О ТОМ, КАК ПЕЙРЕ ВСТРЕТИЛ ПОСЛАННИКА ИЗ ЗАМКА И КАКИЕ ТОТ ПРИНЕС ВЕСТИ

В тот вечер они еще долго беседовали о музыке, и Пейре даже попробовал поиграть на монохорде и гитаре. Как ни странно, немножко приладившись к незнакомым инструментам, он овладел ими и снова снискал успех.

Захмелевшие друзья улеглись спать на соломенных подстилках прямо на полу. Принц спал на специальном деревянном настиле, поверх которого были положены шкуры каких-то животных.

Пейре лежал ближе всех к двери и размышлял о своем успехе и завтрашнем турнире. Ему следовало разыскать учителя, переодеться и прибыть на турнир задолго до других участников, так как он рассчитывал свести знакомства с трубадурами и, может быть, перенять от них новые музыкальные или поэтические идеи.

Внизу слуги все еще шуршали, убирая посуду, подметая полы и закрывая двери. Пейре слушал их приглушенные голоса и думал о том, что для них он сейчас – благородный рыцарь, первый друг принца Рюделя и трубадур, голосом которого они до этого восхищались. Рядом с ним зашевелился Этьен Шерри. Пейре посмотрел в его сторону, трубадур приложил палец к губам и показал знаками, что желает, чтобы Пейре следовал за ним.

Вдвоем они выбрались из комнаты, спустились с лестницы, отодвинули дверной засов и, распахнув дверь, устроились на крылечке. Ночь выдалась прозрачной, так что небо было видно до самого его дна, и звезд на нем светило в десять раз больше обычного.

– Принц, конечно, не музыкант, – гасконец помотал головой, отчего его черные длинные патлы закачались словно диковинные подводные растения. – Но зато он поэт. То есть – поэт в душе и настоящий предсказатель. Клянусь спасением своей души, в жизни не видел человека, который бы чувствовал тоньше и вернее, нежели его высочество.

– Да, конечно, – Пейре сжал губы, боясь высказаться излишне резко насчет способностей столь высокочтимого сеньора.

– Ты не думай, что я или Густав злы на тебя за коня. Для нас лишь бы только принц был весел и здоров. А такое случается нечасто. Поэтому я сам буду молить моего господина и друга, чтобы он взял тебя к себе.

Пейре благодарно пожал руку гасконца.

– Одно только меня беспокоит, завтрашний турнир. – Этьен приблизил свое лицо к лицу Пейре и зашептал: – Я слышал, что правила изменились.

– Что вы имеете в виду? – не понял Пейре, по его спине пробежал предательский холодок.

– Принц может произвести довольно-таки приятное впечатление на турнире, когда ему будет позволено выступить одним из первых. Да так обычно и выходило. Но в этом году, я слышал, будет метаться жребий, и тогда все пойдет, как Бог решит.

– Что такое «жребий»? – Пейре чувствовал, как его начинает трясти, перед глазами все плыло.

– Имена участников будут записаны на специальных табличках и затем положены в мешок или сундук, откуда их станут извлекать попарно. Кто с кем выйдет вместе, тот с тем и будет сражаться. После первого тура проигравшие покинут двор любви, и их таблички будут выброшены из мешка. Второй тур – новые пары, и так далее, пока не останется последний, – он-то и будет коронован.

– Понятно, – Пейре облегченно вздохнул, и тут же гасконец дернул его за рукав.

– Понятно ему… Конечно, с твоими талантами, любезный Видаль, можно далеко идти, и принц не случайно заранее предрекает победу тебе. Но что будет с ним самим, окажись он в паре, скажем, с… – он понизил голос, – с настоящим трубадуром? Думаешь, не позор будет, если сам Рюдель покинет двор любви после первого же тура? И имя его будет брошено в дорожную пыль на потеху голытьбы?

Пейре задумался. Только что новый приятель обещал ему протекцию и теплое место рядом с сюзереном Блайи, и теперь такое. Согласится ли Рюдель принять его после неминуемого позора? Если нет – значит, нужно будет искать других покровителей и сеньоров. Но еще больше, нежели страх за собственную судьбу, Пейре скорбел о той боли и разочаровании, которые должен будет испытать добрейший принц, спасший за несколько часов до этого Пейре жизнь, пригревший его и одаривший своей высокой дружбой.

Сердце рыцаря билось в груди сына кожевника Пьера. И это сердце требовало от него любой ценой, даже ценой собственной гибели и позора, спасти Джауфре Рюделя – трубадура и сеньора неведомой Пейре Блайи.

Давно уже Этьен Шерри видел сны на полу возле ложа принца, начал свою песню первый соловей, и тут же откуда-то из леса ему подпела сова. Пейре услышал стук копыт, черный всадник с факелом в руках въехал во двор гостиницы и спешился, легко скользнув из седла. Пейре поднялся, приветствуя незнакомца. Тот осветил свое лицо факелом.

– Не с одним ли из людей благородного Рюделя я имею честь разговаривать? – вежливо осведомился посыльный. Пейре разглядел на его рубахе крест лангедокского герба, перевитый белыми розами двора любви Фуа.

Пейре хотел было растолкать Этьена или Густава, но передумал. В конце концов послание все равно пролежит до того времени, когда проснется сиятельный принц, передать же письмо дело не хитрое, с этим он мог справиться и без помощников.

– Скажите принцу, что мадонна Эсклармонда, пославшая меня, велела передать ему на словах: заведующий на поэтическом турнире этого года сундуком со жребиями зять графа Роже-Тайлефер подстроит все так, что его высочество окажется в паре с самим Бертраном де Борном! Мадонна в отчаянии! Но ничего уже нельзя сделать – пару часов назад Бертран появился в замке и потребовал, чтобы Каркассонский господин совершил этот бесчестный поступок, в результате которого Рюдель будет уложен в первом же туре! И с этим ничего нельзя поделать. Донна умоляет принца сослаться на какую-нибудь болезнь или старую рану и не появляться на турнире.

Произнеся все это, посланец торопливо вскочил в седло и, махнув Пейре на прощание факелом, поскакал прочь, будто за ним гналась стая голодных волков. Какое-то время молодой человек стоял точно громом пораженный. Что делать? Принц никогда не согласится отказаться от боя, а значит, будет повержен. Повержен, посрамлен, растоптан, унижен. Проклятый Бертран! Пейре был готов зарезать его. Но тогда он бы не услышал песен человека, которым восторгался весь Прованс! Пейре вернулся в комнату, где спал принц. Храповое трио разливалось по трактиру грозным гулом. Казалось, что от этих звуков должна дрожать земля и сотрясаться небесная твердь.

«Спасти принца, но как?» – Пейре перебирал в уме возможные варианты, но ничего не находил. Принца можно было напоить, но Пейре понятия не имел, сколько должен выпить благородный Рюдель для того, чтобы устроители турнира сочли извинительным его отсутствие.

Наконец Пейре осенила смелая идея. Он неслышно поднялся и взял со стола трехструнную гитару принца. Прекрасный инструмент приветствовал его гулом сделанных из воловьих жил и окрученных тонкой металлической канителью струн. Благоговейно Пейре поцеловал гриф инструмента и, опустившись на колени, попросил у гитары прощение за то, что он собирался сделать. А затем, подняв со стола забытый кем-то кинжал, осторожно надрезал одну из струн. При этом Пейре явственно ощущал адский жар, клокотавший у него под ногами. Ему начало казаться, что отец лжи смотрит теперь на него сквозь толщи земли. Да что там толщи, ад был куда как ближе к Пейре – предателю и погубителю прекрасной гитары. Ад клокотал у него под ногами, подтачивая деревянный пол своими огненными языками, казалось, вот-вот земля разверзнется и юный трубадур провалится в самое пекло. По его лицу тек пот, Пейре плакал над гитарой и молил Бога простить его деяние и дать ему силы спасти благородного принца от грозящей ему опасности.

План Видаля был прост и по-детски наивен – таких струн, как на гитаре Рюделя, в Тулузе не было. А если и были, то их следовало еще поискать. Так что, когда бы Джауфре не обнаружил произошедшего, на турнире этого года он выступать не сможет, потому что не успеет.

Загрузка...