Начало сопротивления кавказских народов
Вид на Машук и Бештау. П. С. Паллас. «Замечания о поездке в южные владения Российской империи в 1793 и 1794 годах». Leipzig: Bey Gottfried Martini, 1799
Первые же попытки установить среди коренного кавказского населения российские порядки и прямое военно-административное управление вызвали его активное противодействие. В ответ царское командование просто прибегло к полному очищению присоединенных территорий от непокорных жителей. Так, вскоре после возведения в 1780 г. в Пятигорье крепости Константиногорской (современный Пятигорск) на реке Подкумок в окрестностях были сожжены российскими войсками почти все кабардинские селения, а уцелевшие жители переселились в глубину Кавказских гор. К началу XIX в. Пятигорье практически полностью было очищено от исконного населения и заселено казаками. С 1803 г. на нем были открыты первые и долгое время остававшиеся единственными на Северном Кавказе курорты, куда чуть ли не весь высший свет Российской империи съезжался на летний отдых поправить здоровье минеральной водой (нарзаном, от кабардинского «нартсан – вино предков»), а главное – посмотреть на невиданной еще для россиян высоты горы, будто подпирающие небо.
Постоянно подливали масла в огонь, усиливая быстро нараставшую враждебность между русскими и коренными кавказцами, сильные различия в менталитете и взаимное непонимание обычаев друг друга у русских поселенцев и исконного населения. Русским сильно досаждал древний кавказский обычай воровства скота у других общин, являвшийся пережитком первобытных представлений об обобществлении хозяйства. По представлениям кавказских народов ловкий человек, умеющий обмануть сторожевых собак и незаметно увести скотину у пастухов, считался более достойным, чтобы владеть ею. Однако вор, которого застали с поличным, должен был безоговорочно вернуть все взятое оказавшимся более бдительными хозяевам. Русские поселенцы же рассматривали воровство как низкое и злостное преступление, реагируя на него соответствующим образом, что постоянно приводило к трагедиям и озлоблению с обеих сторон.
Ян Потоцкий, польский путешественник, в 1797 г. посетивший Северный Кавказ, приводит ряд услышанных им в русских крепостях историй. В частности, о том, как казаками был схвачен попытавшийся угнать у них лошадей адыгский князь и подвергнут двумстам ударам палкой по стопам ног. Когда возмущенные таким оскорбительным для них актом адыги потребовали от казачьей общины извинений, уже собирая войско для возмездия, казаки ответили, что проучили только вора, а к самому князю они питают величайшее почтение. Также описывается случай, когда после основания в 1784 г. на осетинских землях русской крепости Владикавказ, русскими был схвачен по обыкновению промышлявший там воровством ингуш, которого засекли до смерти. Руководствуясь древним кавказским обычаем мести брат незадачливого вора принялся регулярно устраивать засаду возле крепости и расстреливать отошедших от нее русских солдат, пока не перебил восемнадцать военнослужащих, в том числе трех офицеров. Убитым мститель отрубил уши и принес их в качестве жертвы на могилу брата.
Однако первые годы выступления кавказских народов против усиливавшегося военно-колониального давления России носили большей частью эпизодический, стихийный и разрозненный характер, поэтому легко подавлялись российской армией. Российские стратеги быстро увидели выгоду в политической разрозненности кавказцев, часто вспыхивавшие вражду и недоверие не только между разными народами, но и даже между разными родовыми и племенными общинами одного народа. По этому поводу в 1771 г. Екатерина II писала начальнику Азово-Моздокской Линии генералу И. де Медему: «Разномыслие между горцами облегчит наше предприятие. На это и денег не жалеть».
Следуя официальной российской политике, царская администрация на Кавказе предприняла попытки обращения его коренного населения в христианство, для чего в Моздоке был учрежден так называемый «духовный комитет». Однако народы Северного Кавказа в то время уже в подавляющем большинстве исповедовали ислам и не восприняли христианского вероучения; только среди осетин, большинство которых уже исповедовало христианство православного толка, укрепились позиции Русской Православной церкви.
В исповедании ислама кавказские народы в конце XVIII в., наоборот, быстро укреплялись. Ислам принимали последние остававшиеся еще на Кавказе приверженцы древних языческих верований, а мусульмане более глубоко проникались верой, оставляли по привычке еще стойкие в народе языческие культовые традиции, все больше внедряли предписания шариата – мусульманского религиозного закона, в свой быт. Простая своими догмами и проповедовавшая равенство всех мусульман перед законом религия стала находить широкий отклик среди рядового кавказского населения, в ту пору начинавшего испытывать угнетение со стороны своих феодалов в связи с усилением экономического влияния тех. Центрами распространения ислама на Северном Кавказе были Черноморское побережье, откуда вглубь адыгских земель отправлялись проповедники из Османского Халифата, и Дагестан – наиболее культурно развитая северокавказская область, население которой исповедовало ислам еще со времен арабских походов VII – VIII вв., а молодежи, в отличие от других земель, было доступно общее исламское образование.
В 80-е гг. XVIII в. на Восточном Кавказе широкую известность приобрели призывы получившего образование в Дагестане молодого проповедника из чеченского селения Алды Мансура Ушурмы. Это был человек совершенно незнатного происхождения, кроме того, очень молодой, чтобы претендовать на роль вождя, однако редкий для Северного Кавказа уровень религиозного знания стал причиной того, что его речами заслушивались разные народы, исповедовавшие ислам. Мансур призывал мусульман Кавказа окончательно и бесповоротно оставить пережитки языческих культов и не соответствующие исламскому закону обычаи, а также прекратить всякую вражду между собой, в том числе оставить обычай воровства, и жить единым обществом, управляемым по шариату.
Первоначально его проповеди не носили выраженного антироссийского характера, однако идея религиозного братства и объединения стала находить широкий отклик в сердцах разных народов, так как мусульманское население в этом стало видеть серьезный противовес колониальной экспансии России. Учение Мансура пересказывалось из уст в уста в Чечне, Ингушетии и Дагестане, среди осетин-мусульман и кабардинцев, уцелевших от истребления ногайцев, переселившихся в горы и принявших ислам терских казаков (в то время были и такие). Назревавшее объединение кавказских народов, тем более на основе исламского вероучения (то есть, они становились потенциальным союзником Османской империи), не могло не встревожить российские власти. Служивший в то время на Кавказе русский офицер сообщает в своих записках, что Мансур «проповедует слияние всех враждующих племен Кавказа в единый народ – царство пророка (т. е. Мухаммада, – З.Я.)». К тому времени на Северном Кавказе существовало свыше тридцати русских поселений с общим количеством жителей около 30 тыс. человек. В 1785 г. Екатерина II учредила кавказское наместничество; первым императорским наместником на Кавказе был назначен П. Потемкин, ставка его находилась в крепости Екатериноград (сегодня – станица Екатериноградская в Кабардино-Балкарии).
Чтобы пресечь дальнейшее распространение идей исламского единства на Кавказе, российское командование в начале июля 1785 г. направило в родное селение Мансура Алды военную экспедицию под командованием полковника де Пиери. Основной силой экспедиции был Астраханский пехотный полк, усиленный батальоном Кабардинского егерского (стрелкового) полка, двумя гренадерскими ротами Томского пехотного полка (что-то вроде сегодняшнего спецназа) и сотней терских казаков. Целью ее был захват или убийство Мансура. Однако население Алдов заблаговременно оказалось предупреждено дружившим с местными чеченцами казаком (сказались столетия тесного соседства терских казаков с исконным кавказским населением), большинство жителей селения, в том числе сам Мансур, покинули свои дома и укрылись в лесах. Заняв село, отряд де Пиери сжег его и перебил немногочисленных остававшихся там жителей, после чего двинулся на розыск сбежавших.
В то время равнинные чеченцы недавно освободились от феодального господства кабардинских князей и кумыкских шамхалов, поэтому не слишком хорошо были известны российской администрации. У русских поселенцев на Кавказе представление о чеченцах и близкородственных им ингушах ассоциировалось с удручающей нищетой. Равнинные земли Чечни и Ингушетии в тот период из-за своей засушливости мало подходили для земледелия, в горах же густо росли леса, сокращавшие площади, подходящие для выпаса скота, а высокогорные пастбища были пригодны для использования только летом. Время от времени на Чечню продолжали совершать грабительские набеги князья соседних народов, что, конечно, тоже не способствовало интенсивному развитию хозяйства. Периодически чеченцев посещал настоящий голод, от которого умирало население. В условиях хозяйственной нестабильности у чеченцев и ингушей не сформировалось выраженной знатной прослойки, зато особенно сильно консервировались родоплеменные отношения, связанные с важностью коллективного труда и производства. Несмотря на тоже развитый патриархальный уклад жизни, у чеченцев и ингушей отсутствовало собственническое право главы семейства на детей: каждый мужчина, способный носить оружие, в первую очередь должен был подчиняться возглавляемому старейшинами роду, и имел право по своему усмотрению покинуть родительский дом. Подавляющее большинство чеченцев и ингушей жило бедно, пользуясь лишь весьма скудным натуральным хозяйством; в Чечне не было своих князей и, соответственно, грозных княжеских дружин.
Российское командование не знало в полной мере об исключительном воинском искусстве чеченцев, которые в условиях тяжелой бедности были вынуждены постоянно отражать набеги соседних феодалов. В партизанской и полупартизанской тактике чеченцам и ингушам не было равных на Кавказе, и они, восполняя потери в хозяйстве, сами часто совершали дерзкие стремительные набеги на кабардинские и дагестанские владения. Не имея большого количества материальных ценностей, чеченцы, кроме того, крайне ценили свою независимость и, едва освободившись от господства соседних правителей, считали всякую власть выше власти своей родовой общины злом и пороком.
Разыскивая скрывшихся из селения жителей, экспедиция де Пиери без особой опаски принялась обшаривать лесистые ущелья в ближних горах, где войскам невозможно было даже развернуться в правильном боевом порядке. И здесь весь отряд попал в организованную чеченцами засаду, возглавляемую лично Мансуром. В завязавшемся жестоком бою погибло абсолютное большинство солдат и казаков, включая самого полковника де Пиери. Оставшиеся в живых сто шестьдесят два человека попали в плен чеченцам, в том числе ставший позже знаменитым военачальником грузинский аристократ П. Багратион. Также чеченцы захватили две пушки. Со времени начала активной российской колонизации Кавказа это было первое серьезное поражение русских войск, которым до того обычно сопутствовал успех.