Рядом. И всё же врозь
Двое в тиши аллей.
Время сочится сквозь
Пальцы руки твоей.
Ласка дождя во тьме,
Мокрая нежность щёк…
– Знаешь, я больше не…
– Знаю… А я… Ещё…
Оксана Картельян
Елизавета Альбертовна чувствовала себя ужасно уже не первую неделю, не понимая, почему так уныло проходит жизнь, отчего вдруг захотелось подвести итоги, обратиться к почти стёртым из памяти событиям, совсем с иным настроением.
Ей было не то, чтобы грустно или тревожно, нет, скорее одиноко и тоскливо, несмотря на то, что за мужем она жила как за каменной стеной, а умница дочка радовала достижениями и способностями, какими сама она не могла в этом возрасте похвастаться.
Это была тоска по ускользающей молодости, досада на то, что жизнь так и не выполнила ни одного из радужных обещаний.
Даже любовь и семейные отношения отчего-то превратились в профанацию, заменив незаметно восторг головокружительных эмоций и сказочных приключений на список утомительных бытовых повинностей, украшенных совсем не романтичным исполнением супружеских обязанностей в убывающей прогрессии.
Скучно стало жить, скучно-о-о!
Монотонная обыденность душила мерзкой рутиной, лишая возможности что-то изменить к лучшему: на инициативу и творчество не было ни времени, ни сил.
Хитросплетения запутанных социальных и родственных связей, растущие как грибы после дождя неоплатные долги перед всеми, имущественные и родственные взаиморасчёты, страх потерять равновесие, сделав нечаянный, но оттого не менее предосудительный, непристойный или постыдный шаг, нарушив непонятные нормы кем-то циничным выдуманной морали.
Чем глубже погружалась Лиза в тягучий сироп размышлений о смысле жизни, о балансе справедливости, о вечных философских вопросах и незыблемых истинах бытия, о вбитых с детства в голову готовых рецептах счастливого будущего, тем тошнее ей становилось.
Понять, почему столько лет шла вслед за искристой радугой, а попала в душный болотный туман, было попросту невозможно, потому, что всё вроде делала правильно: искренне любила, сопереживала, с полной самоотдачей выстраивала и сохраняла, а в итоге – разрушение и тлен.
Сегодня Елизавета Альбертовна переживала особенно бурно. Сергей давно уже перестал замечать её присутствие, разве что проголодается или захочет переодеться в чистое бельё.
С работы стал приходить поздно, засыпать успевал до того как она закончит с хлопотами по дому.
Как женщина Лиза перестала волновать мужа довольно давно. Ведь пройти мимо не мог, чтобы не прикоснуться, не прижаться, не запустить шаловливые руки за пазуху или под подол. Целоваться мог часами. Любил, точно любил! И вдруг словно застыл.
Возможно, устал. Пусть уж отдохнёт.
Она прикрыла глаза, задумалась, пытаясь вспомнить, когда же в последний раз Сергей обнимал, не говоря уже про демонстрацию эротического желания, про страстные интимные ласки, чувственное наслаждение, возбуждение до потери сознания от неистового интимного слияния.
Ведь всё это было, было, было!
В другой жизни, о которой напоминает лишь семнадцатилетняя дочь красавица, свадебное платье в шкафу на несколько размеров миниатюрнее её сегодняшней, да альбомы со старыми фотографиями.
Дочь Катенька вытянулась, тело её украсили соблазнительные округлости, кожа приобрела упругую гладкость, привлекательную белизну.
Елизавета наглядеться не могла на свою принцессу – точную копию её самой каких-то двадцать лет назад.
Двадцать лет! Целая жизнь. Как здорово, что Катенька – плод взаимной любви, а не случайной ошибочной влюблённости.
Лиза достала с антресоли альбом двадцатилетней давности. Тогда у них было множество друзей. Куда все подевались!
Елизавета Альтбертовна методично перелистывала страницы, брала в руки старые снимки, сверяла имена, фамилии, даты.
Из друзей, окружающих их с Серёжей отношения, их романтические приключения, скромные опыты первых поцелуев и прикосновений, Лиза сохранила связь только с Ромкой Самариным и Юлей Савиновой. Остальные, вон их сколько, незаметно растворились в прошлом, испарились, исчезли бесследно.
Серёжа был рядом все эти годы, но его тоже как бы и нет теперь. Он стал равнодушным, безучастным – совсем чужим.
Лиза расплакалась, благо дома она была совсем одна – можно было отпустить на волю эмоции: нареветься вдоволь, пожалеть себя, высказать виртуальному обидчику всё-всё, что угодно, пусть мучается, негодяй!
Сейчас она ощущала неустроенность в отношениях как сильнейшую социальную боль. Елизавете Альбертовне как вода, как воздух необходимы были прикосновения, поцелуи, разговоры по душам, и не только: не хватало ощущения единения, сопричастности – некой артерии, которая питает духовное и физическое родство.
Каждую ночь, глядя на спящего спиной к ней мужа, она проваливалась в странные фантазии, жила в них, представляя себя, то женщиной лёгкого поведения, то счастливой любовницей. Потом засыпала, утомившись бесплодным вожделением, и до самого утра смотрела повторяющиеся, с продолжениями и сценарными доработками эротические сны, в которых видела и совершала такое, что при свете дня можно не раздумывая назвать безудержным развратом.
Ей было неловко, стыдно за эти греховные видения, которых она боялась, потому всё упорнее и настойчивее старалась не думать на подобные темы.
Тщетно! Как мысли, так и сны были беспощадны к её чувствительной нравственности.
В реальности ни за что и никогда ничего подобного Лиза не могла бы допустить, но ведь всему есть причина. Всему!
В жизни, в её личной жизни, всё происходило до ужаса нелогично, парадоксально: чем больше она отдавала, тем меньше возвращали обратно. Чем больше усилий прилагала, чтобы созидать, тем стремительнее рушилось уже выстроенное и отлаженное благополучие. Чем больше вещей, ценностей и комфорта появлялось в их семье, тем меньше становилось моментов беспредельного и даже обыденного, мимолётного счастья.
Список противоречий пополнялся день ото дня, сжимая шагреневую кожу моментов, способных вызвать если не блаженство, то хотя бы умиротворение.
Несмотря на внутрисемейный разлад, Елизавете Альбертовне завидовали. Мало того – осуждали и обсуждали “незаслуженное” везение.
Может быть, именно эта невысказанная враждебность окружающих, с кем они с Сергеем соприкасались, их ревнивое презрение, немое осуждение, и были главной причиной отчуждения, эмоциональной холодности?
Вчера вечером Лиза предприняла очередную попытку завязать разговор с Сергеем, выяснить причину его равнодушия. Их общение в последнее время ограничивали фразы “Привет”, “Я ушёл”, “Корми, мать”, “Устал как собака”, “Отвали” и десяток менее эмоциональных, но тоже коротких как выстрел командных формул.
– Поговорим, Серёжа!
– Не сегодня.
– Почему не сейчас?
– Догадайся! Неужели непонятно – я устаю. Мне необходима тишина, обособленное интимное пространство, чтобы восстановиться, чтобы побыть собой и с собой. Я работаю, стараюсь, тебе и этого недостаточно.
– Ошибаешься, мне ничего не нужно, кроме твоего участия, кроме любви и сочувствия.
– Замечательно! На этом и закончим диалог. Про любовь всё было сказано до нас, её не су-щест-ву-ет. Если есть серьёзные проблемы, которые требуют именно моего участия – обоснуй… в письменном виде. Будет время – ознакомлюсь. Я спать. Андестенд?
– Может быть нам расстаться, если любви не существует, если нас больше ничего не связывает? Мне необходим живой мужчина… из плоти и крови. Тёплый, внимательный, заботливый. Я нуждаюсь в волнующих доверительных диалогах, в признаниях и исповедях, в нежных прикосновениях… в объятиях, поцелуях, в безумном сексе, наконец! Да-да, и в нём тоже. А ещё в том, что нас некогда сблизило, что превратило отношения застенчивого мальчика и впечатлительной девочки в долгосрочный и крепкий семейный союз. Я хочу жить, но не как-нибудь, а насыщенно, вкусно.
– Бессмысленный монолог. Вкусное и калорийное лежит в холодильнике. Открой – увидишь. Всё, что ты перечислила, усложняет жизнь. Развод – многократно. Нет смысла менять что либо, когда большая часть пути пройдена. Бежать обратно – далеко, да и глупо. Разбежаться, идти поодиночке – опасно и сложно.
Смирись с реальностью, Лиза. Ты меня больше не возбуждаешь, но менять лично я ничего не собираюсь. Это нерационально. Я человек сугубо семейный, у меня взрослая дочь. Поверь, тебе не грозит опасность остаться одной. Давай прекратим беспредметные разговоры о любви и эротике. Наш поезд ушёл. Если хочешь – могу купить тебе люксовый вибратор. Он тёплый, всегда под рукой, а забота и внимание – его профессия.
– Спасибо, обойдусь. Остался один вопрос – как ты поступишь, если узнаешь, что я влюбилась. Не отомстила за равнодушие, не бросилась с головой в омут блуда, а испытала реальное романтическое чувство, от которого нет спасения, кроме полной самоотдачи? Ты ведь бросил меня. Ты готов поделиться мной с механической игрушкой, предлагаешь приспосабливаться к полному одиночеству в семье. Может быть, нам демаркационную линию провести по всем комнатам, чтобы чётко определиться – где твоё, а где моё интимное пространство?
– Бред! Ты не так воспитана. Хватит уже мечтать о несбыточном. Посмотри на себя в зеркало и успокойся. Если у меня на тебя не сто… хм-м… если нет аппетита… пораскинь мозгами, Лиза! Куртизанками и гетерами становятся в детстве. Твою женскую привлекательность можно причислить к мифам древнего… ладно, неважно, не в том суть. Если есть желание продегустировать мерзость разврата – рискни, отведай. Результат тебя разочарует. Я бы на твоём месте сто раз подумал.
Мы с тобой идеальная пара. Разве я мешаю тебе жить? Накануне сорокалетия мечтать о любви… немыслимая авантюра. Заелась ты, Елизавета Альбертовна. Хотя, возможно… уж не климакс ли у тебя, голубушка! Возможно, возможно…
– Конечно, возможно. Вот и попробую, вот и узнаю. Расцениваю твоё заявление как новую веху в наших отношениях, как сексуальную и нравственную свободу. А ты – отдыхай, отдыхай!
Лиза вспомнила первое объятие, первый поцелуй, переживания по поводу воплощения мечты скорее стать взрослым, не своей, его, Серёжкиной мечты.
Она долго тогда страдала от страха поступить неправильно, много раз решалась и передумывала. Сергей настаивал, упрашивал, приводил миллион доводов. Лиза отбивалась, но вяло. Любовь – та же наркотическая зависимость.
Уступила она сознательно, когда родители уехали к заболевшей бабушке.
Ей было пятнадцать, ему восемнадцать. Лизу трясло от странных предчувствий. Она была против преждевременного, до свадьбы, до совершеннолетия, эксперимента с избавлением от скромной девичьей добродетели.
Было страшно безвозвратно лишиться чего-то такого, о чём принято говорить только шёпотом, ошибиться в выборе единственного, ещё досаднее было бы потерять любимого.
Если уж для него это так важно, если уязвимое мужское самолюбие нуждается в самоутверждении подобным образом, если для любви и счастья необходима подобная жертва, если другого выхода нет – пусть получит желаемое. Она готова поделиться с Сергеем даже самым-самым сокровенным.
Лиза приняла решение, позвонила. Он тут же всё понял, прибежал. Наверно по интонации что-то почувствовал, или интуиция сработала.
По тому, как она смотрела, как прижималась, как охотно подставляла для поцелуев губы, по замешательству и безропотной готовности подчиняться, по бездействию и непонятно ещё каким образом, Серёжа догадался, почему именно в этот день ему можно всё.
В воздухе висела звенящая тишина, по всему телу толпами бегали мурашки, дышать было нечем, говорить особенно не о чем, потому что мысли переселились в иную плоскость, в параллельные миры, где нет ничего, кроме мужчины и женщины в первозданном воплощении.
Как же она боялась, как жаждала, чтобы произошла это важная для Сергея экзекуция (иначе воспринимать вторжение в неприкосновенную интимную сферу девочка не могла), как можно быстрее.
Всё произошло буднично и быстро. Сергей едва успел в неё войти, как случилась разрядка. В глазах и в голове у Лизы властвовал туман, смотреть на обнажённое тело друга она не посмела.
О том, что целомудренность стала прошлым, свидетельствовали липкие красноватые потёки на бёдрах и простыне. Ощущений она не запомнила.
Потом Лиза бесконечно долго лежала с закрытыми глазами, а любимый рассматривал то, что под страхом смерти она не показала бы никому другому.
Было ужасно стыдно вот так лежать под пристальным взглядом исследователя самоучки. Сергея колотило так, что клацали зубы. Он дотрагивался, вглядывался вглубь, просил потерпеть ещё немного, упрашивал попробовать ещё разочек.
Лиза не могла на это решиться именно сегодня, не хотела испытать унижение повторно. Она накрылась простынёй и плакала, плакала, не понимая почему: ведь сама позвала, сама согласилась.
Серёжка извинялся, шептал что-то глупо несуразное про вечную любовь, про то, что готов хоть сейчас жениться, что всё серьёзно, что их отношения – это навсегда.
Вечность закончилась около года назад. Любимый не предал тогда, не бросил, не струсил. А теперь… просто охладел.
Любил ли на самом деле – кто знает, но прожитые вместе двадцать два года, если отчёт вести с того памятного дня, говорят о многом, только теперь не понятно – о чём именно.
Жить с человеком, которому нет до тебя дела, обидно и горько. Спустя столько лет Лиза опять стояла перед страшным выбором: похоронить себя заживо или безжалостно перечеркнуть прошлое и начать жить настоящим.
Она решилась. Жертва, принесённая некогда на алтарь любви, оказалась напрасной. Это давало право дальнейший путь выбирать самостоятельно.
Лиза выбрала право налево. Ведь на измену, точнее на переоценку ценностей, можно пойти не только потому, что угнетает ощущение себя несчастным, но и оттого, что хочется ещё раз испытать некогда пережитый восторг от ощущения безграничного счастья.
Сергей сам виноват – нельзя переступать черту. Она дала мужу шанс, он отказался выстраивать новые отношения. В тех рамках, на которых упрямо настаивал он, стало тоскливо, тесно: не хватало кислорода, жизненных сил и чего-то ещё, что вовлекало в затяжную депрессию.
Вспомнились брошенные бесстрастно жестокие фразы о возрасте, о климаксе, что стало для Лизы шоком (она не могла принять выпад мужа в таком ракурсе за истину).
Намёк на поблекшую привлекательность, на то, что полюбить её такую невозможно по ряду объективных причин был равнозначен удару под дых.
Елизавета Альбертовна скинула с себя одежду, включила в комнате полную иллюминацию, принялась придирчиво рассматривать тело.
Если бы рядом с ней сейчас стояла Катенька, если бы кому-то пришло в голову сравнивать маму и дочку, повод разочароваться был бы безмерным: в тридцать семь лет выглядеть девочкой невозможно, несмотря на отсутствие целлюлита, на сохранившуюся стройность фигуры, гладкую кожу, плоский животик и пушистые волосы. Возраст безжалостен.
Лизе было чем гордиться: подруги всегда удивлялись, что она как бы, не стареет. Недавно её приглашала на свою свадьбу Кира, подруга из числа сослуживиц, которой был сорок один год. Она была счастлива, она светилась воодушевлением.
Было немножко завидно. Они с Кирой закрылись в туалете и ревели в обнимку: подруга от счастья, а Лиза от обиды и унижения. Сергей на ту свадьбу демонстративно не пошёл.
Её провожал домой Григорий Павлович, тот самый счастливый жених.
Она пришла домой заполночь.
В кухне горел свет. Сергей выглянул в окно. Лиза попросила Григория обнять её, хотела хоть как-то напомнить мужу о том, что женщина, вызвать если не любовь, так ревность.
Тщетно. Сергей издалека принюхался, демонстративно фыркнул, изобразил презрение, и ушёл спать.
Лиза быстро разделась, накинула расшитый васильками и маками льняной пеньюар, юркнула под одеяло, обняла демонстративно отвернувшегося мужа.
Сергея передёрнуло. Он сбросил с себя руку жены, завернулся в отдельное одеяло и сделал вид, что спит.
Это был последний случай, когда их тела соприкасались. Спали супруги на широченной кровати в полутора метрах друг от друга.
Лиза придирчиво рассмотрела своё отражение, принесла банкетку и косметику, долго прихорашивалась, потом смыла следы макияжа (вот-вот должна была вернуться красавица дочь).
Решение было принято: пусть будет что будет, она попробует изменить, готова на интимную связь с любым приличным мужчиной. Правильно это или нет – неважно. Сергей сам подтолкнул её к такому шагу.
В конце концов – пусть отвечает за свои гадкие слова.
Лиза подмигнула отражению. Во сне она изменяла, и не раз, стоит попробовать влюбиться всерьёз, пусть даже отдаться без любви, лишь бы доказать себе самой – ещё не вечер, рано списывать её в тираж.
Елизавета Альбертовна зарылась в интернет в поисках сайтов знакомств, завела на одном из них, который показался наименее вульгарным, аккаунт, поместила в качестве иллюстрации весьма удачную фотографию, на которой устремилась вперёд, но оглянулась.
В кадр, кроме неоспоримых достоинств фигуры попали глаза, и игриво приподнятая левая грудь.
Волосы на фотографии развивались флагом, динамика изображения свидетельствовала о неплохой физической форме, а возраст и вовсе определить было невозможно.
Лиза написала, что готова вступить в романтические отношения (на первом этапе без интима). Описала требования к претенденту: самостоятельный интеллигентный мужчина в возрасте до пятидесяти лет, не имеющий квартирных проблем. Отметила, что возможен вариант длительной связи, если возникнет взаимная симпатия, что мечтает о трогательных отношениях, но настаивает на искренности и взаимном доверии.
Её анкету в тот же день посетил десяток мужчин, трое из которых отправили свои координаты и предложили встретиться.
Двоих Лиза отсекла сразу – претенденты не укладывались в её эстетические понятия о романтических отношениях. Но один… пятидесятилетний вдовец (так он себя отрекомендовал), Игорь Леонидович, майор в отставке, вызвал в её душе сентиментальный отклик.
Они начали переписываться и уже через несколько дней договорились встретиться на нейтральной территории, в кафе мороженое.
Лиза возбудилась, придумала себе любовь, даже помолодела внешне.
В голове звучали окрыляющие сентиментальные аккорды, поднимающие и без того взвинченное настроение. Хотелось петь и плясать.
На волне воодушевления Лиза подумала, что если случится то, ради чего была затеяна авантюра с любовником, если он окажется именно тем, каким его представляет, отказываться от более тесного интимного знакомства не станет.
Получится ли быть естественной, сможет ли подпустить к себе на близкое расстояние постороннего мужчину – вот что волновало её в первую очередь. Ну и конечно, как будет выглядеть в постели, если почувствует необходимость разделить с претендентом ложе, во что оденется для похода на свидание, какое нижнее бельё должно быть у любовницы, чтобы не случилось интимного казуса (всё-таки мужчине пятьдесят лет – не мальчик).
В голове у Елизаветы Альбертовны гулял ветер. Сквозняк выносил вовне все мысли, кроме тех, которые входили в комплексное представление о счастье приличной женщины тридцати семи лет.
“Нижнее бельё непременно сексуальное, самое-самое невообразимо непристойное, духи с возбуждающим запахом. Я тебе докажу, Серёженька – в меня не только можно влюбиться, меня нельзя не любить!”
У Лизы даже возникло желание слегка похулиганить. Она прошла на пустынную аллею и метров пятьдесят прыгала как в детстве на одной ножке, когда душа радовалась жизни. Даже стихи сочинила совершенно без напряжения. Слова и рифмы появились в голове ниоткуда.
Воздух свеж – не напиться. Так манит опьяняющий запах… я машу пролетающим птицам, почему-то спешащим на запад. Ароматные пряные травы на закате ласкают ноздри. Тонкий месяц порхает справа, облака на восток сносит. Свет небес угасает неспешно, нас крылом накрывает темень, а лягушки заводят песню с непонятной игривой темой…
Ещё с какой игривой, страшно – аж жуть! Но до чего хочется вернуться в беззаботную юность, в пору головокружительной романтической влюблённости!
Елизавета Альбертовна заметила вывеску магазина для взрослых, решила заглянуть.
– Мне нужен комплект, – Лиза обернулась, нет ли кого поблизости, и зашептала, – самого эротического белья, чтобы сразу поразить, насмерть, чтобы варианта не влюбиться не могло быть. Вот!
Она едва отдышалась от собственной наглости, – не подумайте, это не мне – дочке, но размер как у меня.
Продавщица как-то странно скосила глаза и продемонстрировала три прозрачных комплекта, состоящие из тесёмочек и ажурных полосочек: белый, чёрный и красный.
Цена убила Лизу наповал. Она разволновалась, покрылась нервными пятнами, но решительность её не оставила.
– Один раз живём, – подумала она и взяла кипельно белый.
Сознание вернулось к ней уже на улице.
Чтобы как-то остудить воспалённую нервами кожу Лиза купила два стаканчика мороженого и отправилась в парк, к пруду с лебедями.
Развратный комплект в сумочке обжигал сознание. Ей казалось, что она уже, уже изменила! Фантазия ловко унесла её на свидание, где любовник (словечко-то какое пошлое), любовник ошалел от запаха её страсти (или это она сама сошла с ума), но вошёл он в неё слёту. Глубоко, грубо, но до одури приятно.
Лиза дышала как загнанная лошадь, не в силах остановить вожделение. Она знала, помнила это удивительное состояние, предваряющее экстаз.
Вокруг были люди. Они, конечно, не знали, что с ней происходит, но могли догадаться. Нужно было что-то срочно предпринять, она ведь не шестнадцатилетняя девочка, чтобы улететь в космос на глазах у всех.
От неминуемого позора её спас мужчина, который куда-то спешил. Они синхронно хлопнулись лбами, разлетелись в разные стороны, потом долго извинялись.
Волнение как рукой сняло, не оставив следа. Зато мужчина, звали его Анатолий, проводил Лизу до самого дома.
По дороге, получилось у него это непринуждённо, словно это была традиция, купил букет цветов, успел рассказать свою биографию, начиная с детского сада, с чувством читал наизусть романтические стихи.
У подъезда новый знакомец объявил, что никогда не верил в любовь с первого взгляда и вот нате вам, – приходится согласиться, что это не сказки. Вы прелесть! Давайте встретимся… завтра. Нет, сегодня вечером, а лучше прямо сейчас. Зачем откладывать праздник восторженного сердца, именины любви. Приглашаю вас… на чашечку кофе. Знаю замечательный бар, там такая изумительная романтическая обстановка, такая располагающая к общению музыка! Обещаю не разочаровать. Не откажите, фея, я буду беспредельно благодарен судьбе. И счастлив непомерно. Вы замужем?
– И да, и нет. Всё сложно, необъяснимо. Впрочем, неважно. Давайте встретимся завтра. Там же, в парке. Думаю, вас не сильно смутит шишка на моём лбу.
– Нисколечко. Я компенсирую. Любой каприз. Вы верите, что случайность – закономерность более высокого порядка? Я уверен, что вас мне послало провидение. Удивительно, что таким экстравагантным способом, но это неважно. Буду с нетерпением ждать встречи.
Анатолий минут десять ещё держал Лизу за руки, целовал, сначала тыльную сторону ладони, потом запястья, все по очереди пальчики.
Она краснела, смущалась как старшеклассница на первом свидании. Сердце колотилось, внутри что-то удивительно интимное напряглось, заставляя сдерживать дыхание.
В сознании вдруг всплыл призрак прошлого, больно сжал сердце. Ах, если бы это был Сергей!
Лиза почти забылась.
Всё же ей было приятно подобное (как тогда, в молодости) внимание.
Анатолий выглядел ровесником, возможно даже несколько младше, был весьма привлекателен внешне, а самое главное – от него пахло, что вовсе невозможно понять, Серёжей.
Лиза даже забыла, что на вечер у неё назначена встреча с Игорем Леонидовичем, что стоят они с восторженным, недвусмысленно флиртующим с ней знакомцем под окнами квартиры, где она проживает с дочкой и мужем.
Елизавета Альбертовна опрометчиво не задумалась, что букет цветов и расшаркивания привлекательного мужчины говорят о грехопадении лаконичнее и красноречивее, чем объявление в местной газете.
Ей почему-то не было дела, что за двадцать или около того минут свидания-расставания её нравственное падение стало предметом внимания целого дома, что в числе зрителей случайно оказался муж.
Лицо осчастливленной женщины светилось как начищенный, закипающий уже, медный самовар, что возмутительно непристойное поведение стало импульсом, запустившим цепь непредвиденных реакций, изменивших в одно мгновение опостылевшую жизнь, подняв её акции на бирже любовных отношений до небывалых высот.
Серёжа не кричал, не возмущался, не фыркал. Неожиданно для Лизы муж помог снять пальто, поставил перед ней тапочки, принял букет, вложил его в вазу.
– Ты наверно устала, Лизонька, сейчас будем ужинать. Яичница с беконом и зелёным горошком тебя устроит? Кстати, у нас после визита Плотниковых осталась пара бутылочек вина.
Лиза ошалело смотрела на Сергея, не понимая, что происходит, но решила не вмешиваться, досмотреть до финала странный спектакль, который пришёлся ей по вкусу.
Чтобы усилить эффект присутствия, добавить остроты в небывалую ситуацию она решила прыснуть за ушки по капельке духов с феромонами.
Лиза открыла сумочку. На самом верху лежал комплект эротического белья. Рука её остановилась было, но вспомнилась недавнее заявление муженька о том, что ему без разницы, влюбится она или решится изменить, поэтому она смело выложила ажурное бельё на тумбочку.
Лицо Сергея вытянулось, потускнело. Он даже постарел в одно мгновение.
Лиза посмотрела на него и всё поняла. Женская интуиция сработала безотказно, молниеносно предоставив решение казуса.
– Это Катеньке. Я давно обещала ей молодёжный комплект.
– А мужчина, а цветы, я что – слепой!
– Всё просто. Это коллега, Анатолий, у него сегодня ночью родилась дочка. Счастливый человек способен на безрассудства. Он меня даже на свидание пригласил, – Лизе было важно увидеть реакцию мужа на подобное заявление. Она ещё сомневалась, не могла поверить, что сумела-таки взбудоражить, встряхнуть своего мужчину.
Лиза закинула руку за спину, сложила пальцы крестиком.
– Что ты говорил про вино и яичницу?
Сергей засуетился, засиял.
Романтический вечер был поистине волшебным. Даже Катенька была в восторге. Подарок ей тоже понравился, но примирение родителей куда больше.
Ночь после праздничного застолья стала поистине сумасшедшей.
– Старый друг лучше новых двух, – подумала удовлетворённая Лиза, обнимая мужа, который неожиданно вспомнил про любовь, про неоспоримую пользу активного секса.