В этот раз, впервые за все тридцать лет Жекиных межконтинентальных перелетов, по техническим причинам рейс отложили на девять часов. Экипаж отослали спать, пассажирам раздали бесплатный ужин и оставили их в зале ожидания. Многие легли на пол, покрытый ковровой обивкой, в том числе она, сын же просидел на полу всю ночь, прислонившись спиной к стене. Горел свет, ночная жизнь в зале ожидания все же шла, уснуть не удалось, только полудрема. Утром экипаж прошел через зал ожидания на рейс под аплодисменты пассажиров.
В самолете спать она не умела, такая же полудрема в течение десяти часов, затем несколько часов пересадки в Европе, и еще несколько часов до Москвы. До дому они добрались с воспаленным от бессонницы сознанием и рухнули в полуобморочный сон, они выделили на него два часа. Теперь это был сон, хоть и длился недолго.
По первому звуку будильника она вскочила, голова болела, тело не держало. Сын встал беспрекословно, молча, больной от недосыпа. Они потеряли два часа на свой полуобморочный сон, но иначе они не смогли бы теперь идти в больницу, быстро, пешком, по раннеосенней улице, разговаривать с персоналом, найти реанимацию, в необходимых заботах прожить день до вечера.
Но не пришлось. Из первой же двери вышел медицинский работник:
– Вам разве не звонили?.. Два часа назад…Нет, теперь вас туда никто не пустит.
Только несколько лет спустя, когда шок хоть и постепенно, но все же проходил, она поняла, что не допустить к телу матери, чей только что отошедший дух – в смятении и ждет, – преступление, неважно, совершено оно по ведению или неведению, и надо было настоять и прорваться к телу матери любой ценой. Но она тогда, видимо из-за шока, не сообразила и даже не оценила ситуацию.
Они не успели увидеть её живой.
– Она не захотела остаться, – сказал младший сын. – Она почувствовала, что мы здесь, успокоилась и ушла.
Её удивил ход мысли сына и то, что он подтвердил её собственный.
Мама… Она же бабушка Полина… её независимая и самостоятельная личность не допускала остаться недееспособной на руках чужой судьбы – дочерней судьбы, которую она не принимала до последнего дня, но и не осмеливалась ей препятствовать, отчего и страдала неутешно.
Довольно того, что дочь безропотно несла этот груз материнских страданий за её судьбу – теперь, в своем состоянии между небом и землей, мать это увидела. Да и небо ей показалось бесспорным прибежищем, она выбрала его, ни секунды не сомневаясь. Последние несколько лет перед приездом старшего внука она жила одна и держалась. После приезда внука – попала в реанимацию.
– Она расслабилась, – сказал младший сын. – Держалась, пока была одна, а как брат приехал – расслабилась.
Этот младший.. оказался проницательным.