У́тром, когда́ жена́ ещё спит, я выхожу́ в столо́вую и пью с жёниной тёткой чай. Тётка – глу́пая, то́лстая же́нщина.
– Как вы ны́нче спа́ли? – спра́шивает тётка.
– Прекра́сно. Вы всю ночь мне сни́лись.
– Ах ты го́споди! Я серьёзно вас спра́шиваю.
– Хорошо́. Бу́дем говори́ть серьёзно… Вас действи́тельно интересу́ет, как я спал э́ту ночь? Для чего́ э́то вам? Е́сли я скажу́, что спало́сь нева́жно, – вас э́то опеча́лит? А е́сли я хорошо́ проспа́л – сего́дняшний день пока́жется вам пра́здником?
Она́ оби́женно отта́лкивает от себя́ ча́шку.
– Я вас не понима́ю…
– Вот э́то ска́зано хорошо́, и́скренне. Коне́чно, вы меня́ не понима́ете… Но когда́ вам не́чего говори́ть – сиди́те мо́лча. Э́то так про́сто. Ведь вы спроси́ли меня́ о проше́дшей но́чи без вся́кой на́добности… И е́сли бы я отве́тил вам: «Благодарю́ вас, хорошо́», – вы спроси́ли бы: «А Же́ня ещё спит?» – хотя́ вы прекра́сно зна́ете, что она́ спит, и́бо она́ спит так ка́ждый день и выхо́дит к ча́ю в двена́дцать часо́в, что вам то́же изве́стно…
Мы сиди́м до́лго-до́лго и о́ба молчи́м. Но ей тру́дно молча́ть. Хотя́ она́ оби́жена, но я ви́жу, как её му́чает мысль: что бы сказа́ть ещё?
– Дни тепе́рь ста́ли прибавля́ться, – говори́т наконе́ц она́.
– Что вы говори́те! Скажи́те, вы наме́рены опубликова́ть э́то наблюде́ние, ещё неизве́стное лю́дям нау́ки, и́ли вы про́сто хоте́ли предупреди́ть меня́ об э́том, что́бы я знал, как поступа́ть?
– Вы тяжёлый грубия́н.
– И во́все я не грубия́н. Заче́м вы сообщи́ли мне, что дни прибавля́ются? Все, вплоть до ма́леньких дете́й, хорошо́ зна́ют об э́том.
Тётка пла́чет. Я одева́юсь и выхожу́ и́з дому.
Навстре́чу мне бы́стро шага́ет чино́вник Хря́кин, торопя́щийся на слу́жбу. Уви́дев меня́, он бы́стро суёт мне ру́ку, броса́ет на ходу́:
– Как пожива́ете, что поде́лываете?
Я заде́рживаю его́ ру́ку в свое́й, де́лаю серьёзное лицо́ и говорю́:
– Как пожива́ю? Да вот я вам расскажу́… Есть не́которые фа́кты, кото́рые вас должны́ заинтересова́ть… Позавчера́ я простуди́лся, – ока́зывается, пустяки́… Достава́л термо́метр, а он…
Чино́вник Хря́кин тихо́нько дёргает свою́ ру́ку, ду́мая освободи́ться, но я сжима́ю её и продолжа́ю:
– Да… Так о чём я говори́л… Беру́ зе́ркало, смотрю́ в го́рло – красноты́ нет… Ду́маю – мо́жно пойти́ гуля́ть. Выхожу́…
– Извини́те, – говори́т Хря́кин, – мне ну́жно спеши́ть…
– Нет, ведь вы же заинтересова́лись, что я поде́лываю. А поде́лываю я вот что… Да. На чём я останови́лся? Ах да… Е́ду я вчера́ – встреча́ю Ма́рью Пота́повну…
Хря́кин вырыва́ет из мое́й руки́ свою́ и бежи́т…
Я рассе́янно иду́ по тротуа́ру и через мину́ту встреча́ю друго́го знако́мого – Игна́шкина. Игна́шкин никуда́ не спеши́т.
– Здра́вствуйте. Что но́венького? Ку́рите?
– Нет, не курю́.
– Де́ньги всё собира́ете? По э́тому по́воду существу́ет…
– Зна́ю. Оди́н друго́му говори́т: «Е́сли бы вы не кури́ли, а откла́дывали э́ти де́ньги, был бы у вас свой до́мик». А тот его́ спра́шивает: «А вы ку́рите?» – «Нет». – «Зна́чит, есть до́мик?» – «Нет». – «Ха-ха!» Да?
– Да, я и́менно э́тот анекдо́т и хоте́л рассказа́ть. Отку́да вы догада́лись?..
Я его́ перебива́ю. Я смотрю́ на его́ споко́йное лицо́ и говорю́:
– А вы счастли́вый челове́к, чтоб вас че́рти побра́ли!
– Почему́ – че́рти побра́ли?
– Тако́й анекдо́т есть. До свида́нья. Заходи́те.
– Спаси́бо, зайду́. Кста́ти, зна́ете но́вый армя́нский анекдо́т?
– Зна́ю, зна́ю, о́чень смешно́. До свида́нья, до свида́нья.
В э́тот день я, кро́ме всего́, попа́л на вечери́нку. Семь челове́к окружа́ли бле́дную ба́рышню[1] и насто́йчиво наступа́ли на неё.
– Да спо́йте!
– Пра́во же, не могу́… Уверя́ю вас, я не в го́лосе сего́дня!
– Да спо́йте!
– Я не люблю́, господа́, заставля́ть себя́ проси́ть, но… Что уж с ва́ми де́лать, – засмея́лась ба́рышня. – Придётся спеть.
Ско́лько в жи́зни нену́жного: снача́ла мо́жно бы́ло поду́мать, что проси́вшие о́чень хоте́ли ба́рышниного пе́ния, а она́ не хоте́ла петь… На са́мом же де́ле бы́ло наоборо́т: никто́ не добива́лся её пе́ния, а она́ безу́мно хоте́ла спеть свои́м ужа́сным го́лосом плохо́й рома́нс. Э́тим и ко́нчилось.
Когда́ она́ пе́ла, все шепта́лись, но на после́дней но́те прити́хли и сде́лали вид, что поражены́ её тала́нтом. «Сейча́с, – поду́мал я, – все бу́дут аплоди́ровать, пригова́ривая: «Преле́стно! Ах, как вы поёте…» Я побараба́нил па́льцами по столу́ и задуше́вным го́лосом сказа́л:
– Да-а… Нева́жно, нева́жно. Слабова́то. Вы действи́тельно не в го́лосе.
Все а́хнули. Я встал, пошёл в другу́ю ко́мнату и наткну́лся там на другу́ю ба́рышню. Лицо́ у неё бы́ло краси́вое, у́мное, и э́то был еди́нственный челове́к, с кото́рым я отдохну́л.
– Дава́йте поболта́ем, – предложи́л я, садя́сь. – Вы у́мная и на мно́гое не оби́дитесь. Ско́лько здесь вас, ба́рышень?
Она́ посмотре́ла на меня́ смею́щимся взгля́дом:
– Шесть штук.
– И все хотя́т за́муж?
– Безу́мно.
– И все заявля́ют, что никогда́, никогда́ не вы́йдут за́муж?
– А то как же… Все.
– И вы то́же така́я?
– И я.
В ко́мнате никого́, кро́ме нас, не́ было. Я о́бнял ми́лую ба́рышню кре́пко, и благода́рно поцелова́л её, и ушёл домо́й немно́го успоко́енный.
До́ма жена́ встре́тила меня́ слеза́ми:
– Заче́м ты оби́дел тётку у́тром?
– А заче́м она́ разгова́ривает!
– Нельзя́ же всё вре́мя молча́ть…
– Мо́жно. Е́сли сказа́ть не́чего.
Жена́ пла́чет, и день мой зака́нчивается са́мой класси́ческой фра́зой:
– Все вы, мужчи́ны, одина́ковы.
Ложу́сь спать.
– Бог! Хоть ты пожале́й челове́ка и пошли́ ему́ хоро́ших-хоро́ших, све́тлых-све́тлых снов!..
Аверченко Аркадий Тимофеевич (1881–1925) – редактор популярного юмористического журнала «Сатирикон». В юмористических рассказах, фельетонах, пьесах-миниатюрах высмеивал пошлость мещанского быта.
1. Почему тётка обиделась на героя?
2. Почему Хрякин не хотел слушать рассказ героя о его простуде?
3. Почему герой не хотел слушать анекдоты Игнашкина?
4. Как пела барышня на вечеринке?
5. Почему герою понравилась другая барышня?
6. Согласны ли вы, что, если нечего сказать, лучше помолчать?