Когда мы с мужем поняли, что мечты о частном доме так и останутся мечтами, ибо чтобы заиметь нормальный, отвечающим нашим требованиям, отнюдь не заоблачным, дом, надо либо продать все четыре почки, либо работать до 300 лет, а потом еще 100 строить, потому как найти строителей, которые сделают все с первого раза приемлемо почти как освоить жизнь на Марсе, мы решили не мудрствовать лукаво и купить квартиру в многоэтажке.
Утром выхожу на балкон, попить «кофею» с булочкой, а с соседнего лоджия высовывается мужичонка лет 50, в майке-алкоголичке и затянутый в рюмочку, и спрашивает так вкрадчиво:
– Что, простыли? Уж не корона ли?
Я вздрогнула и чуть не уронила булочку в кофе, а кофе на кафель.
– С чего вы взяли?
– Да чихал с вашей стороны кто-то всю ночь. Акинькиных знаю, они уже переболели, бабуся-ягуся с 45-ой точно здорова, давеча видел, как волокла доски с помойки и не чихала, значит новенькие жильцы.
– Не болеет у нас никто. И вообще, с какого вы вмешиваетесь в частную жизнь. Вы кто?
– Я Степан Михайлович, пенсионер. А вы?
Тут я повторно чуть не уронила и кофе, и булочку одновременно. По дороге возле дома шла вся скрючившаяся до асфальта бабулька и волокла три огромных мусорных мешка больше ее раза в два.
– Она ремонт делает, – не дожидаясь моего вопроса, сказал сосед. – Вот и волочет все с помойки, стройматериалы ищет. Купить-то не за что.
И тут бабулька начинает истошно кашлять и чихать одновременно, не спрашивайте, как ей это удавалось.
– Ой блин, еще заразит. Прощевайте. – Взвизгнул Степан Михайлович и скрылся в своей квартире.
Бабка почихала, покашляла, не выпуская из рук пакеты, и поволоклась дальше.
Ночью мы с мужем смотрели фильм с бокальчиком белого сухого, выходной, лето, как сквозь наушники в уши ворвался истошный детский плач. Мы уже и звук увеличивали, и наушники плотней надевали – ничего не помогло. Час этот плач не оставлял нас ни на минуту. А утром пришла кашляющая старушка:
– Это вы ребенка ночами мучаете?
– У нас нет детей.
– Как это нет, плач от вас шел, – и стала отодвигать меня, чтобы просочится в квартиру, но я стала Цербером на охране нашего покоя.
– У нас никто никого не мучает, но если вы не уйдете, я помучаю вас.
И тут по лестнице стала подниматься молодая женщина с коляской.
– Извините, что не давали вам спать, у Коленьки зубки режутся.
– Еще одна новенькая, – прошипела бабка, зыркнула на меня тусклым глазом и поплелась восвояси.
Собрание дома – это отдельный филиал ада, на который мы не пошли, а только наблюдали из окна. И мы хотели рвануть на помощь, когда та самая бабка полезла в драку к молодой девчонке только за то, что та осмелилась сказать, что цветы у придомовой территории высаживать не будет. Ну ё-мое, 21 век, а все еще насильственное садоводство.
О том, что мы с мужем хотим детей и вовсю над этим работаем, знали все ближайшие соседи, хотя мы ведем себя крайне тихо и не из тех, кто закатывает сцены из немецкой порнухи. Но я стала «шалавой» у всех подъездных бабок, хотя делаю это с законным мужем, а все мужики от 4-х до 88 подмигивали моему супругу.
О бабках надо сказать отдельно. Один раз они меня записали в лесбиянки только потому, что я обнялась с подругой на прощанье и долго втирали мужу, что я непутевая и скоро его брошу ради этой «дредастой».
В общем, можно было бы написать книгу, но я, пожалуй, остановлюсь на том, что со Степаном Михайловичем мы-таки подружились, хоть он и верит в масонский заговор и жидкое чипирование.