Молодой ассистент Мартиниуша встретил нас в Гданьском аэропорту имени Леха Валенсы. Часы показывали 16:45 по местному времени. Мы вышли из самолета и с наслаждением глотнули пропитанный солью воздух. Прямо на моих глазах с каждым вдохом к маме возвращался нормальный цвет лица.
– Тебе лучше? – спросила я, когда она наконец размяла ноги.
– Ты даже не представляешь насколько, – улыбнулась она.
Наш сопровождающий представился Антони Баранеком и сообщил, что работает личным ассистентом Мартиниуша почти три года. Он был высокий, широкоплечий, с коротко остриженными светло-рыжими волосами и обнажающей зубы улыбкой. Антони крепко пожал руку каждого, кто вышел из самолета, в том числе и мою. Говорил он глубоким голосом, в котором слышался тяжелый польский акцент, придававший ему особый шарм. У помощника заказчика были светло-карие глаза с длинными темными ресницами и полные, натурально красные губы. Облик его показался мне чуточку нескладным: на контрасте с широкими плечами талия, пожалуй, выглядела слишком узкой.
Антони весь сиял и светился здоровьем, точь-в-точь как персонаж мультфильма или герой комиксов. На его румяных щеках проглядывала однодневная щетина. И еще он был таким высоким, что мне приходилось вытягивать шею, чтобы рассмотреть его лицо.
Я знала, что девчонки наверняка сочли бы Антони весьма сексуальным, но мое сердце не дрогнуло, а в животе не запорхали пресловутые «бабочки», о которых Джорджейна и Сэксони то и дело рассказывали нам с Акико. Конечно, я понимала, что парень великолепен – как, скажем, восход солнца или какое-нибудь произведение искусства. Надо бы украдкой сфотографировать ассистента заказчика и показать подружкам. Тем более что риск вполне оправдан: девчонки точно по достоинству оценят его внешность. Как и все высокие парни, лучше всего Антони смотрелся бы рядом с Джорджейной, решила я. Из этих двоих получилась бы удивительно милая пара – с их-то несуразно длинными конечностями и исполинским очарованием.
Несколько человек, приехавших вместе с Антони, помогли нам погрузить оборудование в черные грузовики. Я села в спортивный автомобиль и, взглянув на окружающий мир через затемненные стекла, почувствовала себя героиней шпионского кино. По предложению Антони, мы с мамой поехали в одной машине вместе с ним, Саймоном и Тайлером.
– Как здорово, что теперь я смогу попрактиковаться в английском с носителями языка, – порадовался поляк, когда мы отправились в путь, и попросил нас исправлять любую допущенную им ошибку. – Прошу вас, – умоляюще произнес он, сложив руки, словно в молитве, после чего положил широкую ладонь на сердце, – окажите мне эту честь и тем самым избавьте меня от возможного унижения в будущем.
Мы дружно расхохотались, но не из-за его слов, а от того, с каким выражением он их произнес. Что-то мне подсказывало, что поправлять его нам не придется: уж больно красиво поляк говорил по-английски.
Как и большинство мужчин, Антони глаз не мог отвести от моей мамы. Я отметила, что из вежливости он старался смотреть на нее лишь украдкой и, бросив взгляд, тотчас отворачивался. Конечно, я оценила его усилия, ведь, как правило, мужчины пялятся на маму без всякого стеснения. Бедняги и не подозревали, что перед ними русалка: существо, которое при помощи своих чар способно без труда соблазнить кого угодно, стоит ей лишь пожелать (хотя жертвами ее обаяния нередко становятся и те, кто ей безразличен или неприятен).
Да, мама не просто очень красива, но и обладает врожденным очарованием сирены, которым далеко не всегда пользуется осознанно. Интересно, как бы она себя повела, если бы сама захотела кого-то очаровать? При мысли об этом я невольно вздрогнула и в тысячный раз подумала, что у отца не было никаких шансов перед ней устоять. Еще неизвестно, кому из них повезло больше, ведь быть женатым на морской деве не так и просто. Было бы ему легче, если бы он знал, кто она такая? Или это стало бы тяжелым ударом?
Поместье Новака располагалось недалеко от Гданьска, в сорока минутах езды от аэропорта. Город оказался чудесным, таким я и представляла его по фотографиям, найденным в Сети. По пути нам встретилось множество водных пространств, ярких зданий, стоящих вплотную друг к другу, а еще церквей, каналов и необычных парков. Я буквально прилипла к окну и с нетерпением ждала возможности прогуляться по всем этим живописным местам.
Когда мы выехали за пределы города, за окном пронеслась вереница уютных приморских деревень. Я ухватилась взглядом за золотые песчаные пляжи, сверкающую на солнце голубую воду и вздымающиеся пеной волны. Подметила и деревья, такие пышные и зеленые, а открыв окно, вдохнула свежий запах моря, навевавший воспоминания о доме.
Антони перекинул руку через сиденье и повернулся к нам.
– Так вот она какая – знаменитая ныряльщица, о которой все время говорят в новостях, – он стрельнул ухмылкой в нашу сторону, и до того она была ребяческой, что я вдруг подумала: наверное, к Мартиниушу парень попал сразу после университета.
Мама скривила губы. Я не знала, как трактовать ее реакцию: то ли сказанное поляком вызвало у нее раздражение, то ли показалось смешным, но ответа от нее не последовало. Впрочем, не было и вопроса. Такова сущность сирены: поддерживать вежливый разговор, чтобы произвести приятное впечатление на собеседника, ей совсем не интересно.
Повисла неловкая пауза. Антони прокашлялся и наконец продолжил:
– Мартиниуш распорядился, чтобы я устроил приветственный ужин в вашу честь. Разумеется, после того как вы отдохнете. Он с нетерпением ждет встречи с командой, а больше всего желает увидеть именно вас, Майра.
При этих словах сидевший рядом с нами Тайлер закатил глаза. Он тоже знаменит в мире дайвинга и занимается подводными погружениями дольше, чем я живу на этом свете. Само собой, мамин коллега очень уязвлен тем, что оказался в тени ее славы: в отличие от него, она и десяти лет не проработала в этой сфере. Пора бы Антони перестать так неприкрыто ее расхваливать. Но ведь бедняга поляк не подозревает, что у мамы и без того напряженные отношения с командой.
Антони немного рассказал нам о местах, которые мы проезжали, и наконец наш автомобиль остановился у гигантских ворот, выкованных из чугуна и украшенных причудливыми фигурами, наводящими на мысль о бурлящей пузырями воде. В том месте, где ворота соединялись, я увидела две позолоченные зеркальные фигурки русалок. Хвосты их изгибались, соединяясь посередине, а затем вновь разделялись, закручиваясь изящными кольцами. Мы с мамой переглянулись. Она хитро мне подмигнула, а я улыбнулась в ответ. Да, мама и впрямь была живой легендой – во всех смыслах этого слова.
Когда мы въехали на территорию поместья, я разинула рот от удивления, позабыв о правилах вежливости. Владения Новака оказались столь чудесными и ухоженными, что мы тотчас потеряли интерес к разговору. В конце длинной подъездной дороги, усаженной деревьями и цветущими кустами, возвышался особняк из красного кирпича. По обе стороны огромного двора стояли каменные стены, увитые глицинией, которая еще не зацвела, а по стенам самой усадьбы расползся плющ.
Остановившись на полукруглой дорожке, мы вышли из автомобиля, ступили на гравий и вытянули шеи, с любопытством разглядывая окрестности. Пока ребята разгружали грузовики, я фотографировала. Девчонки будут в восторге, когда увидят это место. Глаза мои горели от усталости, а сердце трепетало от охватившего меня волнения.
По широким каменным ступеням навстречу нам спустились трое мужчин и две женщины, одетые в военно-морскую форму, подхватили наш багаж и понесли его ко входу в особняк.
– Отнесите их в апартаменты Мушля, – распорядился Антони, указав на наши с мамой чемоданы. Вслед за ним мы поднялись по лестнице, вошли в особняк через одну из множества открытых двустворчатых дверей главного входа и оказались в гигантском мраморном холле с огромной широкой лестницей, которая вела на большую площадку, а дальше разделялась, уходя вправо и влево. Вдоль полуоткрытых коридоров верхних этажей тянулись сложные, искусно сделанные перила. Я также заметила картины и гобелены, на которых в основном были изображены морские пейзажи. Окинув взглядом окружающее меня великолепие, я подняла глаза и увидела над головой массивную люстру. Тут мое внимание привлекла картина, висящая над главными дверями. На ней была запечатлена широкая панорама моря с высоким парусником на горизонте. На переднем плане прямо из моря вырастала скала, о которую бешено бились волны, разбрызгивая пену во все стороны. На скале сидела желтоволосая русалка. Она провожала взглядом проплывавший вдали корабль. Плечи ее были грустно опущены. Я пихнула маму локтем и указала ей на картину.
– Хм, – вот и все, что она сказала.
Подошли другие служащие Мартиниуша. Антони заговорил с ними по-польски. Поприветствовав нашу иностранную делегацию, они повели бо́льшую часть сотрудников к другому входу.
– Я провожу вас в ваши апартаменты, – сказал нам Антони. – Они на третьем этаже.
Поднявшись по лестнице один пролет, на площадке я увидела резной столик из красного мрамора, который украшала статуэтка русалки. Она была изготовлена из дерева и казалась очень старой. Антони остановился, позволив нам ею восхититься.
– Любопытная вещица, – отметила я. – Похоже, все здесь посвящено одной теме.
– Мартиниуш происходит из старинной династии коллекционеров, – пояснил Антони. – Сирена украшает фамильный герб Новаков, поэтому они всегда питали страсть к произведениям искусства, персонажи которых – русалки.
– А разве не все люди их обожают? – искренне удивилась мама.
– По легенде, если погладить ее грудь, это принесет удачу, – продолжал поляк, пока мы разглядывали русалку. Груди статуэтки были натерты до блеска: видимо, их без конца гладили те, кто верил в эту байку. – Как статуя Джульетты в Вероне.
Я посмотрела на маму и ухмыльнулась. Она шлепнула меня по попе и нарочито строго сказала:
– Как маленькая.
– Вы тоже здесь живете? – поинтересовалась я у Антони, пока мы поднимались на третий этаж.
– У меня свои апартаменты, – подтвердил он. – Живу я в Гданьске, а здесь могу остановиться, если того требует работа. Я буду в особняке, пока не завершится операция по подъему корабля.
Мы прошли через дверь, на которой висела медная табличка с выгравированной надписью: «Апартаменты Мушля». Антони пояснил, что в переводе с польского это означает «морская ракушка». Номер был обставлен в морском стиле, как и все, что мы видели в особняке. Интерьеры казались старомодными, но роскошными. В нашем распоряжении было пять комнат, включая две спальни, каждая с огромной кроватью. При обеих спальнях имелись собственные ванные комнаты, а из гостиной открывался вид на сад и подъездную дорогу. Если бы не высившиеся повсюду деревья, на горизонте виднелось бы море.
– Я едва не поссорился с Мартиниушем, предложив ему срубить несколько дубов, чтобы вид из окон был более эффектным, – пояснил Антони. – Но поскольку эти деревья растут здесь со времен его прадеда, он никак не может с ними расстаться.
Во входную дверь постучали, Антони пошел открывать. Парень в униформе доставил наш багаж. Вместе с Антони, весело болтая по-польски, они занесли чемоданы в номер. Наверное, их связывают дружеские отношения, решила я.
– Ну что же, не буду вам мешать, – сказал Антони, когда весь багаж оказался в просторной прихожей. – Встретимся в холле в половине седьмого. Я покажу вам обеденный зал, – с этими словами он удалился, закрыв за собой дверь.
Когда поляк ушел, мы с наслаждением растянулись на одной из кроватей. Я посмотрела на маму и нахмурилась, заметив синяки у нее под глазами.
– Устала?
– Очень. Долгие перелеты – сущий ад. Так сразу не очухаешься.
Мы отнесли мои чемоданы в одну спальню, а мамины – во вторую. Я переоделась в пижаму и задернула занавески. А мама закрылась у себя в комнате. Мне захотелось вздремнуть, но я так устала, что мне никак не удавалось расслабиться. Поворочавшись немного, я решила внимательно осмотреть спальню и тогда заметила, что у стоящей на прикроватном столике лампы основание выполнено в форме русалки, а на обоях изображены плавающие сирены и другие морские создания.
В эту минуту я в сотый раз спросила себя, какой была бы моя жизнь, если бы я родилась с генами русалки, и сколько должно пройти времени, прежде чем мама покинет меня навсегда. При мысли об этом я испытала до боли знакомое чувство пустоты, всякий раз окутывавшее меня словно туман, стелющийся над морем.
Гены русалки передаются только от матери к дочери. Когда у сирены рождается девочка, для нее это истинное воплощение счастья. Как только дочка будет готова, она сможет увести ее в океан. Если же на свет появляется мальчик, он навсегда останется человеком. Рождение мальчика – горькая радость для русалки. Как бы крепко она его ни любила, рано или поздно зов океана возьмет верх и вынудит ее бросить и сына, и мужа. По-другому не бывает. Но в моем случае все оказалось сложнее: хотя я и родилась девочкой, путь в русалки был для меня заказан. Мама никогда не слышала, чтобы дочь сирены не смогла принять свой истинный облик. Гены передавались девочкам в ста случаях из ста, поэтому со мной явно произошла какая-то досадная аномалия. Мы сделали все, что только смогли придумать, чтобы гены как-то проявились, но за помощью обращаться нам было не к кому, да и книг по биологии русалок никто не написал. Как-то раз я даже наполнила ванну морской солью и сидела в ней, пока моя кожа не сморщилась и не начала саднить. «Наверное, мне просто нужно побольше соли», – рассудила я. Но, как всегда, ошиблась.
– А вы с папой не думали завести еще одного ребенка? – спросила я маму через несколько лет после того, как папы не стало. В то время мы больше не надеялись, что я стану русалкой.
– Это было невозможно, – ответила она. – Жизнь сирены протекает в соответствии с законом природы. Она выходит на сушу с целью зачать и родить ребенка, но чтобы проделать это снова, ей нужно вернуться в океан и побыть в соленой воде. Тогда начнется новая фаза.
Неизвестно, сколько бы времени на это потребовалось, ведь у каждой русалки цикл проходит по-своему. В какой-то момент она чувствует, что вновь настала пора покинуть морские глубины и предпринять еще одну попытку завести потомство. А дать жизнь двум детям в течение одной фазы удается лишь тем сиренам, у которых родились близнецы. С тех пор как я появилась на свет, мама никогда не жила в океане, ее цикл прервался.
Долгие годы мама терпеливо отвечала на мои вопросы, поэтому в физиологии и психологии морских дев я разбираюсь очень неплохо, пусть у меня и нет их генов. И знаю, что мифы о них далеки от истины.
Цикл сирены выглядит примерно так: когда приходит время – как правило, вскоре после полового созревания, – она выходит на сушу и отправляется на поиски партнера. Стремление обзавестись потомством настолько сильно, что сирена покидает океан, свой родной дом, с удивительной легкостью. Она странствует по суше до тех пор, пока не влюбится и в конце концов не родит ребенка. Для этого сирена принимает человеческий облик и ведет себя как самая обычная девушка. Как и многие морские существа, русалки могут жить очень долго. Партнера они выбирают весьма придирчиво и готовы оставаться вдали от океана долгие годы, пока поиски наконец не увенчаются успехом.
Как правило, русалки рождаются на суше, поэтому имеют право получить свидетельство о рождении и номер социальной страховки, а также оформить банковский счет и любые другие документы, необходимые для полноценной жизни среди людей. Но годы, проведенные в океане, неизбежно приводят к тому, что в бумагах морских дев царит беспорядок. Покидая сушу, сирена должна тщательно все спланировать. Нельзя делать это спонтанно, иначе по возвращении можно обнаружить, что тебя считают без вести пропавшей, а то и умершей. Поэтому русалка предупреждает знакомых, что уезжает куда-то далеко, или уведомляет государство об эмиграции, оставляя некий зарубежный адрес, чтобы избежать налоговых кошмаров в будущем. В большинстве случаев вновь встретить на суше людей, которые прежде были с ней рядом, сирене не суждено. Отношения с человеком для них всегда преходящи.
Мама считает, что ей очень повезло. Покинув океан, она воспользовалась накоплениями и паспортом, который ей помогла оформить ее мама, чтобы устроиться на работу в пабе «Морской волк», располагавшемся на Солтфордской пристани. Он, кстати сказать, по-прежнему существует. Через пару недель в паб заглянул Нейтан (мой папа), чтобы пропустить по кружке пива с друзьями после игры в хоккей. По словам мамы, услышав его голос, она сразу поняла, что нашла свою любовь. А раз она сама его выбрала, отвергнуть ее он точно не смог бы. Поначалу все шло не слишком гладко, поскольку в то время Нейтан встречался с маминой подругой, которая помогла ей устроиться на работу. У меня остались смутные воспоминания об этой девушке, блондинке по имени Кристал, иногда сидевшей со мной, когда я была маленькой. Потом Кристал уехала из Солтфорда и пропала, мама осталась одна, и с тех пор ей так и не удалось ни с кем подружиться.
Когда русалки живут среди обычных людей, им необходимо омываться пресной водой, чтобы подавлять зов океана – природный инстинкт, усилить который способна морская соль. Это позволяет морским девам оставаться на суше в течение длительного времени. Иногда они купаются в соленой воде, но им приходится ополаскивать себя и пресной, ведь именно она в какой-то степени заставляет русалку забыть о своей истинной сущности. Некоторым удается настолько привыкнуть к человеческому облику, что они почти не испытывают потребности в плавании.
Влюбившись, русалка думает, что останется со своим партнером навсегда и проведет всю оставшуюся жизнь на суше. Если мужчина старомоден, каким, например, был мой отец, они женятся. Понятие брака русалке чуждо. Она ведь родом из морских глубин и не привыкла к человеческим обычаям, но чаще всего соглашается пойти под венец, чтобы угодить любимому. Вскоре она беременеет и проходит те же стадии выведения потомства, что и обычная женщина.
После того как ребенок овладевает азами движения и речи, начинается следующая стадия жизни сирены. Если родилась девочка, мама будет купаться с ней в океане под покровом ночи. Соленая вода должна «включить» гены, благодаря которым ноги малышки постепенно трансформируются в мощный хвост. Момент, когда русалка приняла свой истинный облик, она считает своим рождением, хотя по сути это перевоплощение.
Какое-то время мать и дочь могут оставаться на суше, сохраняя свою тайну до тех пор, пока девочка не станет достаточно сильной, чтобы выжить в океане. Но и тогда у русалки порой возникает желание сохранить семью. Наступает так называемая переходная стадия, пережить которую непросто – привязанность к партнеру очень сильна, но рано или поздно зов океана возьмет верх.
С мальчиками все куда сложнее. Конечно, русалка выкормит сына и попытается какое-то время растить его и воспитывать, но в конце концов непременно сбежит. По словам мамы, доказано это с математической точностью. Отец ребенка никогда не поймет причину ее побега и, конечно, не узнает, что был женат на сирене, если той удастся сохранить тайну своей личности.
Если русалка покидает семью внезапно, ее, конечно, пытаются разыскать, но так и не находят: исчезает она бесследно.
В возрасте двенадцати или тринадцати лет я увлеклась изучением сообщений полиции о без вести пропавших женщинах, пытаясь понять, могли ли в их число попасть морские девы. Особый интерес у меня вызывали случаи, когда мама и дочь исчезали вместе. Я собирала все статьи о подобных инцидентах, какие мне только удавалось раздобыть. Впрочем, этим все и ограничилось: думаю, мне просто было любопытно, сколько всего русалок живет на свете. Судя по тому, что мне удалось выяснить, их не так уж много.
Мама объясняла, что соленая и пресная вода оказывают на память и сознание русалки колоссальное воздействие: пресная придает им сходство с людьми, а соленая, наоборот, усиливает инстинкты сирены. В некоторых случаях, когда русалка бросает сына, возвращается в океан и остается там на долгие годы, соль стирает ее воспоминания без остатка и она окончательно забывает о своей семье. Спустя какое-то время она может снова выйти на сушу и найти нового партнера, не имея представления, что несколько лет назад проделывала нечто подобное.
Некоторое время мысль, что где-то на этом свете у меня могут быть братья и сестры, сводила меня с ума, но мама повторяла снова и снова, что, кроме меня, у нее никого нет.
Странная штука – соль. Влияние ее и благотворно, и пагубно. Если русалке пришлось бросить мужа и сына, соль облегчит боль. Но стоит ей вернуться на сушу и окунуться в пресную воду, воспоминания могут нахлынуть на нее вновь, даже если это произошло годы спустя. А могут и не нахлынуть. Каждая русалка уникальна. По-моему, это жестоко, но природа, увы, бессердечна.
Не знаю, сколько продержится моя мама. Любая русалка мечтает о дочери, и я нисколько не сомневаюсь, что она меня любит. Но я оказалась пустышкой, обыкновенным человеком, которому предстоит рано или поздно покинуть родное гнездо и начать жить своей жизнью. Когда это произойдет, Майра снова отправится в океан. И захочет ли она когда-нибудь вернуться на сушу, оказавшись в своей стихии? Будут ли мои дети знать свою бабушку?
Я вдруг представила, как однажды, старая и седая, встречу маму на каком-нибудь пляже. Она выходит из полосы прибоя, молодая и прекрасная, как сейчас. Я ковыляю к ней, раскинув руки, а она отступает и говорит: «Я тебя не знаю».
Глаза защипало, и я поскорее отогнала ужасное видение. Она меня забудет… А может, и нет. Но я знаю, что она все равно меня оставит, вопрос лишь – когда. Доказано, как она сама бы сказала, с математической точностью.