Вышел потерянный – свежий весенний воздух не отрезвил. В голове туман. Муторно. Шел и шел вперед, не думая, ничего не сознавая. Что-то цепко впилось в плечо. Рывок назад. Что-то темное и тяжелое пронеслось перед самым носом. Едва устоял на ногах. Сердце забилось сильнее от запоздалого испуга. Обернулся. Молодая особа, невысокая, рыжеватая, безмятежно улыбалась во весь рот.
– И куда вы смотрели, сударь, позвольте полюбопытствовать? Он же гнал как сумасшедший!
– О Боже! – некое чувство будто и впрямь к Богу шевельнулось в душе Аркадия. – И вправду чуть не задавил. А вы… спасли меня… Ну и сильная же у вас рука, сударыня. Позвольте же приложиться к ней в знак глубокой признательности.
Уже потом, вспоминая это происшествие, Аркадий удивлялся: в том полубредовом состоянии оно подействовало каплей сильнодействующей микстуры – встряхнуло и оживило. Инстинкт самосохранения сослужил хорошую службу. И на девушку он отвлекся: подобные личности – женского пола особенно – всегда любопытны.
Ему, как следователю, уже приходилось общаться со всякими рода авантюристками. И в этой девушке с лукаво прищуренными серыми глазами почудилось что-то вызывающе смелое, бесшабашное. Не красавица, но именно такие девчонки порой сводят мужчин с ума. Кто она? Курсистка? Купеческая дочка? Чья-нибудь молоденькая жена?
Девушка уверенным движением поправила прядь непослушных волос – не светлых и не темных, с рыжинкой. И неожиданно кивнула в сторону дома, где гостил Распутин.
– Вы оттуда идете?
– Да…
– Интересный мужик, – вполголоса заключила незнакомка. И решительно заявив «прощайте!», крепко пожала Аркадию руку.
Остаток дня, встреча с московской родней, соболезнования, утешения – все опять прошло как в дремоте. Аркадий явно заболевал.
На следующий день проснулся с обновившейся злостью на мир Божий. Даже мелькнула мысль отправиться к Москве-реке… Но топиться все же не пошел. Проведя день в беспорядочных и бездумных прогулках по родному городу, вечером завалился в «Яр». И вновь увидел его… То же самое лицо, цвет и длина волос. Только теперь это был уже не хилый тихий мужик, но пьяный разнузданный детина. Какая-то кралечка-милашка уютно устроилась у него на коленях, другая так и вилась рядом. Увидев новое лицо, мужик закричал:
– Здорово, милок! Давай к нам сюда.
Волна отвращения заставила Аркадия содрогнуться, и он почти выбежал из «Яра». Думал только об одном: «Лара! Как могла она так ослепиться им? Не может быть! Не верю!»
***
Из дневника Аркадия Максимова:
«В Москве я слег. Конечно, сильно простудился, но кажется, что я и сам хотел заболеть. Сейчас, когда пишу, все это вспоминая, уже спокоен. А тогда метался в горячке и кричал на весь свет, что всех ненавижу. Алексей Владимирович был в это время в Москве проездом. Он пришел и сидел у меня… не помню сколько, но долго. Я знал, конечно, что, будучи сыном его старого друга, вызываю в нем некое подобие отцовских чувств, но, признаться, все же не ожидал такой заботы.
Родственники мои переполошились. Еще бы –государственный деятель запросто посещает обыкновенного следователя. Стало быть, и я в их глазах стал важной птицей. Неледин не произносил пустых утешений (да я тогда и не воспринимал никаких утешений), но клал руку мне на лоб. И, казалось, если не рассудок мой, то душа охотно принимала это безмолвное участие. Потом он снова приходил, говорил о всяких пустяках. Но я тогда уже почувствовал, что все не так-то просто.
Впрочем, долго писать тут не о чем. Вскоре я понял, чем еще вызвано сочувствие Алексея Владимировича. Кроме участия, так интересоваться моим горем побуждала его ненависть к этому человеку… Наш разговор я запомнил слово в слово.
– Все, кто не слепы, видят черную тучу над Россией. Все… кроме двух человек, в том числе и того, кто должен быть зорче всех, видеть дальше всех.
Я, конечно, понимал, о ком он говорит.
– Но он предпочитает не видеть ничего, кроме миражей, и не слышать никого, кроме своей жены, погруженной в истерический религиозный мистицизм. Он допустил до себя этого человека… и погубил все. Наш долг, дорогой мой друг, исправить то, что еще можно исправить.
Дальше Алексей Владимирович говорил, что и он, и я, хотя и разнимся в общественном положении, но по долгу службы находимся на страже государства. Врагов России надо давить! Он еще много и убедительно говорил. Я пообещал, что сделаю все, что в моих силах. Опыт службы в сыскной полиции пусть у меня и невелик, однако я знаю свое дело. У меня есть счет, который я готов всегда предъявить. И какой счет!»