый. Ну и ладно, сойдет, все равно аппетита нет. Прошел, наверное, час, прежде чем я вынырнула из воспоминания – Каэл читает стихи на моем крыльце, мы смотрим на звезды, обсуждаем их… Хорошее воспоминание, одно из немногих, которые дарят ощущение легкости и счастья.
Мой взгляд был устремлен вверх, сквозь крышу в небо. Точнее – на трещину в потолке, которая за последнюю неделю расползлась почти на всю кухню и приняла форму гигантской молнии. Неужели вселенная не могла проявить сострадание и отложить появление трещины до следующего месяца, когда прекратятся непрерывные дожди? Я не удивлюсь, если крыша окончательно прохудится. С моим-то везением… А денег на починку нет.
Я подковырнула заусенец. Лака на ногтях давно не было, и теперь я обдирала кожу вокруг. Старалась себя сдерживать, даже пробовала давний мамин совет. Когда я впервые влюбилась и начала заботиться о внешности, мама сказала – приспичит ковырять заусенцы, сядь на руки. Совету я не последовала, но не забыла его.
Еще я помнила, что в тот день мама постоянно улыбалась из-за какого-то письма. Все прижимала его к груди. Мы с братом наблюдали с лестницы: вот мама стискивает бумажный листок, вот мечтательно смотрит в небо. Она так сияла, что мы с Остином старались смотреть не на нее, а друг на друга.