Пока пряха пела последний куплет, всадник успел настолько приблизиться к ней, что, подняв голову, она смогла хорошо рассмотреть его костюм и черты лица. Это был красивый молодой человек лет двадцати пяти, в шляпе с широкими полями, с пером огненного цвета, то стелившимся по полям шляпы, то развевавшимся в воздухе от ветра. Из-под его головного убора, оставлявшего бо`льшую часть лица в тени, сверкали красивые черные глаза, с одинаковой легкостью загоравшиеся как пламенем гнева, так и огнем любви. Помимо прочего, всадника отличали прямой нос прекрасной формы, слегка приподнятые усы и великолепно очерченные губы.
Юноша, несмотря на жару, или, вернее, из-за жары, накинул плащ, скроенный подобно американскому пончо с отверстием для головы в середине; он почти целиком скрывал всадника. Под этим плащом из сукна огненного цвета, который вокруг шеи был расшит золотом под стать перу на шляпе, таился, судя по всему, весьма элегантный костюм – на это указывали выглядывающие из-под плаща рукава и ленты шаровар.
Что же касается лошади, с которой всадник будто составлял единое целое, то это было статное животное лет пяти-шести, с круто выгнутой шеей, с развевающейся гривой и с длинным хвостом – одним словом, той прекрасной масти, которую ввела в моду последняя кастильская королева Изабелла. Удивительно, как только всадник и лошадь, обладавшие столь пылким темпераментом, миновали опасные переходы, не скатившись в одну из пропастей Алькасина или Альхамы! Недаром одна мудрая испанская пословица гласит, что у пьяных и у влюбленных свои боги-покровители.
По правде сказать, наш всадник не был похож на пьяного, но на влюбленного походил как две капли воды. Об этом свидетельствовал и тот факт, что всадник промчался мимо нашей девушки, не взглянув на нее и, вероятно, даже не заметив ее, а между тем перед этой красавицей остановился бы даже сам король дон Карлос, умный и сдержанный, несмотря на свои девятнадцать лет. Подняв голову и посмотрев вслед промчавшемуся всаднику, девушка прошептала: «Бедный мальчик!.. Как жаль!»
Отчего же она жалела путника? На какую настоящую или будущую опасность она намекала? Мы, вероятно, узнаем это, проводив нашего всадника до венты[14] «Король мавров».
Чтобы достичь венты, куда так спешил всадник, ему надо было миновать несколько небольших холмов, вроде тех, на котором сидела не замеченная им девушка. Между этими возвышенностями, прорезая густые заросли кустов мирта и мастиковых деревьев, извивалась дорога шириной в восемь-десять футов, не больше; рядом с ней стояли два-три креста, предупреждавшие о том, что соседство с вентой вовсе не избавляло незадачливых путешественников от обычных опасностей. Путники, следовавшие этой дорогой, где погибло столько людей, должны были обладать стальным сердцем, как у первых мореплавателей. Приближаясь к этим мрачным местам, наш всадник ограничился только тем, что проверил, висит ли его сабля сбоку, а пистолеты – у седла. Машинально осуществив эти действия, он, не теряя спокойствия, продолжил опасный путь, пустив лошадь галопом.
Взобравшись на вершину горы, юноша нетерпеливо приподнялся на стременах, чтобы поскорее увидеть венту. Разглядев ее наконец, он пришпорил лошадь, и та помчалась вперед со скоростью вихря, словно желание услужить всаднику прибавляло ей сил. Всадник почти не обратил внимания на дорогу, так как стремился поскорее добраться до венты, и это возымело свои последствия.
Молодой человек не заметил, что в кустах, покрывавших обочины дороги на протяжении четверти мили, притаился десяток людей, которые осторожно поддерживали фитили штуцеров[15], лежавших возле них на земле. Подпустив всадника поближе, сидевшие в засаде разбойники подняли головы и, опираясь на колено, взяли дымящиеся штуцера, затем, немного приподнявшись, поднесли приклады к плечу. Бандиты, заметив, с какой поспешностью едет всадник, тихо говорили друг другу, что, достигнув венты, он обязательно там остановится. Они решили не выдавать себя пальбой на дороге и подстеречь какой-нибудь караван, от которого могло быть гораздо больше наживы, чем от одинокого путника, как бы ни был он богат и знатен.
Порой путешественники оказывались неосмотрительны и предпочитали, рискуя собственной жизнью, защищать свои кошельки. Тогда бравые грабители приветствовали таких путников наведенными на них штуцерами и обращались к ним со внушающей ужас фразой, одинаковой на всех языках и у всех народов: «Кошелек или жизнь!» Если путники продолжали упорствовать, то бандиты, засевшие в кустах, расправлялись с ними, а потом, как добрые христиане, водружали над ними кресты.
Вероятно, мысль об этой опасности и пришла в голову девушке, когда она увидела красивого юношу на коне. Вздохнув, она произнесла: «Как жаль!» Но, как мы уже сказали, люди, сидевшие в засаде, совершенно не обнаружили своего присутствия.
Подобно охотникам, снимающимся с места, если дичь прошла мимо них, некоторые из лежавших в кустах разбойников приподняли головы, а потом встали и вышли из леса вслед за путником. Они направились к венте, во двор которой стремительно въехал всадник.
Во дворе стоял слуга, готовый принять поводья лошади.
– Ячменя для моего коня! Стакан хереса для меня! И роскошный обед для моих друзей, которые прибудут чуть позже!
Не успел путешественник произнести все это, как из окна выглянул хозяин, а у ворот появились грабители. Хозяин обменялся с последними многозначительным взглядом. В глазах у разбойников читалось: «Хорошо, что мы его не остановили!», а у хозяина – «Прекрасная работа!» Пока ничего не подозревавший всадник отряхивал дорожную пыль с плаща и сапог, хозяин обратился к нему с приглашением:
– Входите, сударь! Хоть вента «Король мавров» и стоит в горах, мы, слава богу, не терпим лишений! Наши кладовые ломятся от дичи! В них есть все, кроме зайца. На огне – солянка, к тому же кое-что было приготовлено еще вчера. А если вы немного подождете, то я смогу предложить вам свежую дичь: один из моих друзей отправился выслеживать медведя, спустившегося с гор, чтобы полакомиться моим ячменем.
– Какое соблазнительное предложение! Однако нам некогда ждать возвращения твоего охотника.
– Как бы там ни было, я постараюсь угодить вам, сударь.
– Да уж, постарайся, будь добр. Сеньора, посланником которой я являюсь, – настоящая богиня, питающаяся только ароматами цветов и утоляющая жажду утренней росой! Приготовь для нее самое лучшее из того, что у тебя найдется, и покажи мне, в какой комнате ты думаешь ее принять.
Хозяин открыл дверь в большую чистую комнату с белыми занавесками на окнах и дубовыми столами.
– Вот в этой, – сказал он.
– Хорошо, – ответил довольный путешественник, – налей мне стакан хереса да посмотри, дали ли моей лошади ячменя. И нарви в саду лучших цветов.
– Будет исполнено, – отозвался хозяин. – Сколько приборов?
– Два – для дамы и ее отца. Слуги пообедают в кухне после господ. Да не скупитесь на вино!
– Не беспокойтесь, сударь, когда приказывают так, как вы, можно быть уверенным, что все будет сделано быстро и хорошо!
И как бы в подтверждение своих слов хозяин поспешно вышел и закричал:
– Эй, Хиль, два прибора! Педро, дали ли лошади ячменя? Амапола, беги в сад и нарви цветов!
– Отлично, – прошептал всадник, улыбнувшись, – теперь мой черед.
Молодой человек снял с цепочки маленький шарик из ажурного золота величиной с голубиное яйцо, висевший у него на шее, открыл его и положил на стол. Затем юноша сходил в кухню за горящим угольком, положил его в золотой шарик и бросил на уголек шепотку какого-то порошка. В следующий миг по зале распространилось благоухание, подобное тому, которое ласкает обоняние всякого, кто входит в комнату арабской женщины. В это мгновение появился хозяин. В одной руке он держал поднос со стаканом хереса, а в другой – только что откупоренную бутылку. За ним шел Хиль со скатертью, салфетками и стопкой тарелок и Амапола с огромной охапкой ярких андалусских цветов. Таких во Франции не встретишь, так что их названия мне неизвестны.
– Сделай букет из лучших цветов, а остальное отдай мне, – сказал юноша.
Амапола выбрала лучшие цветы и, составив букет, спросила у него:
– Хорошо ли?
– Прекрасно, – ответил путешественник, – теперь перевяжите его.
Девушка стала оглядываться в поисках какой-нибудь ниточки, тесемки или веревки. Тогда юноша вынул из кармана красную с золотом ленту, очевидно, припасенную как раз для такого случая, и разрезал ее кинжалом. Затем молодой человек передал отрезанную часть Амаполе. Девушка перевязала букет и по приказанию путешественника положила его на одну из тарелок.
Оставшиеся цветы юноша разбросал по полу – от двери до стола. Таким образом, у него получилась дорожка вроде той, которую делают для подносителей святых даров в день праздника Тела Господня. Затем молодой человек позвал хозяина и дал ему золотую монету со словами:
– Вот, возьми за беспокойство, которое я тебе причинил.
Тот поклонился.
– И еще, – продолжал путешественник, – если дон Иниго Веласко де Гаро спросит тебя, кто заказал обед, скажи, что имя этого человека тебе неизвестно. Если же донья Флор поинтересуется, кто усыпал ее путь цветами, кто приготовил букет, кто закурил благовония, ты ответишь, что это сделал ее посол любви, дон Рамиро д’Авила. – И, быстро вскочив на своего прекрасного коня, которого слуга держал под уздцы, он в один миг очутился за воротами венты и помчался по направлению к Гранаде.