Рождественские истории дедушки Суарри - читать онлайн

– Как почувствуешь хлыст на своей шкуре, знай – избавление близко. Человек твой уже родился. Терпи! Ищи глазами и сердцем. И человек вернёт тебя туда, откуда ты родом, где найдёшь ты покой.

… В Марбурге Флюгер случайно угодил ногою в городской люк. И всё потому, что Гельдъегер, дабы занять тёплое местечко на ярмарке, так гнал хлыстом своих коней, что те чуть было не свалились на мостовой. Ноги у них и без того заплетались от дальней дороги, а тут ещё и на спины обрушился град хозяйских ударов. Но другие кони были моложе Флюгера, а вот он за годы работы на торговца ёлками совсем заездился. И везти хозяина на ярмарку с запада на север, жуть, как не хотел. Но вот, оказавшись в наряженном к празднику городе, Флюгер почувствовал себя весьма странно. Сердце у него забилось часто, как у жеребёнка, хлебнувшего свежего молока. И давай Флюгер глядеть по сторонам, да всматриваться в глаза прохожих в поисках «того самого своего» человека. Гельдъегер заметил, что Флюгер слишком рассеянный, еле плетётся, на дорогу не смотрит, и решил приободрить его хлыстом… А тут и люк приоткрытый на пути затаился. Подвернул конь ногу, провалился, застрял. Гельдъегер заохал, ветеринара давай кликать. Долго тот шёл, а когда объявился, вынес вердикт:

– Пристрелить его проще, чем вылечить. Ноги не молодые, жеребёнком скакать уж точно не будет. Решай, хозяин.

Но избавляться от коня просто так Гельдъегер не желал. Хоть монетку, хоть две, да хотел бы он напоследок выручить. Вот и привёл его на ярмарку, как товар, приукрасил гирляндами и бантом. Ну, а дальше…

– Пророчества, судьба, случайности… Сумасшедший дом – одним словом, – покачала головой Дафна, – Главное, чтобы мама нас всех не поубивала. Остальное не так страшно. Ну, с Богом! – сказала девочка и осторожно постучала в дверь.

Мирра открыла не сразу. Всё вытирала руки от зелёной краски, да так до конца и не вытерла.

– Дафна! Девочка моя, вот ты и дома… – воскликнула Мирра, но увидев за спиной дочери лохматого большеглазого коня, а в руках треснувший аквариум с лиловой рыбкой, замерла. Лицо её вытянулось, побелело. Мирра прищурилась. Потёрла глаза. Поморгала. Ей казалось, что мираж с конём и рыбкой испарится сам по себе. Но картинка не менялась. Тогда Мирра спросила, – Дафна, ты собираешься открывать зоопарк? Прямо здесь, в доме?

– Мамочка, я всё объясню. Позволь нам войти? Флюгер болен, да и Алифье нужна помощь. Гляди, аквариум треснул…

– Флюгер? Алифья? Дафна, где ты их взяла?

– Дамочка, впустите нас. Не лето на дворе! Меня Дафна притащила с юга, конь сам прискакал. Чего не ясно? – вмешалась Алифья. Но вместо того, чтобы пригласить всю троицу в дом, Мирра, услышав требовательный голосок летучей рыбки, упала в обморок.

– Ну вот и сказали правду, – вздохнула Дафна, – Давайте-ка все в дом. Согреемся, а там, глядишь, и умные мысли в голову придут. И мама очнётся.

…Солнце уже попрощалось с Марбургом, оставив на небе лишь скромный блик своей золотой улыбки, автограф минувшего дня. В доме было тепло и тихо. Лишь поленья в камине трещали на разный лад сплетнями о зиме. Всё бранили её за то, что в последнее время она зачастила с метелями.

Мирра открыла глаза уже за полночь. И вот, что увидела: посреди зала, уткнувшись мордой в подушку, дремал бурый конь. Рядом, свернувшись калачиком, сопела Дафна. У её ног громко храпел Сальвадор, а Марлен и Алифья играли в покер. Правда, вместо карт они ходили свеженькими открытками, теми, что Мирра всё же нарисовала за день.

– Ты жульничаешь! – ворчала Алифья, – Думаешь, если достала меня со дна морского, значит можно меня в открытки обыгрывать? – стыдила она Марлен. А та лишь весело отжуживалась и делала новый ход.

– Почему ты разговариваешь? – тише тихого спросила Алифью Мирра, – Что вообще здесь происходит?

– Мы в открытки играем! – серьёзно сказала Алифья, – Я проигрываю.

– Это невозможно… и пожалуй, возмутительно, – покачала головой Мирра.

– Возмутительно то, что человек после одного из своих дней рождений, что случается в его жизни с двадцатой или тридцатой зимы, перестаёт верить в чудеса и волшебство. Забывает язык природы и становится…тревожным полудурком, или полудурой, уж простите…– сказала Алифья, – Его постоянно что-то тревожит: слишком длинный нос, слишком скучная работа, слишком кислое молоко, слишком раннее утро… а вот самого важного он уже и не замечает. Мама-Мирра, ты в детстве с рыбами, или с птицами разве не говорила?

– Я говорила с морем, – призналась Мирра, подползая к Алифье на четвереньках, , – Ну и с рыбами немного. Так мне же было… Лет пять, семь… Но ведь это не нормально! Не нормально говорить с тем, кто не может тебе ответить, – чуть не заплакала Мирра, пытаясь доказать то, во что сама-то не верила.

– Так я же тебе отвечаю… Уверена, что в твоём детстве и рыбы, и птицы и бабочки – всё говорили с тобой на одном языке. Ах, у нас ещё и конь говорящий! Давай-ка, разбужу его? Он тоже что-нибудь скажет, – предложила рыбка, – А вообще, не нормально это, когда всё нормально. Вот это ненормально! Хвостом чую!

– Господи… Что за напасть? Ну пусть будет так… Аквариум тебе починить надо, клею бы отыскать, – задумалась Мирра, – Или новый аквариум купить… Деньги, пожалуй, ещё остались.

– Предостаточно, – рассмеялась Алифья, – На большой аквариум хватит! Я бы ещё не отказалась от сладостей и более романтичного домика. Дафна выбрала наспех. Мне не по вкусу.

– Ясно…А что значит «денег предостаточно»? – нахмурилась Мирра и глянула на Дафну. Та уже просыпалась.

– У дочери своей и спроси. Она у нас за всю бухгалтерию отвечает, а я устала! – Алифья зевнула, и бросив Марлен последнюю открытку, сказала, – Ну, проиграла я, вот держи! Все твои.

Дафна сладко потянулась и промурлыкав что-то себе под нос, открыла глаза. Флюгер проснулся следом.

– О, мамочка! Ты пришла в себя, – обрадовалась Дафна, – Ох, Флюгер твоя шерсть! Она пахнет еловыми ветками, я думала, будто уснула в лесу… – захихикала она.

– Дафна… Нам нужно кое-что прояснить, – сказала Мирра, осторожно переступив через хвост коня и пробравшись к своим краскам, – Ох, закрыть бы их, а то затвердеют…

– Спрашивай, мамочка.

– Откуда все эти животные? Я хочу знать правду!

– Говори смело, – ехидно прошептала Алифья, – Зуб даю – всё равно не поверит.

Дафна потрепала коня за гриву, сухую, как осенняя трава, и набравшись смелости, сказала:

– Море живое! Понимаешь?

– Понимаю, – кивнула Мирра.

– Нет, картина, та, что ты нарисовала. Она живая. Ночью в неё, в картину можно нырнуть, а вынырнуть уже совсем в другом месте! Так вот… Я пару раз так и сделала. Первый, когда сокровища искала, а второй…

– Всё! Достаточно! Ерунда какая-то! – затрясла руками Мирра да так, что выронила кисточку, – Как можно нырнуть в стену? Как?

– Просто… Иногда с разбегу, – спокойно ответила Дафна.

– Ну, давай! Ныряй с разбегу, а я погляжу, – с вызовом скомандовала Мирра.

Алифья и Марлен залились от смеха, Сальвадор в ужасе запищал, а Флюгер встревоженно заметил:

– Не стоит с разбега… Так и лоб расшибить можно.

– Господи Иисусе! И правда, разговаривает… – схватилась за голову Мирра, – Ну, хорошо! Хорошо, тогда я нырну. Договорились?

– Не уверена, что ты этого хочешь… – прошептала Дафна, – Нужно сначала поговорить с водой.

– Да что ты несёшь? Дафна! Может, у тебя жар? Я сейчас же вызову врача. Мне кажется, что ты сошла с ума.

– Нужно попросить воду о помощи и хорошенько подумать о море. Надо любить море, понимаешь? Любить всей душой, – пыталась объяснить Дафна, – А уже потом прыгать в волны по самые пятки!

– Да что ты вообще знаешь о море? – рассердилась Мирра. И как бросилась с разбегу на стену. Сальвадор и Марлен расступились, Флюгер вытаращил глаза, а Мирра уже не в силах притормозить, сложила руки «рыбкой» и как прыгнула… Бамс!

Картина не ожила. Волны не подставили пенную подушку. И удар был сильным. Мирра стекла по стене, как разбившееся яйцо. И застонала. На лбу у неё мгновенно выросла шишка, да и всё тело заныло в ожидании фиолетовых синяков.

Все молчали. И только Алифья так расхохоталась, что Мирра тут же пришла в себя. Она попыталась встать, но ноги воспротивились. Тогда Мирра ещё крепче прижалась к стене и закрывшись ладонями, зашептала:

– Я же сама выдумала его, живое, а оно снова оставило меня с синяками…

Вдруг раздался стук в дверь. Причём довольно настойчивый. Мирра и Дафна переглянулись. Они были похожи на встревоженных серых зайчих, почуявших шаги охотника.

– У нас конь в доме… – только и вымолвила Мирра.

Дафна схватила аквариум с Алифьей и потащила его в кладовую, в старый подпол. Неглубокий, но вполне пригодный для мелких вещей под названием «хлам».

Сальвадор и Марлен по привычке скрылись за камином. А вот Флюгер так и лежал посреди комнаты, воображая себя невидимым.

– Куда же тебя спрятать? – суетилась Мирра. Ведь стук с каждым мгновением становился громче. А значит, незваный гость не собирался уходить.

– Набрось на него плед! – сказала Дафна, – А ты, Флюгер, претворись… диваном! Сможешь? Только не сопи и не пыхти! Я тебя подушками забросаю.

– Дышать можно? – прошептал конь.

– Не желательно, – ответила Дафна, – Кто бы это мог быть? – спросила она Мирру.

– Ума не приложу! К нам гости давно не ходят, – ответила мать.

И вот за дверью послышался голос:

– Фрау Илиади! Немедленно откройте. Или я вызову полицию, – этот надменный петушиный тон принадлежал господину Шверпахту.

– Какие нелёгкие ветры занесли к нам этого кровопийцу? – обронила Мирра, направляясь к двери, словно сбитая сачком бабочка.

– Ох, ох, ох, – покачал головой пристав, глядя на хозяйку, – Мирра Илиади, вы не спешите открывать дверь, не спешите платить по счетам… Вы вообще никуда не спешите? Ну, конечно, безработный гражданин не знает, что такое спешка…

– Позвольте, заметить. Работа у меня есть. Я – художница, если вы забыли, – сказала Мирра и пригласила пристава войти.

– Ну и запах у вас, госпожа Илиади… Вчера здесь пахло иначе, – отметил гость.

– А мы на свалке подобрали старый диван, – вмешалась Дафна, – Но ведь старый не значит плохой. Правда? Пахнет, да… Но запах вскоре выветрится… Вы присаживайтесь. Он очень мягкий, – приветливо улыбнулась девочка.

– На свалке… – хмыкнул гость, – Спасибо, я постою.

– Присаживайтесь, присаживайтесь, – настаивала Дафна, – Мы отмыли его от птичьего помёта и кошачьей…

– Дафна! – остановила дочь Мирра, – Принеси нам с господином Шверпахтом чаю.

– Хорошо! – кивнула девочка, и сдерживая смех, посеменила на кухню.

– Могу я узнать, что привело вас вновь так скоро? – спросила Мирра незванного гостя.

– Платить по долгам придётся быстрее, чем я думал. Иными словами – завтра. А иначе придётся вас выселить. К тому же есть парочка семей, которые были бы не прочь переехать в ваш дом. Что скажете, госпожа Илиади?

– Но… Вы говорите о больших деньгах, которые мы…

– Можем заплатить прямо сейчас! Напомните сумму, – ворвавшись в гостиную со звенящими чашечками горячего чая заявила Дафна.

– В вашем доме финансами заведует дочь? – удивился пристав, изогнув свои брови тонким зигзагом.

– О, да! Маме некогда, она рисует, – объяснила Дафна, – Вот ваш чай. Чёрный. Без сахара. Или вам подсластить?

– Благодарю, не стоит.

– Не стоит благодарностей, – улыбнулась Дафна. И сделала такой важный вид, с каким не грех было бы прочесть и послание самого короля, – Вот, деньги. Пересчитайте.

– Дафна, но ты же не собираешься… – перепугалась Мирра.

– Собираюсь. Мамочка, ты заработала честно. А значит, и заплатить нужно. Тоже честно. Зачем нам долги?

– Вчера вы сказали, что у вас нет ни единой монеты, – прищурился пристав, досчитав всё до конца.

– И не было! – вновь ответила Дафна, – Но маме заплатили за её превосходные рождественские открытки. Вот, глядите, она ещё нарисовала!

– Я не любитель всяких художеств, – признался гость, – Но взглянул бы на столь драгоценные открытки. Позволите?

– Вот, пожалуйста, – смутилась Мирра, протягивая приставу стопку своих работ.

Картинки и правду вышли чудесно. Победив болезнь, в полуденной тишине, наслаждаясь чаем и миндальным печеньем, Мирра пробудила свою фантазию и создала на бумаге десятки сказочных миров, где птицекрылые оленята кружили в рождественском танце, взбивая своими копытцами сонные снежные облака, а дух Рождества раскладывал подарки в миллионы разных мешочков, больших и маленьких. Где голубоглазые крольчата вязали зимний покров, чтобы укрыть им землю, а полярные совы, сговорившись с белками, свесили лапки с серебряных веток, и распевали праздничные песни. Пироги медовые и клюквенные, сахарные конвертики и фотики, хвалёные Миррой – все эти и другие лакомства манили господина Шверпахта в дивный мир праздничных открыток.

– Весьма забавно, – нарочно сухо сказал он, – И что, люди это покупают?

– Да, и охотно, – на сей раз уверенно ответила Мирра, – Рождество, знаете ли, все хотят дарить друг другу радость.

– Какая радость от этих кроликов и белок? – не понял гость, – А, впрочем, ладно. Долг вы отдали. И будем надеяться, что впредь вы будете вовремя платить по счетам. Рождество-то не вечное… Когда-нибудь вам придётся нарисовать что-то более серьёзное.

– Может, вы хотите портрет? – вмешалась Дафна.

– Благодарю… Лучше нарисуйте наших министров. Они вполне этого достойны. Ах, да! – уже у дверей господин Шверпахт вдруг остановился, – Дайте-ка мне вон ту открытку. С оленями.

– О, прекрасный выбор! – всплеснула руками Дафна, – Вам она понравилась?

– Не то, чтобы… В общем, это для дочери. Любит она всяких лесных зверюшек. Маленькая ещё, – признался пристав, – Сколько с меня?

– Это подарок. Пусть все мечты вашей дочери исполняются, – сказала Мирра, – С наступающим Рождеством.

– Ох, это приятно. Неожиданно как… Спасибо. Я ей передам, – смутился Шверпахт, и надев на голову свою чёрную шляпу, учтиво попрощался.

Стоило двери захлопнуться, как в гостиной раздались громкое чихание и кашель.

– Я дышу! Дышу, ура! – с радостью воскликнул Флюгер и сбросил с себя кучу подушек и колючий старый плед, – А-а-апчихи! Ой!

– Прости, что сказала, будто мы нашли тебя на свалке, – рассмеялась Дафна.

– На свалке жизни, – усмехнулся в ответ конь.

– Чудеса… Других слов у меня нет, – сказала Мирра, – Ну, хорошо. Я верю в то, что конь и рыба могут говорить. Верю в то, что Марлен отныне наш друг. Но вот откуда ты берёшь деньги? Так много денег!

– Точно не ворую. Всем на свете клянусь. Сказать правду? Ведь не поверишь. В море же не поверила, – хмыкнула Дафна.

– Не поверила… – согласилась Мирра, – Вон оно меня как! Синяками одарило.

– Это не оно, это стена. Море – оно глубже. В общем, не важно, – махнула рукою Дафна, – Мамочка, скоро Рождество! И нам нужна ёлка, гирлянды и всё такое! Столько забот. Ах, да… Ещё Флюгера вылечить надо.

– Позовём ветеринара, – предложила мать.

– Никак нельзя, – воспротивилась Дафна, – Его какой-то уже осматривал и сказал…

– Проще пристрелить, – пропыхтел Флюгер.

– Плохи дела, – вздохнула Мирра, – Я никогда не лечила лошадей. Но мы обязательно что-нибудь придумаем.

Так и решили – «что-нибудь придумать». И дни в предрождественской кутерьме полетели быстро-быстро. Никто уже и не помнил, что на дворе: понедельник или вторник, среда или суббота? А может быть новая неделя ещё и не начиналась? Всем были безразличны понедельники. Все ждали Рождество.

– Ну, вот, аквариум новый у Алифьи есть, булочек сладких для Марлен я прикупила, для Сальвадора сыр нашла! Гляди, с какими дырками! «Маасдам пахучий», – прочитала Мирра, выкладывая на стол аппетитные покупки, – Мука, орешки, корица – это всё для нас. Будем христопсомо печь. Ты не против?

– Я – за! – отрапортовала Дафна, которая уже как несколько дней не ходила в школу. С личного разрешения матери.

– Как думаешь, Флюгеру в сарае удобно? – спросила Мирра.

– Там бы лампочку заменить, а то темно слишком! Сена достаточно. Спит, Флюгер хорошо. Не жалуется, – заметила Дафна, – Ой, мамочка! – вдруг воскликнула она, – А где же розовая водица? Как без неё христопсомо-то печь?

– И без неё обойдёмся… – отмахнулась Мирра, – Погоди! А ты разве рецепт знаешь?

– Знаю, немного… Вот розовая водица должна быть.

– Что сказать? Всё у нас есть, кроме неё. Значит, и без неё обойдёмся. Беги, напои Флюгера, а я пока тут тесто приготовлю.

– Я мигом! – пообещала Дафна и унеслась в сарай.

Стоял синий вечер. Ветер отвернулся от Марбурга и устроившись на левом боку, попросил не беспокоить его до утра. Звёзды забрались на небо, и давай играть на клавишах лунного света свою призрачную мелодию, такую неуловимую для человеческих ушей.

Дафна с ведром воды наперевес шагала к сараю и любовалась блестящей каймой берега Лана. Она тосковала по Пепе. И надеялась, что и та тоже немного тоскует. И вдруг Дафна заметила тень! Нет, к Пепе она не имела никакого отношения. Тень прошмыгнула вдоль забора и мгновенно скрылась за могучими деревьями, не оставив за собой ни следа, ни звука. Пожалуй, лишь пряный еловый дух, но и он тут же слился с ароматами сонной окраины. Дафна поёжилась и оглядевшись по сторонам, юркнула в сарай. С тех пор, как они вместе с Алифьей и фрау Фогель удрали от полиции, девочку не покидало чувство тревоги. Но ни матери, ни Сальвадору, никому Дафна об этом не говорила.

– Как ты, Флюгер? – спросила она, погладив коня по горячему носу.

– Не спится… Совсем не спится. Хоть и хорошо мне у вас, и Марлен свои песни поёт, и Сальвадор свои шутки шутит, и вы меня кормите, да в телегу не впрягаете, но хочется…свободы. Такой, чтоб бежать мне по полю, а лучше по мели речной иль морской, да чтоб ветер играл моей гривой!

– Может быть, ты ошибся и я не «тот человек», которого ты искал? – спросила Дафна.

– Тот, тот… Только время ещё не пришло. Я чую, – сказал конь, – И ещё чую опасность. Алифья, она тебе ничего говорила?

– Нет. Так я и не спрашивала, – призналась Дафна, – А если тебе не спится, то я могу помочь. Есть у меня одна штуковина. Сейчас! – и Дафна унеслась домой. За светозарной раковиной. Матери объяснять ничего не стала. Просто вбежала в дом, закутала своё сокровище в новый овечий шарф, и снова исчезла.

– Вот, гляди, – протянула она Флюгеру морское чудо, – Это волшебная раковина. Так говорят.

– Кто говорит? – недоверчиво спросил конь.

– Дядюшка Софоклос. Ты его не знаешь, он моряк… Так вот: нужно приложить раковину к уху и тогда ты услышишь древние, сладкие песни русалок. Они могут убаюкать кого угодно. Даже этого, как его? Морена они баюкали!

– Это ещё кто? – не понял Флюгер.

– Ой, долгая история. Лучше тебе не знать, а то не уснёшь, – сказала Дафна, – Я раковину у тебя оставлю. Песни послушаешь и спи! Только маме её не показывай, договорились?

Флюгер кивнул. С осторожностью обнюхал раковину, лизнул её и причмокнув, отметил:

– Солёная. И сладкая. А знаешь, больше кислая! И горькая!

– Не ешь её, а слушай, – рассмеялась Дафна, – Спокойной тебе ночи! А я побегу помогать маме христопсомо печь, а то она, кажется, не помнит, как это делается!

– Доброй ночи, Дафна! Бородатая цыганка Зура говорила, что по-настоящему мы начинаем жить ночью, когда ноги наши спят, а душа, напротив, мчится навстречу приключениям.

– Ох, сплюнь! И копытом постучи, – вздохнула девочка, – Я бы от приключений немного отдохнула!

Итак, оставив светозарную раковину Флюгеру, Дафна поспешила к матери. А та уже приготовила тесто и принялась дробить грецкие орехи и фундук. Все: Сальвадор, Марлен и даже Алифья внимательно следили за стряпнёй в надежде на то, что рано или поздно Мирра и им подбросит лакомый кусочек.

– Дафна, и чего ты носишься туда-сюда? Что у вас с Флюгером за дела? – спросила мать.

– Ничего такого! Так, поговорили о том, о сём! А ты корицу в тесто уже положила?

– Положила.

– А что же делать с розовой водицей? Где ж её взять? – взгрустнулось Дафне.

– Говорю же, и без неё обойдёмся. Я добавлю в тесто немного красного вина. Так тоже делают, – заметила Мирра.

– Ох, мамочка! В рождественском хлебе важен каждый ингредиент. И корица, и мёд, и вино, и орехи и мука – всё эти вкусы, как мгновения жизни. Нет жизни без радости, нет её и без слёз, благодарности, дружбы, прощения – всё это…

– Дафна! – чуть не рассыпав горсть ароматных орешков, воскликнула Мирра, – Да где ты это слышала? От кого?

– Одна старая женщина сказала, когда свой хлеб пекла, – призналась Дафна. Она говорила о тётушке Хрисе, чьи слова мелодично кружили в её памяти.

– Моя мама… – прошептала Мирра, – Также говорила и моя мама.

Сальвадор, Марлен и Алифья с удивлением поглядели на Мирру и Дафну. Алифья хотела что-то сказать, но вдруг передумала и махнув хвостом, скрылась в своём крошечном каменной замке с парадными водяными флажками.

Сальвадор будто бы невзначай подскочил к Мирре и ловко вытащил из её ладони аппетитный орешек, а Марлен уселась Дафне на плечо и настоятельно посоветовала:

– Вжи-жи-жи. Жи-жи-жи-жи…

– Думаешь, я что-то поняла? – хмыкнула Дафна. Она подошла к матери и обняла её. А Мирра вся сжалась, и будто на мгновение сама стала маленькой-маленькой семилетней девочкой.

– Моя мама Рождество больше всех праздников любила – сказала Мирра, – Запасётся самой лучшей мукой и пряностями. И давай печь самый вкусный хлеб. Вот, помню, замешивает тесто и молится. Благодарит святых за щедрую землю и воду. Просит о здоровье и благополучии. А хлеб у неё знаешь, какой румяный получался, будто из печи она само солнце вынимала, – вот Мирра закрыла лицо ладонями и прошептала, – Я так давно не видела маму.

– Так может быть, отправиться к ней? – оживилась Дафна.

– Жива ли она? Жив ли отец? Ах, нет. Нельзя! Нельзя возвращаться туда, где тебя не ждут.

– Не ждут? Папа и мама и не ждут? – захлопала глазами Дафна. И подскочила на месте, словно резиновый мяч, – Так не бывает! Ждут! Очень даже ждут.

– Доченька, и откуда ты всё знаешь? Скажи ещё, что в стену прыгнула и море тебя к дедушке с бабушкой принесло?

– Думаю, так оно и было, – вздохнула Дафна.

– Да ну? И какие они, твои дедушка и бабушка? Ворчат, бранятся, а дед всё курит и курит?

– Они хорошие… Ну, ворчат. А дед всё курит и курит. И о тебе вспоминает, – ответила Дафна.

– А ну, прекрати! Прекрати сочинять, – отмахнулась Мирра, – Ещё одна такая история и я сойду с ума. Нет, нет, в таком настроении нельзя печь рождественский хлеб. Дафна! Давай договоримся! Отныне ты не выдумываешь разные истории про наше, то есть про моё прошлое? Достаточно того, что в нашем доме завелись говорящие звери и ты каким-то чудным образом разбогатела… Меня всё это пугает. Хватит, хватит чудить.

– Договорились, но кое-что я ещё скажу!

– Давай, – согласилась Мирра.

– Каждое Рождество возле их дома собирается толпа девчонок и мальчишек. Они поют песни и хвастают друг перед другом игрушечным корабликами. А старики всё ждут, ждут, что когда-нибудь в этой толпе появится и их дочь, и скажет «я вернулась».

– Это всё?

– Это всё.

– Тогда ложись спать, а с хлебом я сама разберусь, – сказала Мирра.

– А я думала, хлеб – дело семейное. Надеюсь, ёлку мы наряжать вместе будем? – насупилась Дафна.

– Вместе. Завтра утром её привезут.

– Кто привезёт? – встрепенулась Дафна.

– Я на ярмарке у одного бородатого мужичка присмотрела пушистую-пушистую, большущую. Он сказал, что и на дом доставит.

Дафна перепугалась, но виду не подала. Только про себя подумала: «если тот «добрый мужичок» и приедет, то лучше им с Флюгером ускакать подальше от дома». Да только как? Нога-то у коня болела пуще прежнего.

– Я на рассвете Флюгера попроведую. Ты ёлку без меня получай, а я пока покормлю его, пока напою… – затянула Дафна.

– Хорошо, хорошо. Ёлку получить – много ума не надо. Спокойно ночи, доченька.

Не успело солнце протрубить о рассвете, как Дафна, убежала к Флюгеру. Когда точно прибудет ёлка, она не знала. Но решила убраться из дома, как можно раньше. А Флюгер уже проснулся и с радостью встретил свою хозяйку.

– Спал, как жеребёнок, – потягиваясь, объявил он, – Сны видел волшебные! Никогда бы не подумал, что песни вот этих твоих русалок, лучше цыганской скрипки баюкают! Только вот с утра чувство меня странное посетило, тревожное…

– Кажется, к нам пожалует Гельдъегер с ёлкой, – прошептала Дафна, – Но ты не бойся, не дрожи. Мы из сарая не выйдем. Я заперлась изнутри. Так что ему сюда не попасть.

– То-то у меня копыта зудели! – сказал конь, – Ускакать бы далеко-далеко…

– Это я уже слышала, – усмехнулась Дафна.

– Ветер, знаешь ли, дует южный. Это редкость в ваших краях, – признался Флюгер, – И он велит следовать за ним. Я и рад бы, да нога меня подводит… О! Ты слышишь?

– Что слышу? – подскочила Дафна.

– Повозка к дому подъехала. Кони пыхтят, – навострил уши Флюгер, – Ты была права, там Гельдъегер.

– Давай притаимся… – зашептала Дафна.

– Давай, – согласился Флюгер. И тут же, как чихнёт. Даже сам испугался.

– Ты чего? – всполошилась девочка.

– Пылинка в нос попала… А-а-апчхи! Вот и снова. А-апчхи!

Дафна чувствовала, что торговец ёлками уже где-то близко. Вот-вот и он пройдёт мимо сарая. А если ему взбредёт в голову распахнуть дверь? А если он увидит своего коня?

– Немедленно перестань чихать! – велела девочка, – Слышишь, шаги?

Шаги принадлежали Мирре. Она пригласила бородача в дом. И тот, взгромоздив себе на спину мохнатую ёлку, поплёлся следом за хозяйкой. Прильнув ухом к хлипкой двери, Дафна услышала:

– Это самая большая ёлка, – хвастал Гельдъегер, – Чтобы игрушки на верхушку повесить, придётся на стул вставать, или на лестницу. Есть у вас лестница?

– Найдётся… В сарае, кажется. Ещё от старых хозяев осталась, – сказала Мирра, – О! Сейчас и погляжу.

– Вам помочь? – осведомился бородач.

– Не стоит, я и сама…

«А-а-пчхи» – раздалось из сарая. И следом ещё три таких же «а-а-пчхи».

– Будьте здоровы, – хмыкнул Гельдъегер, – Кто у вас там? Куры, небось, расчихались?

– Нет, кур у нас нет, – улыбнулась Мирра, и потянула дверь на себя. Но та была заперта.

– Заклинило? – спросил бородач.

– Не знаю, попробуйте вы, – и Мирра уступила место Гельдъегеру.

Тот дёрнул дверь, да так, что она жалобно скрипнув, сорвалась с петель. И впустила в сарай волну свежего утреннего ветра. Мирра от неожиданности «ойкнула». Гельдъегер виновато пожал плечами.

– Не рассчитал силы, – сказал он. И тут же с любопытством шагнул в сарай, – Да, кур у вас нет. Здесь вообще никого нет. А! Вот и лестница.

– Совсем никого? – удивилась Мирра, и тоже вошла внутрь.

– Совсем. Вот, лестница! Она, пожалуй, и чихала. Ну, что? Тащить её в дом?

– Будьте любезны, – кивнула Мирра.

– А дверь, дверь я вам сейчас на место поставлю… Она у вас, простите, на честном слове держалась. Или, как говорят на со…

– Поняла! Спасибо, спасибо. Вы, пока разбирайтесь, а я вам чаю заварю. Чай будете?

– Нет, нет. Ярмарка уже ждёт! Торговать-то всего-ничего осталось. А после Рождества ёлки никому не нужны, – сказал Гельдъегер. Поставил на место дверь, взял в одну руку лестницу, другой обнял красавицу-ёлку и кряхтя от натуги, поплёлся в дом.

По сараю гуляла призрачная тишина. Сено, растревоженное ворвавшимся ветром, лениво возвращалось на свои налёженные места. И вдруг «фоус-фоус-лампс!» и откуда не возьмись, в сарае вновь появились Дафна и Флюгер. Вернее не появились, а проявились там же, где они были. Как на старой фотоплёнке. Она замерла у дверей, он прятал морду в сено.

– Что это было? – дрожащим голосом спросила Дафна, – Кажется, он нас не заметил… А вот я заметила что-то очень странное.

– Будто тебя ударили по голове мятным леденцом, а потом прокатили сразу на всех каруселях Городского сада?

– Да, вроде того! – часто заморгала Дафна.

– Кажется, мы сделались невидимыми… И ты проявилась первой. Я следом, – попытался объяснить Флюгер.

– Как это произошло?

– Я не уверен, но как только Гельдъегер сломал дверь, я испугался и случайно ударил копытом о раковину, она зазвенела и вся налилась морским цветом, ну а дальше – «мятный леденец и карусели…»

– Выходит, она не просто волшебная. А невероятно волшебная, сильнейшая. Боже мой! Сколько всего она умеет… Но мне необходимо вернуть её обратно морю.

– Её хозяин – море?

– Думаю, так. А её хранитель – некий…мифический дельфиний царь. Я хотела расспросить о нём Теоса Кима, но мне так и не удалось вновь увидеть его…

– Расспрашивать царя о царе? Да это невежество! – воскликнул конь, но тут же затих, вспомнив, что Гельдъегер ещё рядом.

– Царя о царе? – переспросила Дафна.

– Теос Кима – он и есть царь дельфинов! Или существует ещё какой-то царь? – смутился Флюгер.

– Кто, кто, кто Теос Кима? Царь дельфинов? – пробормотала Дафна и припав к Флюгеру, вытаращила глаза, – Кто тебе это сказал?

– Мать родила меня в воде… Это тебе уже известно, – напомнил Флюгер, – У берегов красногорной земли. Мимо проплывали дельфины. Следили за покоем ночных кораблей. И вот один дельфин, огромный, словно синий кит, остановился. Приблизился к моей матери, и сказал, будто благословляет рождённого в воде, то есть – меня. Что отныне вода станет моим спасением, в ней же обрету я великую славу. Мать спросила, с кем имеет честь говорить? Дельфин представился: «Теос Кима, царь синих дельфинов, страж бирюзовых вод». Вот и вся история.

– Этого не может быть… Получается, что я лично знакома с царём? – удивилась Дафна, – Но почему же он мне об этом ничего не говорил? Да и я дурёха! Сама могла догадаться… Он и правда, похож на царя, только корону не носит…

– Настоящему царю корона лишь мешает, – вымолвил Флюгер и вдруг как навострит уши, – О, Гельдъегер уходит! Может, ещё раз копытцем по раковине? Да и испаримся?

– Нет, думаю, во второй раз он в сарай не сунется…

Дафна была права. Гельдъегер дуто громко распрощался с Миррой. Приказал своим коням, гнать на ярмарку. И те, словно обезумевшие, рванули прочь.

– Ух, кажется, сегодня нам крупно повезло! – выдохнула Дафна, – Гельдъегер ничего не заметил, можно преспокойненько наряжать ёлку! Флюгер, а давай, и ты вместе с нами? Я с мамой договорюсь…

– Ты иди, а я здесь побуду. Раковину твою ещё поизучаю! Занятная вещица. Но думается мне, всё-таки нужно вернуть её хозяину… Да поскорее.

– Боюсь, это будет непросто, – загрустила Дафна, – Мама теперь пристально следит за каждым моим шагом. А картина…ну, морская, та, что у нас дома…

– Понял, понял…

– Её словно подменили. Шепчу на неё, шепчу, а она не оживает.

– А чего шепчешь? – спросил Флюгер.

– Прошу о встрече с Теосом Кима. Хочу отдать ему раковину… А ещё хочу вновь увидеть Хрису и Софоклоса, – призналась Дафна.

– Это ещё кто?

– Не поверишь, кажется, это мои бабушка и дедушка.

Флюгер, задумчиво пожевал губами, и прихватил немного сена. То пришлось ему по вкусу, и Дафна поняла, что на этом их разговор окончен. Она уже подошла к двери, как вдруг Флюгер сказал:

– Вот ты всё просишь, просишь… А ты возьми и наоборот – предложи.

– Кому? Морю? Но что я могу ему предложить? Оно же такое…могучее! – пожала плечами Дафна.

– Порой, даже могучие нуждаются в помощи, – ответил Флюгер и вновь вернулся к сену.

А Дафна вернулась домой, где её ждала великолепная, высокая, душистая рождественская ёлка, а ещё: Сальвадор, Марлен, Алифья и тысяча вопросов от Мирры.

– Куда ты запропастилась? В сарае тебя не было? Вы, что же, ускакали в поля? Нога у Флюгера больше не болит? Почему ты меня вновь ни о чём не предупредила?

– Мамочка, мы с Флюгером сначала испарились. А потом появились вновь! – спокойно ответила Дафна.

– Куда? Куда вы испарились? – не отставала Мирра.

– Сама не знаю. Раз и всё! Южный ветер действует на нашего Флюгера ободряюще, – честно сказала Дафна. Она уже давно решила, что на все вопросы матери будет отвечать честно. А зачем что-то придумывать, если Мирра одинаково не верит ни в правду ни в ложь, – А давай наряжать ёлку, – предложила Дафна, светясь от радости и предвкушения, что скоро в их доме всё заблестит и засверкает зелёными, красными и жёлтыми огоньками.

До Рождества оставалось дня три. Дом Илиади светился чистотой. Заброшенный мольберт Мирры совсем ожил, и запестрил набросками будущих картин, скрипучий пол скрылся под ворсистым ковром из лавки господина Тёппича, огонь в камине пережёвывал белые поленья, окна хвастали свежими кружевными занавесками и бордовыми портьерами с зимним узором. Сальвадор учился рисовать маслянистыми обломками пастэли. Марлен увлеклась французским языком, а Алифья собрала из водных пузырьков свою собственную рождественскую ёлку и теперь боялась даже вздохнуть, чтобы та случайно не растворилась.

В глубине души Дафна даже благодарила мать за то, что та устроила ей такой «зимний домашний арест». Она наслаждалась каждым часом, проведённым в уютных стенах в компании трудолюбивого старика-камина. А мятный чай с шоколадными конфетами лишь прибавлял ей праздничного настроения. Что скрывать? На школьный бал Дафна и не собиралась, а уж учиться со склочными одноклассницами ей не хотелось и подавно. И пускай Мирра отныне следила за каждым её шагом, зато у Дафны был полный дом новый друзей и море. Да ещё целая ёлка не загаданных желаний.

– Мамочка! А где же игрушки? – спросила Дафна, пытаясь отыскать в кладовой красную картонную коробку с ёлочными шарами.

– На самой верхней полке! Осторожно, ничего не урони там, – ответила Мирра и оглядев ёлку поняла, что Гельдъегер был прав. Чтобы дотянуться до верхушки, понадобится лестница, – Ох, какая же ты красивая, – сказала она, поглаживая колючие еловые ветки.

– А вот и коробка! – подскочив к матери воскликнула Дафна.

– Ой, напугала! – вздрогнула Мирра, – Ну, давай, поглядим, что там у нас есть?

– Шары, шары, шары. Заяц! Белка! Серый слон, – затараторила Дафна, – Ещё заяц, только с барабаном. Он из чего, мамочка?

– Папье маше! Волк, овечки… А вот и ангелочки, – обрадовалась Мирра, словно сама увидела все эти игрушки в первый раз, – Златокрылый, снежнокрылый и с арфой.

– Трубадур и свинопас! Мамочка, а из чего сделан этот свинопас? Сколько смотрю, а не понимаю, – спросила Дафна, разглядывая блестящую игрушку с гладкими голубоватыми боками.

– Думаю, из камня. Возможно, из халцедона! Только хорошенечко обточенного. Человеком или водой, – предположила Мирра.

– Водой?

– Ну, да. Вода и камень точит. Не слышала разве? – улыбнулась мать.

– Наряжайте шарами! – вдруг вмешалась в разговор Алифья, – Шаров вам мало что ли? Что за зоопарк? Зайчики, овечки, белочки…

– Не ворчи, Алифья! – рассмеялась Дафна, – Чем тебе игрушки не нравятся?

– Шарами, говорю, украшайте! Они, вон, деревянные. Точно не разобьются. Кто это вообще придумал, стекляшками ёлку украшать? Опасно и непрактично.

– Зануда, – прошептала Дафна, – Зато стеклянные игрушки – красивые!

– И бьются! – повторила Алифья, – Хвостом чую, ничего хорошего из этого украшательства не выйдет.

– Что же ты предлагаешь, ёлку без игрушек оставить? – вытаращила глаза Дафна.

– Да ну вас! – обиделась рыбка, – Но знайте, я предупредила!

– Это предсказание? – улыбнулась Мирра.

– Вроде того, – кивнула рыбка, – Чешуёй чую, что Дафна что-нибудь да разобьёт.

– Ну, это не страшно. Подметём! Метла-то у нас есть, – отмахнулась Дафна.

– Метла здесь не поможет… – вздохнула Алифья и закрыла глаза, – Вижу, как реки просят о помощи. Вижу великий шторм, дельфинов в алмазных доспехах, и тебя, Дафна, я тоже вижу… Только хвост у тебя вместо ног, да плавники вместо рук огромные… И шумно-шумно-шумно! Всё бурлит… Реки бегут, но… Ах! – вскрикнув, Алифья схватилась за голову и упала на дно аквариума.

Дафна и Мирра растерялись.

– Алифья, что с тобой? Тебе дурно? – подбежала к аквариуму Дафна, – Может: печенья, цитрус или червячка?

– Дурнее не бывает… – слабо ответила Алифья, – Сама не пойму, что значит это видение. Но предупреждаю…

– Хорошо! Мы не станем наряжать ёлку стеклянными игрушками и даже шарами! – пообещала Мирра и внимательно оглядела свою дочь, – Какие ещё плавники? Какой хвост? Ребёнок, как ребёнок. Ох, с вами можно с ума сойти. Давайте обедать, а уж после, с новыми силами примемся за ёлку.

Все согласились. Обед пришёлся на лютую вьюгу. За окнами так побелело, что ничего: ни двора, ни дороги, ни берега Лана, невозможно было разглядеть. «Чудесное время для домашних посиделок в компании газет, печатной машинки да чашечки пряного какао» – сказал бы какой-нибудь старый писатель. В такие дни частенько кажется, что и огонь в камине светит ярче, и постельные подушки стали мягче, а все суетные звуки вдруг спряталась в невидимой коробке и уснули. Лишь вьюга всё напевала свою излюбленную песню, где восхваляла саму себя и желтоглазую королевну зиму.

Дафна наполнила свою миску горячей фасолью. И отломив кусочек пышного христопсомо, пожелала:

– Ангела за трапезой.⁴⁴

– Незримо предстоит, – ответила Мирра. И усадила рядом с собою проголодавшегося Сальвадора, – А тебе, орехи и семечки. Не хватай!

Обедали молча. Однако все вокруг: кружевные занавески, огонь в камине, деревянный пол и даже гостья-ёлка знали, что и Дафна и Мирра, и Марлен и Сальвадор в эти секунды думают о видении Алифьи. Алифья тоже думала, но ещё тише. Чтобы не испугаться своих же мыслей.