18 августа, 2007
Музыка из машины Райана льется по всей Вашингтон-стрит. В окна «блейзера» задувает теплый воздух. Сегодня один их тех летних вечеров, в которые кажется, что ты неуязвим, будто август никогда не кончится, будто можно всегда оставаться беспечным. Даже если на деле ты далек от беззаботности и тебя ужасает перспектива стать муравьем, застрявшим в янтаре юности, – в этот момент чувствуешь настоящую жизнь.
Райан убирает руку с моего колена, чтобы переключить скорость, и мы сворачиваем направо, на зеленую тенистую улочку, ведущую к парку Робина Гуда. Премьера «Двадцать пятого ежегодного орфографического конкурса округа Патнэм» проходит в поросшем травой амфитеатре парка. Кэти всю неделю сходила с ума, переживая, что никто, кроме родителей артистов, не приедет на премьеру. Чтобы Райан присоединился, мне пришлось ему объяснить, что это не настоящий конкурс, а пьеса о конкурсе. «А, это все меняет», – усмехнулся он, но прийти согласился. Я втайне надеюсь, что его присутствие поможет растопить лед, который появляется у Кэти при виде Райана.
Мы уже подъезжаем к парку, как вдруг мощный бас из автоколонок перебивают сверчки – мой рингтон.
– Черт, – говорит Райан. – Когда уже Кэти успокоится?
Я копаюсь в сумке, которую убрала в ноги. Кэти звонит уже второй раз.
– Она волнуется, – начинаю объяснять я, но тут замечаю, что на экране имя не Кэти, а Эвана Германа.
Бросаю взгляд на Райана – с той вечеринки у Дага я ничего не говорила ему о дневниках, – но звонок слишком удивляет и интригует меня, чтобы перенаправлять его на автоответчик. Эван сказал, что перевод займет неделю. Прошло полтора дня. Я беру трубку.
– Алло?
Райан листает песни на айподе.
– Это Джесс Морган?
– Э-э… ну да… – Это же он мне позвонил, так?
– Это Эван Герман.
– Ну да, – говорю я снова, бросая взгляд на Райана. – я знаю, у меня ведь есть твой номер.
– Точно, – говорит Эван.
Он что, впервые в жизни кому-то звонит?
– Слушай, это шутка какая-то?
– Что? – недоумеваю я.
– Амит тебя подговорил, да?
– Какого… Я не знаю, кто это.
Шины «блейзера» скрипят по тротуару – Райан резко заворачивает на парковку. Эван в трубке молчит.
– Алло? – повторяю я.
– Я прочел твои дневники, – осторожно говорит он.
– Все? Ты же сказал, это займет неделю.
Он замолкает, будто все еще сомневаясь, не розыгрыш ли это.
– Дело пошло быстрее, чем я думал. Я начал работать, и… ну, не смог остановиться.
Райан выключил машину и теперь смотрит на меня в замешательстве; очевидно, что разговариваю я не с Кэти.
Дыхание Эвана в трубке напоминает шум волн, разбивающихся о берег.
– Слушай, мне кажется, нам лучше встретиться лично, – наконец говорит он. – я все объясню при встрече.
– Почему? Что случилось? – Меня напрягает его взволнованность.
– Просто думаю, что лучше нам взглянуть на это вместе.
– Там что-то плохое? – Чувствую, как внутри все сжимается. Возможно, Анна не просто так спрятала дневники на чердаке.
«Мы идем?» – одними губами спрашивает Райан. Я киваю и затыкаю другое ухо пальцем, чтобы лучше расслышать ответ Эвана.
– Нет, вообще нет. Ну, не совсем, – медленно говорит он.
«Не совсем»? Раз там нет ничего плохого, почему он не может просто мне сказать? Телефон вибрирует, и на этот раз я точно знаю, что это эсэмэс от Кэти.
– Ладно, – говорю я. – Там же, завтра в четыре?
– Да, увидимся там. – Он кладет трубку, не прощаясь, – видимо, это дается ему не лучше приветствий.
– Все нормально? – спрашивает Райан, когда я отнимаю трубку от уха.
Трясу головой, чтобы прийти в себя, но внутри все гудит, будто звонок Эвана включил у меня в голове огромный неоновый вопросительный знак.
– Да, извини. Нужно встретиться кое с кем насчет одного проекта.
Мы направляемся к амфитеатру.
– «Одного проекта»? Типа для школы?
По его тону я понимаю, что сделала правильный выбор, не рассказав о реферате для мистера Остина.
– Нет, – быстро отвечаю я. – Просто… насчет генеалогии. – Чистая правда. – Помогаю маме кое с чем. Не бери в голову.
Он останавливается и недоверчиво на меня смотрит:
– Генеалогический проект?
На секунду мне кажется, что меня раскрыли. Почему бы не рассказать Райану о дневниках? Ответ прост: потому что он никогда не поймет, зачем нанимать переводчика для разбора пыльных дневников двоюродной прабабушки.
Когда я с ужасом представляю, как буду это объяснять, Райан неожиданно заключает меня в объятия, да такие тесные, что локти врезаются в ребра. Болтаю ногами в воздухе, пока Райан не опускает меня на землю.
– Ты слишком хорошая, – говорит он.
Ставит меня на землю, я вздрагиваю.
– В смысле?
– Ну правда. – Он ухмыляется, но восхищенно. – Почетный список? Гарвард? летом не отдыхаешь, а исследуешь историю семьи? Ты просто мечта любого родителя, Джесс.
Разве?
И откуда Райан знает, что я попала в почетный список?
Голос через колонку просит зрителей отключить мобильные телефоны.
– Да брось, – говорю я, соединяя руки у него на пояснице. – Моя мама усыновила бы тебя, если бы это не было стремно.
Его губы слегка касаются моих.
– Это было бы еще как стремно.
– Ну? – с надеждой спрашивает Кэти. – Что скажешь?
На ее щеках остались розовые «яблочки» от сценического грима.
Я ждала на качелях у амфитеатра, пока она переоденется. Олив Островски, может, и не стала ее прорывом, но Кэти сыграла прекрасно. Хотя сама она в этом не сомневается, ей нужно услышать подтверждение и от меня. Есть только одна проблема: пока моя подруга пела и играла, вкладывая в это всю душу, я не могла сосредоточиться на ее выступлении. Все, о чем я могла думать, – это странные недомолвки Эвана по телефону и что же он обнаружил в дневниках тети Анны.
– Ты была великолепна! – я вскакиваю на ноги и вручаю Кэти завернутый в целлофан букет выкрашенных в синий цвет маргариток, который мы с Райаном купили на заправке по дороге в парк.
– О-о-о, спасибо!
– Это Райан выбрал. – Он показал на них и пробормотал: «Вот эти вроде ничего».
– А куда он делся?
– Кажется, туалет пошел искать.
На самом деле он отправился купить пива Дагу и Джошу, но я знаю, что Кэти не одобрит его поддельный паспорт, который он недавно приобрел в школе.
Кэти садится на качели и прячет ладони под коленки, на которых лежит букет.
– Все прошло хорошо, да ведь? Народ смеялся.
– И много.
– Как нас было слышно?
– Отлично.
– Что тебе больше всего понравилось?
Черт. Судорожно перебираю в голове сцены, но весь спектакль я думала о другом.
– Конкурс был такой смешной.
Кэти нетерпеливо прерывает меня:
– Весь мюзикл про этот конкурс. Какая сцена тебе понравилась?
– Э-э-э… конспирология! Когда девочке надо было сказать по буквам «конспирология».
– Да, смешная сцена.
Кажется, мой ответ ее удовлетворил. Кэти отталкивается от земли, мы раскачиваемся, синхронно поднимая ноги в воздух.
– Софи такая талантливая. Это которая играла Марси Парк. У нее, кстати, тусовка в честь премьеры. Ну, может, «тусовка» – это громко сказано, но там будет Калеб.
– Калеб?
Кэти начинает притормаживать.
– Калеб. Он играл Уильяма Морриса Барфэ. Он победил в конкурсе. Я тебе о нем писала!
– А-а-а, точно. – Не знаю, как намекнуть ей, но что-то мне подсказывает, что этому актеру, которого я только что видела на сцене, девушки не интересны. – А как же тот парень из йогуртового кафе?
– Деррик? – Поскольку мы не знаем, как его зовут, мы решили называть его именем одновременно сексуальным и немного смешным. – Деррик – это топинг на замороженном йогурте моей любовной жизни, – пускается Кэти в размышления. – Он… посыпка «брызги». Но такая, знаешь, не самая вкусная. Калеб же – посыпка сердечками… Я робко пытаюсь возразить.
– …хотя она, что бы ты ни говорила, даже не шоколад! Все равно приходи на вечеринку. Можешь и Райана взять. У Софи есть бассейн, будет весело.
Цепи качелей поскрипывают, мы замедляемся.
– Ой! Кэти, я же сегодня не могу.
Она упирается пятками в землю и резко останавливается.
– Почему?
– У Энди Де Пальмы вечеринка. – Вероятно, он пытается поправить свою репутацию после того фиаско, когда его стошнило в стиральную машинку Дага.
– Ты идешь на вечеринку Энди Де Пальмы, который обливается ужасным дезодорантом «Акс»?
– Так надо.
– Почему? – в лоб спрашивает она. – Почему тебе надо?
Почти все зрители покинули амфитеатр. Ребенок подбегает к лесенке на площадке с криком «А-а-а-а-а-а!» и взбирается на верхушку, как Человек-паук на допинге.
– я хочу пойти, – поправляю я себя.
– Правда? Ты правда хочешь на вечеринку Энди Де Пальмы?
– Там будет много народу.
– Хм. – Она поджимает губы. – Ну да. Ты же фанат вечеринок с кучей народа.
– Кэти, мы с Райаном вообще не видимся во время учебы.
– Да, – бубнит она. – Раньше я думала, что это здорово.
Я отправляю качели подальше и вырастаю перед Кэти. Мама мальчика отчаянно пытается уговорить его слезть с лесенки:
– Дэшилл, слезай, мое солнышко. Дэшилл, солнце. Дэшилл. Дэшилл. Дэшилл. Дэшилл.
Даже смешно, только вот мы с Кэти не смеемся.
Я знала, что этого разговора нам не избежать, но не думала, что он произойдет сегодня.
– Кэти, тебя что-то не устраивает? Почему ты так…
Она меня перебивает:
– Почему ты с ним, Джесс?
– Что? – удивленно спрашиваю я.
– Почему ты встречаешься с Райаном?
Бросаю взгляд на парковку. Райан с пивом еще не вернулся.
– Потому что, – фыркаю я.
– Потому что почему?
Вгоняю пятку кроссовки от «Пумы» в землю.
– Потому что он меня смешит, – говорю я. – Потому что с ним здорово проводить время и… ну не знаю… он милый.
Чувствую, что это слабый аргумент, но и сержусь: что, это преступление – дружить с таким парнем, как Райан?
Кэти прикладывает руку к уху, будто прислушиваясь.
– С ним здорово проводить время? – громко повторяет она. – Это все, что тебе нужно?
– А тебе что нужно? Недоступность? – выпаливаю я. Это удар ниже пояса. Быстро исправляюсь: – И потому что с ним я чувствую себя особенной, ясно, Кэти? Потому что он выбрал меня.
Она чуть отстраняется.
– С ним ты ведешь себя как другой человек, Джесс.
У меня закипает кровь. Сжимаю кулаки – так сильно, что на ладонях остаются следы от ногтей.
– Тебе-то откуда знать? – бросаю ехидно. – Ты ведь не видишь.
– Хм. Интересно почему.
Я изо всех сил пытаюсь не плакать, но нос предательски захлюпал. Кэти скрещивает руки на груди и сердится. Зачем она все усложняет? я делаю глубокий вдох. Кэти обижена, что я не иду с ней на вечеринку, что я забыла, кто такой Калеб, и что я – очевидно – проморгала весь мюзикл.
– Слушай, – говорю я, пытаясь загладить вину, – давай завтра куда-нибудь сходим?
Она все еще злится, но мышцы ее лица расслабляются, руки тоже. Она ощипывает одну из неоново-синих маргариток.
– Может, вечером. Вы с Тайлером могли бы прийти…
– Да! – восклицаю я и тут же осекаюсь. – Стой. Черт. Брат Джоша завтра работает. – Он официант в «Чилис» на Девятой улице; подает пиво парням, а Лайле – ярко-розовые коктейли.
Взгляд Кэти мог бы остановить пулю на лету.
– Издеваешься?
– Я обещала Райану…
– Хватит, – отрезает Кэти.
– Может, пораньше, днем? Ой! – радостно восклицаю я, вспоминая о встрече с Эваном. – Угадай, куда я…
Она поднимает ладонь у меня перед лицом.
– Хватит, Джесс. Или кто бы ты ни была. – Она проводит передо мной рукой, будто я какой-то мираж. – Потому что я не помню, чтобы заводила дружбу с человеком, который предпочитает продинамить лучшую подругу ради «свидания мечты» с «Маргаритами» от брата Джоша.
Неприязнь исходит от нее волнами.
– Как я могу тебя продинамить, если мы даже не договаривались о встрече? – возражаю я, но Кэти уже идет к амфитеатру, откуда доносятся обрывки разговора световиков. – Кэти! – умоляю я.
Маргаритки в целлофане валяются у меня под ногами.
Будто по чьей-то команде, мальчик, до этого взбиравшийся по лесенке, пробегает мимо меня и высовывает язык. Вдруг он громко ахает, я оборачиваюсь взглянуть почему. Кэти показывает мне средний палец.