Глава 7


– Если я еще раз услышу эту историю, то на стену полезу, – признался Коша, закатывая глаза к потолку.

Мы не включали свет, но фонарь перед окном без штор был беспощаден – он делал все вокруг одинаково серым. Единственным ярким пятном оставались рыжие волосы Анфисы. Мы сидели втроем на матрасе и пялились на этот фонарь, как в экран телевизора. Женщина упорно называла меня «карамельной фрёй», что бы это ни значило. Но неожиданно за ней подхватил и Коша:

– Два глотка, фря, не сломаешься. У тебя трясучка не проходит.

Скосила на него глаза, но поняла, почему и он так называет – нет причин афишировать, кто я такая. Я резко выдохнула, но разведенный спирт все равно бил в нос. Зато история Анфисы в третий раз уже звучала смешнее:

– Я им сразу сказала, что группен по другому тарифу! Но они обдолбанные все, мама не горюй. Я нашим-то маякнула, чтобы выручали. Ну ничего, думаю, я тебе сейчас немного прикушу, чтобы знал, как честных давалок обижать. А другой ко мне сзади начал пристраиваться – вот у меня челюсть и свело. Кровищи, криков, полный пиздец, а таймер на секунды. Но ребята вовремя дверь вынесли, я даже по роже не успела прохватить. И чинно объясняют, что сами клиенты виноваты. А этот, который о мои зубы покалечился, оказался сыном какой-то шишки! А я их что, по форме яйцев различать должна?

Я завалилась на ее плечо, смеясь уже до слез. Она похлопала меня по лбу, продолжая:

– Иван Алексеич тоже чуть от хохота не помер. А потом давай ругаться – дескать, могла бы и по форме яйцев, у него и без меня проблем дохера. Сюда отправил – отсидись, говорит, мы уладим и тебя потом в другое заведение переведем. А здесь уже Котя сидит. Тоже, наверное, какой-то шишке хер обгрыз. Только пока не признаётся – но ничего, за пару дней сдастся!

Спирт подсказывал, что Иван и проституток крышует, а работа у девочек без такой крыши – просто ад. Про моего мужа Анфиса упоминала несколько раз – с подчеркнутой благодарностью и настоящим уважением. Хотя ей ли было на его понимание рассчитывать? Сам главный в ее вопрос вмешался и справедливо разрулил. Коша ни в чем признаваться не спешил, потому Анфиса треснула по кружке снизу:

– Давай-давай, фря карамельная, тару-то не задерживай!

На мой вкус, она была умопомрачительной в своей целостности. У нас на троих была одна кружка и одна металлическая миска, в которой умелица умудрилась сварить макароны. Из магазина ночью еще и печенья принесла. У Анфисы наблюдалась такая бешеная энергетика, что она будто сразу стала хозяйкой дома, затмив нас с Кошей вместе взятых. Они здесь вдвоем уже четвертые сутки находились и точно не собирались скулить от скудного быта. И мне в такой компании скулить было стыдно. Мой телефон пропал во время гонки, но меня заверили, что когда закончится срок отсидки – нам непременно сообщат. Притом Коша еще и многозначительно глянул в мою сторону, словно подразумевая с иронией: «Про нас еще могут забыть, а вам-то, Елизавета Андреевна, точно сообщат».

Меня первой уложили спать. По полу сильно дуло, я радовалась хотя бы единственному матрасу. И когда алкоголь начал выветриваться, меня снова затрясло. Хребет мне куртку захватить не позволил, а в квартире не нашлось даже драного пледика. Черная полоса невезения началась, в нее даже отключенное отопление вписалось гармонично. Я стянула с гвоздя на стене Кошину кожанку и попыталась пригреться под ней.

Они вдвоем пили на кухне – не шумели, но все равно слышно из-за тонких стен. И этот день для меня стал открытием во многих вопросах. Кроме трудных будней проституток, я была посвящена и в другие тайны: к примеру, Коша – все-таки не бесполое существо. Они, наверное, думали, что я крепко уснула, потому и не обращали внимания на невольную подслушивательницу.

Анфиса приглушенно смеялась. Похоже, и Коша смеялся, что-то ей нашептывая. Теперь и понятно было ее нежное к нему обращение – они с «Котей» так и коротали свое заточение до моего появления в квартире, я им не стала помехой.

– Тщ-щ, – Коша ее будто успокаивал необычным для себя веселым тоном. – У меня где-то в кармане были, я сейчас.

Он вошел в комнату, застыл передо мной, потом присел и вынул из кармана куртки пачку презервативов. Изобразить крепкий сон мне не удалось, а жмуриться я посчитала совсем уж глупым, потому приоткрыла глаза. На нем не было футболки, и получилось, что я вперилась взглядом в его голый живот. Поджарый, с едва заметной полоской, уходящей вниз. Наверное, женщины, которые его плохо знают, находят Кошу сексуальным.

– Тщ-щ, – он повторил мне тем же тоном. – Спите, Елизавета Андреевна.

Странно, что не опостылевшая «фря». Ответила едва слышно:

– Сплю. Не стесняйтесь.

– И не думали.

Он так же бесшумно встал и вернулся на кухню, не забыв снова прикрыть за собой дверь. И опять глухие смешки, шепот, ерзанье, а потом ритмичные стуки стола о стену. Анфиса вскрикнула, но снова чей-то смех перекрыл внахлест непонятную сумятицу. Я зажала нижнюю губу зубами. Неловко как, хотя мне-то чего смущаться? Не невинную девочку он там трахает, и она отдается не невинному мальчику. Там, на грязной кухне полтора на полтора, ангелов не водится. Ритмичный стук стола тому доказательство. Взрослые люди нашли способ скоротать пустое в ожидании время, ничего экстраординарного. Но меня смущало.

Интересно, он ей за это заплатит, или крыше дают просто так, наподобие «налогов»? И она всегда с клиентами так сдавленно постанывает на каждом толчке? Это отработанный маневр, или выходит непроизвольно? Интересно, а Коша ее целует или отстранен, как обычно? Он, наверное, в сексе теряет свою непроницаемую маску. Возможно, вообще на себя не похож. Но предполагаю, что он совсем немного жесток, агрессивен. Или он закусывает губу так же, как я сейчас?

Они продолжили в ванной, я только после их перемещения смогла задремать. Но под утро меня колотило от холода. Я даже не сразу поняла, что проснулась от шепота Анфисы, пытаясь сжаться еще сильнее.

– Девка-то наша совсем замерзла. Ну, фря, ты совсем изнеженная, что ли?

– Так грей, – тихо отозвался Коша. – Не я же. Моя задача, чтобы она живой отсюда вышла, но не я в ее карамельности виноват.

Она обняла меня сзади, с силой притянула к себе, растирая под курткой плечо. И выдохнула с запахом алкоголя:

– Сука ты, Коша. Кобель, конечно, но такая сука. Без сердца жить тоскливо.

Я невольно улыбнулась ее определению. Вот а в Анфисе какой дефект? Ведь однозначно хороший человек, из нее душа поверх оболочки прет. И почему себе такую работу выбрала? Дело и в моральности, в необходимости еженощно через себя переступать, и в риске – даже в элитном эскорте девочки рисковали нарваться на неприятности, а уж обычную проститутку завтра могут в подворотне найти с перерезанным горлом. Но Анфиса будто через себя и не переступает, есть такие люди, которых вокруг меня – каждый первый. Генетикой или злой судьбой в них заложена страсть к саморазрушению, вот они только такие пути и выбирают… Не «они» – и я с ними.

Пижона я возненавидела. Он на следующий день заскочил к нам и забрал Анфису, а мы оба не хотели ее отдавать. Оказалось, что ее проблемка уже улажена, а с Кошей Пижон совсем недолго пошептался. Вернул сотовый и покачал головой в ответ на какой-то вопрос, после чего Коша выругался. На меня сподручный даже не глянул – вероятно, извиняться не хотел, что меня пока не забирает. А означать это могло только одно: в доме неспокойно, у Ивана серьезная бойня, потому мне стоит оставаться здесь – в неуюте и безопасности. Почему не дергают Кошу, когда с врагом определились, совсем непонятно. Но по его хмурому взгляду, когда за Анфисой и Пижоном захлопнулась дверь, я догадалась – вполне возможно, одну меня оставлять никак нельзя, вот и выбрали самую дрессированную собаку из всей псарни.

От этой мысли холод пробежал по спине – так нам вдвоем тут еще сколько куковать, если я не ошиблась в предположении? А потом другой волной, уже ледяной – нам тут без Анфисы куковать? Да она ж единственная, кто в нашу компанию жизнь вдыхал! И Коша придерживался той же мысли:

– Лучше бы хавчика привез, чем наши ресурсы забирать.

Я не ответила. Здесь даже телевизора не было, ни одной газетенки, которую можно было бы почитать. Я сидела на матрасе и пялилась на фонарь за окном, ожидая, когда он загорится. Загорелся. Веселее не стало. А если неделю здесь сидеть придется? А как насчет двух недель? А как люди годами в тюрьме с ума не сходят? Вот так сидят и думают о своем поведении? Думала и я. Но ничего надумать не могла, мысли, наоборот, будто заморозились и больше не шевелились.

– Пора поесть, Елизавета Андреевна.

Коша всунул мне в руку единственную миску с плотным комком макарон. У Анфисы вчера получилось это же блюдо намного лучше.

Если между фразами делать длинные-длинные паузы, то они займут больше времени – фразы, в смысле. Тишина может и раздавить, а у нас всего несколько патронов – их надо расходовать экономно, чтобы не истратить быстро, но вовремя отпугнуть тишину. Потому я вначале поковырялась в ужине, потом позалипала на фонарь и лишь после отреагировала:

– Я теперь снова Елизавета Андреевна? Перестала быть фрёй? Что это слово вообще значит?

Коша скорее всего уловил основное правило игры, потому тоже ответил не сразу – целых десять минут наблюдал за фонарем. И когда заговорил, то ли вообще забыл о вопросе, то ли не собирался поддерживать именно эту тему:

– Может, нам кастрюлю купить?

– Кастрюля – это шикарно, – одобрила я еще через пятнадцать минут. – В ней проще варить макароны, а в остальное время сможем по ней стучать – один удар ты, один я.

За окном совсем стемнело, потому фонарь сам по себе становился все более интересным. Коша медленно вдохнул.

– Тогда кастрюлю покупать не будем. Лучше консервы в банках, их открывать весело – одну вы, одну я. Но мне приказано не выходить, поэтому ждем, когда вообще жрать ничего не останется. Надо настраиваться, что нам так сидеть не меньше трех дней. За это время Иван Алексеевич или прижмет Алаева, или Алаев прижмет Ивана Алексеевича.

Фонарь тонко намекал, что в этом не осталось повода для беспокойства. Волноваться следовало о другом:

– За три дня мой мозг прикажет долго жить.

– А разве он еще не? Вы четыре года почти не разговаривали, и нате – прорвало.

Жестоко, но справедливо. Почти.

– Не совсем так, Коша. Я могла с прислугой здороваться, в интернете сидеть, книги читать и раз в неделю видеть мужа. О, кстати, еще и хлопать в ладоши могла – от того, как мне в жизни повезло.

– Хлопайте. – Коша медленно перевел взгляд на мой профиль. – Кто мешает?

– Отсутствие повода мешает.

– Как будто он раньше был.

– Не было. Это шутка такая.

– Ха. Ха, – Коша отреагировал монотонно. – Правду говорят, юмор украшает жизнь.

– Знаешь, наша первая стратегия друг с другом не разговаривать теперь выглядит не самой проигрышной.

Но он не замолчал:

– Согласен. Кстати, можно постоянно спать. Я умею спать постоянно, а вы?

Он, если не ошибаюсь, и прошлой ночью не спал, если только не пристроился удобно на табуретке. Но я снова с сожалением вспомнила о покинувшей нас Анфисе – вот бы с кем вечер проходил не так томно!

– Нет, Коша, я не буду спать ночью. Очень дует по полу. Днем высплюсь.

– Спирта еще можем развести. Пожиже, чтобы на три дня хватило.

– Заманчивое предложение. Я, когда в детстве гаммы учила, о том и мечтала: вот вырасту, консерваторию закончу и буду глушить спирт в компании бандюгана. Иногда даже радуюсь, что мамы больше нет, не видит, как детские мечты сбываются.

Коша после долгого молчания встал и отправился на кухню. Но вернулся не с разбавленным спиртом, а с пистолетом. Протянул мне.

– Зачем? – я удивилась и взяла, оценивая тяжесть.

– Вот так снимается с предохранителя. – Он показал. – Только не стреляйте, даже если я начну очень раздражать. Шуметь нельзя.

Ну, я пощелкала предохранителем, раз больше ничего нельзя. А потом спросила снова:

– Зачем?

Он пожал плечами.

– Вы же сами как-то просили. И опыт показал, что вы были правы. Вырубили бы Хребта на подходе, все бы глаже обошлось.

Я и в фонарь немного поцелилась, хотя он мне ничего плохого не сделал. Это было новое развлечение: щелкнуть предохранителем, напугать фонарь, убедиться, что фонарю все до фонаря, щелкнуть предохранителем. Но надолго не хватило. Потому Коша опять встал и подал мне руку.

– Танцевать зовешь? – сразу догадалась я, однако в ответ прозвучало только со скепсисом:

– Ну да.

Я поднялась сама – не калека. Но Коша с силой схватил меня за запястье. На возмущенный взгляд объяснил:

– Вывернуть надо через большой палец, это единственное слабое место в захвате. Резче!

У меня почти сразу получилось – но только после того, как он сам чуть ослабил захват. Однако принцип я поняла и некоторое время, пыхтя, тренировалась. Как только начало получаться увереннее, Коша продолжил:

– Теперь дальше – если мужик не слишком здоровый, то лучше сразу самой перехватить. В идеале – заломить руку.

Он показал на мне и тут же протянул свою, чтобы тренировалась. Мягко говоря, этот прием оказался намного сложнее. Я уловила, куда давить и как заламывать, вот только конечность его никак не поддавалась.

– То есть ты относишься к слишком здоровым мужикам? – спросила я, констатируя выводы.

– Да нет, просто действовать надо быстрее, чтобы скорость в инерцию вложить.

Веселее занятия у нас все равно не было, и я репетировала со всем рвением. Наконец-то удалось вовремя и на плечо надавить, и руку его назад завести. Но через секунду уточнила:

– Ты поддался?

– Что вы, Елизавета Андреевна, вы просто грозный противник, – прозвучало как-то уж совсем ехидно. – Руку только мне не сломайте, очень прошу.

Я от злости еще раз ударила его в плечевой сустав. Но Москва не сразу строилась, и все ребята не в первый же миг умели другим морды бить. К тому же это азартно и нескучно. Нескучно было в первую сотню повторений, во вторую уже как-то начало надоедать, но я делала и делала, – Коша заверил, что должно дойти до автоматизма, и если само движение займет доли секунды, то это компенсирует разницу в силе.

Вряд ли разница между нами хоть как-то компенсировалась, но один раз он даже коротко выдохнул – не похвалил, не признал мои успехи, а просто выдохнул. Я решила, что это равно медали на чемпионате по боям без правил, и еще сильнее вдохновилась.

Вырваться из захвата сзади тоже поначалу было непросто, зато время как бойко побежало! И легко, еще до первых успехов, представлялась, как налетит на меня со спины маньяк-насильник, перехватит могучей рукой за шею, а я ему – хрясь! – устрою сюрприз, как показано. Иногда казалось, что Коша улыбается, но стоило мне посмотреть прямо, я видела лишь равнодушную сосредоточенность.

– Это просто, если отработать, – подгонял он. – Думать в такие моменты некогда, потому автоматом включаем реакцию на правшей. Еще раз, перехватываем руку сверху, шаг вправо, уводим подбородок, голову вниз, залом сзади, как до этого тренировали. Если вы не с бывшей одноклассницей будете делить первую любовь, то не делайте ставку на силу. Вам перевес даст только скорость и неожиданность, потому не должно быть ни одного лишнего движения – на него нет времени. Пока медленно, Елизавета Андреевна.

Я уже порядком устала и сильно запыхалась, но останавливаться намерена не была. Просто требовалось несколько секунд для передышки.

– Ты хоть сейчас бы без Андреевны обошелся.

– Хорошо, фря карамельная, – Коша вообще не удивил своим предложением.

– Ничуть не короче! – раскритиковала я. – Человек, который уже десять раз схватил меня за горло, может называть меня Лизой.

– Только при одном условии – если вы начнете называть меня Русланом Владимировичем. Все, кого я десять раз схватил за горло, так и называют.

– Ладно, «Елизавета Андреевна» сойдет. Продолжаем.

Еще несколько часов назад я думала, что подобное невозможно. Но теперь и сама понимала, что можно вырваться, если тебя неожиданно перехватили. Особенно когда какой-нибудь Хребет от утонченной цыпочки такого не ожидает. И Коша немного расслабился – он хватал меня уже резче и с силой, чтобы я полировала навык в условиях, близких к реальным.

В очередной раз задохнулась и внесла идею:

– Вот и аппетит проснулся! Предлагаю сделать перерыв на печенье и разбавленный спирт!

– Можно.

Я повернулась к кухне, в темноте по коридору шагать нужно осторожно. Но Коша перехватил сзади за шею. Отточенный шаг вправо, не забыла про подбородок, и вскрик, когда маневр не удался:

– Как так? Ты другой рукой схватил!

– Потому что я левша, – раздалось почти в ухо. – Для таких, как вы, недоучек, страшнее ничего не бывает. После перекуса будем тренировать левый захват.

Спать я отправилась, когда уже рассвело и в комнате начало теплеть. Коша уместил только голову на матрас у меня в ногах. Но куртку его я ему не предложила, я вообще ее сразу приватизировала как самую бесценную здесь вещь. Усталость навалилась разом, приятная и избавляющая от тоски. В нашей отсидке найден смысл, так почему бы не радоваться – пусть и не до хлопков в ладоши?

Загрузка...