Рита встала и поманила меня рукой. Мы вышли в коридор.
– Вот, – ткнула Секридова пальцем в сапоги, валявшиеся у входа, – это Алискины.
– Дорогая обувь, – кивнула я, – модная, красивая, из натуральной кожи. О! Да еще с фирменным знаком! Послушай, почти такие же можно купить за сто евро, а в бутике ими торгуют по тысяче. То есть, покупая там, переплачиваешь девять сотен! Неужели не жаль денег?
Рита нахмурилась.
– Это богатая баба может прийти на тусню чуть не в пластиковых сланцах, и никто ее не осудит. Всем ясно, не от нищеты в тапках приперла, а потому что так захотелось. А мы, бедные девушки, должны носить самое дорогое и модное, иначе никуда не проникнешь, фейс-контроль не пропустит. Так вот, у Алиски одни сапоги.
– Понятное дело, – вздохнула я, – таких много не купишь.
– Ты не сообразила! – перебила меня Секридова и повторила: – У Алиски одни сапоги.
– Меня это не удивляет, – спокойно подхватила я. – Кстати говоря, поверь мне, есть не менее хорошие марки, и они дешевле.
– Нет, ты определенно дура! – воскликнула Рита. – У Алиски одни сапоги, других нет! В чем она ушла, если обувь лежит в прихожей?
– Действительно, – насторожилась я. – Впрочем, может, она нацепила кроссовки и джинсы?
– Ага, – кивнула Рита, – я тоже так сначала подумала. А потом открыла ее шкаф и увидела: все вещи на месте. Нет лишь вечернего платья, черного с большим декольте и очень короткой юбкой. В таком по улицам днем не пойдешь.
– Ты уверена, что она не натянула брюки?
– Абсолютно! – нервно воскликнула Рита. – У Алиски мало вещей, я их наизусть знаю, мы друг у друга шмотки постоянно берем.
– Допустим, – кивнула я.
– Сапоги тут, – стала загибать пальцы Секридова, – пальто тоже – вон то, велюровое. У Алиски, кроме него, еще куртка имеется, так она висит на крючке. Получается, что Виноградова сегодня, в дождливый день, утопала из дома в совершенно не подходящем платье, босая, без верхней одежды и сумки. На тусню она у меня аксессуарчики взяла, но они здесь сейчас. И в эфире ее не оказалось! Ну, как ситуация?
– Настораживающая, – согласилась я.
Секридова намотала на указательный палец прядь волос, подергала и прошептала:
– Думаю, ты не ошиблась, она лежала в шкафу. Вот… – сильно побледнев, Рита ткнула рукой в нутро гардероба. – Видишь пол?
– Конечно.
– Теперь нагнись и глянь внимательно. Там гвоздь есть…
Я всунулась в шкаф и уставилась на полувывинченный шуруп.
– Нашла? – прошептала Рита.
– Ага, – тоже отчего-то шепотом ответила я.
– Прядь волос светлых видишь?
– Да.
– Это Алискины! – воскликнула Рита. – Она там лежала!
– Сама же говорила, что подруга способна заснуть в любом положении и месте, – попыталась я успокоить Риту.
Но девушка совсем потеряла самообладание. Она вцепилась мне в плечи и заорала:
– Нет! Мне страшно!
Я еще раз обозрела шкаф.
– Алиса способна на дурацкие розыгрыши?
– Не думаю, – мрачно ответила Рита. – Да, она лежала в шкафу, иначе откуда тут ее волосы… Ты точно видела Виноградову!
– Осталось выяснить, каким образом она покинула квартиру, – хмыкнула я.
– Босиком, без верхней одежды, – обморочным голосом продолжила Рита. – Послушай, сегодня ведь пятнадцатое мая?
– Верно, – подтвердила я.
И тут Секридова побледнела, пошатнулась, а затем, странно всхлипнув, медленно опустилась на пол и вытянулась на грязном паркете.
– Рита! – испуганно позвала я. – Тебе плохо? Ответь, пожалуйста! Ау, отзовись…
Но манекенщица лежала без движения. Я кинулась на кухню, принесла стакан воды, начала брызгать на лицо Секридовой, изредка восклицая:
– Ритуля, открой глазки!
В конце концов девушка приподнялась и простонала:
– Пятнадцатое. Ее убили.
– Алису?
– Да.
– Кто?
– Не знаю.
– При чем тут пятнадцатое число?
Рита попыталась встать на ноги, но они отказывались служить хозяйке.
– Нас перепутали, – еле слышно выдавила из себя Секридова.
– Кого?
– Меня и Алиску, – заплакала Рита. – Виноградову убили по ошибке. Пятнадцатое мая… Пятнадцатое! Мая!
– Извини, пока ничего не понимаю, – осторожно сказала я. – При чем тут все-таки сегодняшнее число? День как день.
Секридова протянула мне руку.
– Помоги.
Я подхватила девушку.
– По-моему, тебе следует выпить чаю.
– Пятнадцатого мая умер папа, – не обращая внимания на мои слова, сказала Рита. – Потом погибла Ксюха, и число было то же. День в день ушла мама, затем Лешка. Понимаешь? Следующая была моя очередь. Я хотела судьбу обмануть, думала, Феня права, это дом наш проклятый, но… Видишь! Алиску просто со мной перепутали. Мы похожи, обе блондинки, и на щиколотке татушки одинаковые. А еще именно я вчера должна была Болтова сопровождать. И Виноградова с моей сумкой утопала на тусню, приметная вещица, дорогая, дизайнерская. Сумочка в коридоре лежит. Все одно к одному, а главное – пятнадцатое мая! Ой, дура я, дура! Надеялась, уеду и избегу проклятия! Зачем мне Феня правду рассказала…
По щекам Риты потекли слезы, губы у нее затряслись.
– Меня обязательно убьют. Непременно. Сейчас он просто ошибся.
– Кто?
– Он, она, оно… Феликс Ковалев! Не знаю! Нет, нет! Не хочу!
Громко зарыдав, Рита бросилась в свою спальню. Я побежала за девушкой. Увидав, как она кинулась на кровать лицом в подушку, я села на скомканное одеяло, обняла трясущуюся Секридову и стала гладить по плечу, приговаривая:
– Ну-ну, успокойся.
– Куда бежать?
– Перестань плакать.
– Страшно, страшно, страшно… – с монотонностью робота завела Рита – …страшно, страшно…
Сообразив, что у девушки началась истерика, я попыталась успокоить бедняжку:
– Давай принесу тебе чай.
– Страшно, страшно…
– Я с тобой.
– Страшно, страшно… Меня убьют…
– Конечно, нет.
– Пятнадцатого числа, как всех.
Я наклонилась к Рите.
– Послушай, он, она, оно – или кто там? – убивает именно пятнадцатого мая?
– Да, – всхипнула манекенщица, – абсолютно верно.
– Вот и хорошо.
Рита перестала рыдать и оторвала голову от подушки.
– Издеваешься, да?
– Нет. Я тебя не оставлю ни на минуту, просижу тут до полуночи, то есть до наступления шестнадцатого числа. При свидетеле убийца не посмеет совершить задуманное. Пятнадцатое закончится, и у тебя будет целый год впереди. За триста шестьдесят пять дней я непременно найду того, кто так напугал тебя. Если он, конечно, существует.
Рита всхлипнула:
– Еще как существует! Феликс Ковалев.
– Это кто такой?
– Убийца! Он сумел уничтожить всю мою семью.
– Знаешь адрес парня?
– Ага.
– Говори скорей.
Неожиданно Рита расхохоталась.
– Адрес? Пожалуйста. Кладбище, за оградой у входа. Только, где погост, не знаю.
– Он умер?
– Молодец, сообразила! – попыталась справиться с истерическим смехом девушка. – Очень ты умная, я бы не дотумкала, что труп зароют, обычно их снаружи оставляют… Ха-ха-ха!
Я встала и, не говоря ни слова, пошла к выходу.
– Ты куда? – закричала Рита.
– Домой, дел полно.
– Бросишь меня тут? – завопила Секридова. – Обещала же посидеть до полуночи! Я боюсь оставаться одна. Погоди!
– Позови кого-нибудь из подруг, – мирно предложила я, – или сама к ним поезжай, а у меня времени на всякое идиотство нет. Прости, конечно, но это ты, похоже, решила надо мной поиздеваться.
Секридова вскочила.
– Пошли чаю попьем.
– Ты уже и так налилась им и ни разу не предложила мне чашку.
– Не обижайся. Мне правда очень страшно.
– Боишься умершего Феликса Ковалева? – усмехнулась я.
Рита устало кивнула:
– Да. Выслушай меня, все не так просто. Теперь я уверена: убить хотели не Алиску. Пожалуйста, не уходи!
Ощущая себя героиней пьесы абсурда, я села в кресло.
– Говори, только без соплей. Спокойно изложи факты.
Рита закивала:
– Это старинная семейная легенда. Мои предки были богатыми людьми, имели дворянский титул и владели тысячами душ крепостных крестьян…
Я скрестила ноги.
После революции 1917 года пришедшие к власти большевики начали планомерно уничтожать дворянство как класс. Населению страны репрессии объясняли просто: всякие там баре – угнетатели рабочего люда, Салтычихи мерзкие. Вот сейчас отнимем у них богатство, раздадим его нуждающимся и заживем счастливо. Сначала пострадали члены очень известных фамилий: Оболенские, Трубецкие, Волконские, Гагарины… Потом карающий меч палачей добрался до менее родовитых семей, до купцов и богатых крестьян, следом начали вырезать средний слой.
Долгие годы в СССР не имелось дворянства. И вдруг в начале девяностых чуть не у каждого второго бывшего советского человека обнаружились родовитые предки. Сначала я удивлялась, читая в журналах рассказы звезд о бабушках и дедушках, танцевавших на придворных балах. Потом спросила себя: «Что же люди раньше-то писали в анкетах? Кадровики ведь тщательно проверяли сотрудников. Неужели работники первого отдела выполняли свои обязанности спустя рукава? Или наши писатели, актеры и ученые слегка приукрашивают ситуацию? Может, их предки и бывали на балах в Зимнем дворце, но не в качестве дорогих гостей, а в ранге лакея или горничной?»
Вот и Рита сейчас самозабвенно пела песню о своих корнях.
– Волковы – старинный род, – абсолютно не подозревая о моих мыслях, торопливо говорила Секридова, – прапрадедушка был меценатом, у него в усадьбе жили художники, писатели…
– Может, попытаешься приблизиться к современности? – улыбнулась я. – И потом, насколько помню, твоя фамилия Секридова.
– Верно, – не смутилась Рита.
– При чем тогда тут богатые дворяне и меценаты Волковы?
– Мой папа был Петр Михайлович Волков, – пояснила Рита, – маму звали Анна Ильина. Нас имелось трое, детей в смысле. Лешка, Ксюха и я.
– Как же ты в Секридову превратилась?
– Да очень просто, – пожала плечами Рита, – замуж вышла.
– И где сейчас супруг?
– Хрен его знает, – вздохнула Рита, – самой иногда интересно. Не виделись мы… э… уж не помню сколько. Лет пять, а то и больше. Он пьяница был, потом на наркоту подсел. Один раз ушел из дома и не вернулся. Если честно, я только рада была, сил уже не осталось Костю терпеть. С «торчком» жить невозможно.
– Так ты не в разводе?
– Не-а, – хмыкнула Рита. – Юридически нет, а фактически давно с муженьком не встречалась. Думаю, он уже покойник. Ты меня выслушай внимательно.