Есть люди, которые прекрасно чувствуют себя в одиночестве длительное время. Такие, как я. Они упиваются одиночеством, хотя часто впадают в необъяснимую апатию и тоску.
Есть люди еще более странные.
Они могут долго жить с человеком, который их не любит. Не ценит, не уважает и прочее, прочее, допишите сами. А они продолжают верить в некую призрачную любовь. Перед глазами пелена, а между душами стена. Игра в одни ворота, театр одного актера – все это о моем старшем брате. Он не приемлет одиночества никогда, даже в периоды грусти или апатии. Я не сказала бы, что он компанейский и любит внимание. Скорее, правда в том, что он не любит оставаться наедине с собой, один на один. Это его убивает.
Жаль, что его «половинка» не замечает этого. Мама и я отлично все понимаем, но давить на него не можем. Необычность брата мучает его самого, ведь в одиночестве он сходит с ума. Пусть лучше кормится ложными надеждами, чем неделями сидит в пустой комнате, обдумывая пути возвращения к своему «тирану». Если мое детство прошло под девизом «Да оставьте вы все меня в покое, наконец!», то мой брат не мог играть в одиночестве и пяти минут, чем ужасно злил меня!
И нет, все мы не сбежали из психушки. Такими нас слепило общество. Оно и медленно уничтожает, разъедает наши тела и портит мысли. Пока мы поддаемся этому влиянию – а мы, черт возьми, поддаемся!
У каждой семьи есть свои скелеты и тайны. Мамы, папы, сыновья и дочери – вроде бы вместе, но у каждого из них есть своя жизнь, свой маленький мирок, доступ в который закрыт для остальных, даже самых близких. И это не мешает нам любить друг друга. Порой, я думаю, что единственный выход из этого замкнутого ада – это уйти в мир фантазий, книг и фильмов, туда, где добро все же победит зло, а бездомные собаки обретут любящих хозяев.
Бессмысленно мечтать о любви, мир ищет только выгоду и удобство.
Мой брат такая же бездомная собака.
Я вошла в нашу обтрепанную пыльную кухоньку и поставила тяжелый чугунный чайничек на плиту. Слегка пахло сигаретным дымом из форточки. Странно… Может быть соседи курят?
Брат дома. На запыленном столе стояла миска с остывшим супом и кусок хлеба. Мама позаботилась обо мне, прежде, чем уходить на ночную смену. Рядом лежала записка и блюдце, прикрытое крышкой, по которому полз таракан. «Последнее пирожное с кремом. Ешь сразу, иначе траглодит его обнаружит первым. Целую». Долго думать мне не пришлось, и я мигом принялась работать челюстями. Андрей всегда был сладкоежкой; бабушке, помню, приходилось прятать конфеты в видеомагнитофоне, так как, его острый нюх мог найти сладкое даже на самых верхних полках буфета. Блаженно развалившись на хлипкой табуретке, я потягивала поспевший чай… После чая любые проблемы кажутся выдуманным сном…
– Как работа? – в проеме нарисовалась тощая фигура брата в растянутой футболке с пивом в руке. – Налей мне тоже чаю. У меня день не задался с утра. Все так чертовски бесит! Пирожных поел – вроде легче стало, – я улыбнулась, но внутри была немного напряжена. Пиво – редкий гость в нашей семье. А уж запах сигарет меня особенно смутил.
Обжигающий черный «Липтон» был разлит в чашки, но пить его мы не торопились.
– Чем хуже погода, тем больше выручка в книжном магазине. Я уже спокойно делаю прогнозы на спрос книг.
– В плохую погоду я бы тоже заскочил в магазин…
– Вот видишь – довольно заметила я.
– …чтобы спрятаться от дождя. – ухмыльнулся брат.
Я вздохнула.
Что-то явно случилось. Непривычно видеть его в таком гнетущем настроении. Наша семья могла бы считаться дружной, если бы не постоянная, вездесущая печаль, которая пронизывает каждый уголок нашего дома и каждого члена семьи. Не сразу ко мне пришло это понимание. Быть может после ухода отца… Или смерти бабушки… Все хорошо на первый взгляд. Мы здоровы и дружны между собой. Не хочу глубоко вникать в причины оледенения этого дома. Легче закрыть на это глаза и продолжать жить дальше.
– Ты всегда был вредной задницей. Рассказывай, что стряслось. Если это опять из-за нее, то я и слушать не хочу… Давно бы вправила ей мозг! И врезала бы по щам! Не хватало нам еще твоего алкоголизма. Скажи только одно: она ушла? Ты свободен? Или меня сейчас точно понесет! – я и правда немного взбудоражилась, вспоминая лицо его пассии.
Но Андрей только отмахнулся и поставил пустую бутылку на пол. Тут же прибежал наш рыжий кот и с любопытством стал обнюхивать горлышко бутылки. Кстати коту уже больше пятнадцати лет, а он до сих пор интересуется выпивкой.
Воспаленные глаза брата говорили, что он явно переживает. Он старше меня на пару лет всего-то. Но уже выглядит как уставший тридцатилетний трудоголик, у которого нет семьи, и дома его ждет лишь голодный пес и пара тараканов. И то… в голове. Будучи когда-то ярко-синими, глаза его померкли, а выражение лица приняло вечную презрительную ухмылку, что производило впечатление начинающего наркомана. Боже, что я несу…! Он же мой брат, в конце концов. А я слишком много думаю, слишком много фантазирую. Это все книги и фильмы виноваты…
– А чего ты взвелась-то? Не парься. Я взрослый, и я со всем справлюсь. – он сделал глоток горячего чая, поморщился, и отведя взгляд, продолжил. – Да хреново все, Лен. Че мне тебя обманывать? Она села в машину к другому. Ты прикинь? К другому мужику? И вроде она хорошо его знает, так приветливо обнималась с ним… А у меня как-то ничего даже не екнуло. Надо было кричать, разбить машину, избить этого толстяка… Но ничего этого я не сделал. И не хотел. Пять лет издевательств, обманов и измен. Знаю, вы с мамой меня не уважаете… Не по-мужски терпеть такое отношение, тебя используют и бла-бла-бла. Спасибо. Вы мне помогли. Нельзя терпеть такое отношение, нельзя быть комнатной собачкой, нельзя быть подкаблучником, надо иметь собственное достоинство и гордость. Вы все это твердили мне много лет, хоть и после спустили рукава. Я благодарен вам за это снисхождение.
Не скрою, отчасти такие отношения были приятны мне. Казалось, что я герой, а мой любовь – беззаветна. Как в твоих книгах, понимаешь? Во всем виноваты твои дурацкие книги.
Если любить просто так, полностью доверяясь чувствам, забывая обо всем, то обретешь истинную любовь. Как красиво, чуешь? Да, не смотри так исподлобья, твои книжки в один голос твердят о чудесных и добродетельных людях, которые любили долгие годы, доказывали свою преданность и в один прекрасный момент им оказывали благосклонность. Мне же, как видишь, оказали очередное предательство. Сколько их было? Я не помню. Десятки? Я тоже, как и вы, спустил рукава. Так проще жить. Тупицам проще, дебилам проще, пофигистам проще! Если бы я меньше знал, или еще лучше, был психом, дауном – я не страдал бы и вовсе. Жалею, что имею разум и чувства, – он на некоторое время умолк, пристально глядя на меня, словно ожидая осуждения или критики, как провинившийся пес. Я попыталась взять его руку, но он отдернул ее. – Не надо меня жалеть, пожалуйста. Я знаю, о чем ты думаешь. Что бла-бла-бла, ты больше не сможешь жить один, ты умрешь в одиночестве, тебе нужна компания, неважно с кем и как. Я справлюсь. Пора бы взрослеть и начать жить своей жизнью, не зависящей от кого-то… Ничего не говори, Лен, просто молчи, иначе я, честно, что-нибудь разобью…
Глядя в его изможденное лицо с россыпью мелких морщинок, синяками под глазами, я знала, что он не справится один.
Из цветущего молодостью, красивого парня, он превратился в подобие маргинала, балансирующего на краю нищеты. Мы не люмпены, вполне неплохо живем, но что эта женщина сделала с ним? Неужели была на то причина? Столько лет измываться над ним, испытывать его терпение и любовь, чтобы в один день уйти к другому? Высосать все соки, энергию, любовь, деньги и что дальше? Черт, а? Кажется, мне тоже нужно пиво… А вдруг… А вдруг она такая же как мой брат?! Вдруг она тоже не может выносить одиночества? Ну… так вот, по своему… Одинаковая полярность сочетаться не может, как ни крути.
Я вновь с сожалением обратила внимание на бледное лицо Андрея. Он понурил лохматую голову, как побитый щенок, ковыряя ногтем трещину в столе.
– Быть может книги и врут… было бы ошибкой доверять каждому слову, что там пишут, – медленно начала я, старательно подбирая слова. Сейчас мои вспыльчивые замечания и придирки уж точно не принесли бы ничего хорошего. – Но они помогают нам забыться на время от трудностей жизни. Это звучит по-детски, знаю. Интересная книжка поможет тебе намного больше, чем эта бутылка. Или хотя пересмотри любимый сериал. Забудь о ней хоть на мгновение! Прости, что я так неловко говорю и вообще не умею поддерживать и находить правильные слова… Это трудно мне дается. Я хотела бы обнять тебя, сказать ласковые слова и всячески выразить свою поддержку. Ты лучше меня понимаешь, что это сейчас не поможет. Да и не люблю я эти нежности. Ты должен сам разобраться в себе. У тебя получиться, потому что ты сильный. Ты и всегда был сильным, просто забыл об этом… Может стоит вспомнить об этом?
Внутри меня кипели совсем противоположные эмоции.
Мне так сложно выразить то, что я действительно чувствую, словами. Я остро чую любую несправедливость, как я уже сказала. Кажется, сейчас во мне проснулось желание убивать, несмотря на краткость.
Мы с братом были дружны с самого детства, как близнецы, хотя внешне мы разные. Он блондин, я шатенка; он общительный и веселый ребенок; я – закрытая и нелюдимая. Дружба не покидала нас в самые трудные моменты, вплоть до подросткового возраста и юности.
Все изменилось, когда появилась она. Эта женщина точно была ведьмой, хотя я и не верила никогда в таковых. Из души компании и общительного парня, мой брат превратился в покорного слугу, мальчика на побегушках, настоящего раба на поводке.
Никогда, слышите, никогда он не был таким! Моя мать никогда не думала, что такая скромная тихая девочка, вечно витающая в фантазиях и раздумьях, как я, станет куда здравомыслящее и приземленнее, моего брата. Любимец девушек, лучший в классе по успеваемости и сильный спортсмен-каратист, во что он превратился за эти годы?
В лучшем случае он походил на торговца марихуаной.
В худшем – на ее потребителя.
Он помолчал немного, задумчиво глядя в пол, поднялся и ободряюще похлопал меня по плечу и ушел в комнату. Справится ли он? А справлюсь ли я?
На подоконнике я обнаружила начатую братом пачку крепких сигарет.
Просидев на кухне до самой полуночи, я все же заставила себя отправиться спать, оставив ночник догорать, а блюдце— наполненным окурками.
В нашей семье никогда не курили.