Ты – прикольный чувак. Двадцать один год. Временно не работающий, как ты пишешь в анкетах. У тебя два мобильника. Один ты купил сам, другой тебе достался от прадеда, утверждавшего советскую власть в Туркестане. Ты входишь в переполненный вагон метро и внутри Кольцевой линии, где атмосфера насыщена волнами джи-эс-эм и ожиданием теракта, незаметно, опустив руку в карман, вызываешь с одного своего телефона другой, прадедушкин, на который ты записал не модную мелодию, не какое-нибудь прикольное безобразие типа выпускаемых из заднего прохода газов, а электронное пикание. Точно такое же, которое в сериалах про бандитские разборки издает взведенная бомба. ПИ-ПИ-ПИ-ПИ-ПИ-ПИ… Стоишь и ждешь. ПИ-ПИ-ПИ-ПИ-ПИ-ПИ… До следующей станции далеко. ПИ-ПИ-ПИ-ПИ-ПИ-ПИ… Иногда с кем-то случается истерика. Но такие счастливые случаи выпадают не часто. Как правило, люди, которых ты, естественно, за людей не считаешь, стоически стоят, молча молчат, хватая ртом потный воздух, и со страшной производительностью сжигают внутри себя нервы. Драконы бьются на окраине. Их кровь синя и желта.
Твоя мать рвет на себе волосы. Твой отец играет желваками. Твоя младшая сестренка смотрит на тебя с ужасом. Потому что ты предал память прадеда. Ты предал память прабабки. Ты предал память прадеда и прабабки с другой стороны, с отцовской. Ты предал память двоих дедов и двоих бабок. Ты ни во что не ставишь своих родителей. Хоть, если честно признаться, ставить их действительно не во что. Уже для них непосильна ноша кармы. А уж о тебе-то и говорить нечего. На тебе пресечется род (младшая сестренка не в счет). Много всяких девушек и женщин сделают в общей сложности четыреста двадцать абортов от тебя. На том все и закончится. Четыреста двадцать – вдумайся в эту цифру! Это батальон. Если его выдрессировать как следует и вооружить до зубов, то это страшная сила!
Во время войны ты, малолетка, еле дотягиваясь до рычагов управления токарного станка, вытачивая гильзы для артиллерийских снарядов, и представить такого не мог. Что внутри тебя дремлет такая страшная мощь. Не мог представить, потому что мысли твои жадно пожирал свирепый голод.
Но не навеки будет то, в чем усердствуешь. В конце концов, какие могут быть дороги на небе?
Хулы не будет.