Лекция по Данте
– Разве может дантовский ад быть страшнее?.. La Divina Commedia. Вспоминается немой черно-белый итальянский фильм 1911 года. Как просвещает нас википедия, впоследствии его наполнили звучанием – инфернальной мелодией, пробирающей до мурашек. Почти без спецэффектов (какие там спецэффекты в начале 20 в.!), драматической актерской игры и изорванного временем пленочного изображения, фильм поражает зрителя своей жутью и трепетом, которым позавидовали бы самые известные мастера фильмов ужасов. Столетия обессмертили автора комедии – богослова, историка, астронома и философа в одном лице, и вот уже более шестисот лет этот уникальный памятник искусства будоражит ума людей: что же они увидят за гранью своей жизни.
Я отложила в сторону указку и выключила проектор. Изображение на бледно-голубой стене зала погасло. Обвела взглядом своих слушателей – группу старшеклассников. Кто-то уныло пережевывал жвачку, кто-то всматривался в экран смартфона, остальные отроки мужского пола оценивали длину юбки лектора (то есть меня), и все, как один, я уверена, с нетерпением ждали окончания рассказа, чтобы вернуться к своим делам молодым. Клубы, шопинг, коктейли… Я и сама, честно говоря, сейчас не отказалась бы от бокальчика холодного мохито. Сентябрьская жара проникала даже в помещение и за неимением кондиционера делала пребывание на работе затруднительным. В этот момент я почувствовала, как по бедру у меня скатилась струйка пота, и машинально одернула юбку.
Честно говоря, хотелось бы поговорить еще о рае в целом и рае Данте в частности, но молодежи, воспитанной на триллерах, конечно, больше был интересен Ад. И я рискнула.
– Кстати, последние главы «Божественной комедии», в которых описывается Рай, первоначально были утеряны. Существует предание о том, что один из сыновей Данте увидел сон, в котором ему была подсказка о том, где находится рукопись. Поэтому полностью поэма была напечатана только после смерти ее автора. А как вы думаете, как может выглядеть Рай?
Я обвела взглядом аудиторию.
– Как райский остров, необитаемый, конечно. Где нет школ, преподавателей, родителей и вообще…, – пискнула одна из школьниц, бледная барышня с ярко-красными волосами.
– Достойная версия, но нет, – усмехнулась я. – Рай у Данте – это Эдем, земной сад, расположенный на вершине Чистилища, и от Рая Небесного его отделяет огненная стена. Как думаете, почему? Хочу предупредить сразу, что правильного ответа не знаю даже я. Но мне интересно ваше мнение.
– Jedem das Seine. Каждому свое. Только вместо колючей проволоки – эта ваша огненная стена. Кому-то и на земле рай, а кто-то мечтает о небесных пирогах.
Я подняла глаза от раскрытой на столе книги и встретилась с немигающим взглядом серых глаз. Принадлежали они молодому человеку в рубашке цвета хаки, с пирсингом над верхней губой. Скрестив руки под грудью, тот пристально глядел в одну точку. В этот момент я почувствовала себя, мягко говоря, неуютно, поэтому поспешила поблагодарить аудиторию и закончить беседу.
После завершения еженедельной пятничной лекции для учеников, ко мне подошла заведующая, массивная женщина в очках с роговой оправой. Одевалась она обычно в пестрые балахоны, обильно украшенные бусинами и стразами. Видимо, отвлекала взгляд от своих рембрандтовских форм.
– Душечка, вам непременно надо выступить на семинаре с религиозной тематикой. Вы так интересно рассказывали про праведников и Сатану, что я заслушалась.
– Не я, это синьор Алигьери, – вяло попыталась я отбояриться.
– Ну, не скромничайте. Вы-то сами, что думаете насчет загробной жизни?
Тут я снова хотела было пошутить, что мне рано еще об этом думать, но благоразумно промолчала.
К счастью, в этот момент к нам подошел руководитель школьной экскурсии и избавил меня от необходимости объяснять свою точку зрения. Ведь дома меня ждал голодный муж, нестиранное белье и несваренный борщ.
Работая в библиотеке, я совмещала глотание книжной пыли с самообразованием. Утверждение «знание – сила» я уяснила для себя еще в детстве. Теперь, с книгой в руке, я представляла, как кутаюсь в поеденную молью шаль и шиплю на посетителей «Тишина должна быть в храме искусства!» Может, я и считала, что молодой библиотекарь – это дико несовременно, и на моем месте должна бы сидеть какая-нибудь замшелая тетя, но особой тяги к перемене работы не испытывала. К тому же, придя домой, я могла рассказать своему двухлетнему сыну какую-нибудь историю с приключениями, прочитанную в книговнике (так называли библиотеку в Древней Руси), вместо надоевших «Колобка» и «Репки».
А работать с нашей заведующей, Данаей, как мы ее окрестили, а в миру просто Элеонорой Павловной, было одним удовольствием. Незамужняя шестидесятилетняя руководительница по характеру напоминала легковесную бабочку (несмотря на свой центнер веса), всех называла «милочками» и «душечками», и в неплохой компании не прочь была пропустить рюмочку-другую. Разумеется, под хорошую закуску. Все мы люди, человеки. Даже язык не поворачивался назвать ее старой девой, которая в представлении многих, я думаю, выглядит как сухонькая вредная старушка с дюжиной котов. У Данаи, насколько мне было известно, никогда не имелось ни мужа, ни детей. Но и котов тоже не было. Однажды мы с сотрудниками хотели ей преподнести сюрприз на восьмое марта. Тетя Алевтина присмотрела на рынке милейшего ангорского котика. Но в последний момент нам стало известно об аллергии Данаи на котов, и мы спешно поменяли задумку на букет хризантем и бутылочку армянского коньяка.
Остальной коллектив нашей избы-читальни состоял из моей сменщицы Маргариты, опровергающей стереотип о недалекости блондинок, и уборщицы тети Алевтины, периодически навещавшей нас со своей личной половой тряпкой («моя куда удобней государственной, сама выбирала, дома только ей чистоту и навожу»). Действительно, домашнее куда лучше казенного. Ну, и ради бога.
Маргарита, к слову, экземпляр, достойный отдельного рассказа. Блондинистость ее, в общем, была мной немного преувеличена. Светлые редкие волосы, собранные в пучке на затылке, всесезонные потертые джинсы (вот такая у нас демократичная библиотека) и колоссальный багаж знаний составляли ее жизненное богатство. Как сказал великий Резерфорд: «Науки делятся на две группы – на физику и собирание марок». Так вот, по сравнению с мозгом Маргариты, хранившим сведения из всех областей науки, я была простой собирательницей марок. Нет, лучше фантиков от жвачек, так, по крайней мере, будет правдоподобней. Ведь во времена моего детства фантики от «турбо» и «ловис» были для нас ценнее каких-то там марок. Зимой, когда рано темнело, супруг Маргариты приезжал на старой «семерке» забирать ее с работы. Рев тарахтящего двигателя мы могли услышать издалека. Тогда девушка начинала спешно собираться, оставляла на подоконнике недочитанную книгу и, бросив, «Пока, до завтра», покидала рабочее место. Особой духовной близости у нас с ней не было, секретами мы не делились, но вполне сносно существовали на службе. И все-таки для меня эта коллега оставалась темной лошадкой. Приветливая – да, образованная – да, в душу не лезет, но что-то было в ней такое, отчего мне не хотелось видеть ее в числе своих близких подруг. Если хотите, называйте это интуицией. А она меня, родимая, еще ни разу не подводила.
Так что в ближайшем обозримом будущем работу менять я не собиралась. От добра добра не ищут, как говорится, а мое удовлетворение службой было вполне весомым. Еще бы школьники, приходящие в нашу библиотеку на мои пятничные лекции, слушали меня, а не жевали жвачку. Но это уже из области фантастики.