От такого поведения врача я на мгновение замираю. Что происходит? Почему? Моей маме плохо, а этот придурок убегает к какой-то Ляльке! Растерянность меняется негодованием и злостью.
И тут меня прорывает.
– А-а-а! – кричу я, вне себя от злости.
Все неудачи сегодняшнего дня выливаются в этот безумный крик. Вижу краем глаза, как поднимают головы медики, как испуганно оглядывается доктор Вихров, но танк, по имени Дина, уже не остановить.
Словно безумная бросаюсь следом за этим грубияном. Обгоняю его и врезаюсь с размаху, расставив руки, как курица крылья:
– Не пущу! Только через мой труп! Сначала моя мама.
– Больная на голову, что ли? – Вихров отталкивает меня в сторону и бежит к пациентке на каталке.
Отчаяние лишает меня страха. Мне надо его остановить. Иначе… я больше его никогда не увижу. Я бросаюсь на него со спины, хватаюсь за шею, подпрыгиваю и облепляю ногами талию.
– Гад! Сволочь! Я тебя урою! Только посмей уйти!
– Отстань от меня, липучка!
Он легко скидывает меня со спины. Я больно падаю на пол. Отчаяние переполняет меня. Сквозь пелену слез я вижу, как он наклоняется к каталке и шепчет:
– Лялька! Как же так? Лялька.
Но и я не сдаюсь. Снова поднимаюсь на ноги, не чувствуя боли, и несусь за ним. Хватаю его за талию и тяну на себя. Ко мне бегут его коллеги. Они уже пришли в себя от неожиданности и уцепились за меня, но я держусь так крепко, как могу, и шиплю прямо ему в ухо:
– Сначала моя мама, потом все остальное.
– Вызовите охрану! Уберите от меня эту сумасшедшую!
Сзади ему под ноги кидается Милаша.
– Не трогай мою маму!
Кто-то подхватывает дочку на руки, но она визжит так, что закладывает уши.
– Там… моя жена, – хрипит Вихров, слегка придушенный моими руками.
– А мне плевать! Ей уже помогают, а мою маму можешь спасти только ты.
– Пусти меня, или я сдам тебя в полицию!
– Попробуй только! Я скажу, что ты отказываешься выполнять врачебный долг, – кричу я ему в спину.
– Ладно. Ты меня достала! Отвезите пациентку на КТ! – приказывает он медсестре.
– Хорошо, Евгений Михайлович.
Доктор цепляется за мои пальцы и пытается оторвать их от своего халата, но я держусь крепко. Тогда он расстегивает халат, и тот остается у меня в руках. Оттого, что тяжесть внезапно исчезла, я снова чуть не падаю на пол.
– Я сейчас приду, – чеканит он слова, глядя на меня в упор. – Только посмотрю, в каком состоянии моя жена. Довольна, стерва?
Я от злости скриплю зубами и яростно кидаю халат на пол. С трудом сдерживаюсь, чтобы его не растоптать. Не отрываясь смотрю врачу в глаза. Суровый взгляд серых глаз из-под насупленных бровей сверлит меня. Я тоже не сдаюсь.
– Попробуй только не приди, придурок!
– Ах, ты!
– Что я?
Иду на него грудью, а в голове мелькают вип-персоны, к которым я могу обратиться за помощью, чтобы наказать этого докторишку.
– Сказал же приду! – пасует перед моей яростью доктор. – Сразу, как сделают КТ.
«Ну и грубиян!» – не к месту мелькает мысль. Точно. Хам! Резкие слова кардиолога задевают. В душе закипает злость. С языка уже готова сорваться колкость, но я держусь: одной вспышки на сегодняшний вечер достаточно.
Неизвестно, сколько секунд длилась бы эта война взглядами и словами, если бы не Милаша.
– Мамочка, я есть хочу, – слышу я хныкающий голос дочки и наконец прихожу в себя.
Что это было? Неужели я способна на такие безумные поступки? Или именно этот человек будит во мне низменные страсти? Я отворачиваюсь и тороплюсь к кровати мамы.
– Пойдем к бабушке. У меня в сумке есть печенье. Хочешь?
– Да.
Мама тяжело дышит, но в сознании. Одна рука ее лежит на груди.
– Мамочка, как ты?
– Ди-на! Что ты устроила?
– Мамочка, не время сейчас разводить сантименты. Тебе помощь нужна. Еще болит?
Мама устало закрывает глаза, но руку с груди не убирает. Ее лицо перекашивает гримаса боли. Я где-то читала, что сердце не болит, а давит, жмет, отдает в лопатку и в плечо. Может, проблема в другом?
– Мама, смотри на меня, – прошу ее. – Разговаривай со мной. Тебя сейчас повезут на КТ (компьютерная томография). Где у тебя болит?
– Везде, – едва слышно выдавливает мама.
Я вижу, как из-под опущенных ресниц выкатывается слеза и стекает по щеке. Мои глаза тоже наполняются влагой. Мне плохо. Так плохо, что я бы с удовольствием взяла мамину боль на себя. Путь лучше мне будет худо, чем моим родным.
Подбегает медсестра Светлана, отсоединяет провода и берется за спинку кровати.
– Штатив капельницы несите, – приказывает она мне и смотрит так злобно, что у меня мурашки бегут по спине.
– А маме прямо с капельницей КТ делать будут? Может, нужно вытащить из вены иглу?
– Вас не спросили! – грубо ответила девушка. – Устроили тут балаган! У хирурга жену в тяжелом состоянии привезли, а вы даже взглянуть на нее не даете. Вы бы разве не побежали сразу к родному человеку?
– Я слышала, как эта блондинка медиков материла, – парирую я, но чувствую, как краснеют щеки: мне стыдно.
Приступ ярости прошел, мама дышит часто, но в сознании. Помощь ей оказали, и угрозы для жизни в данный момент нет. Вдруг я и правда зря сорвалась?
Я не лучше этого доктора Вихрова. Сегодня днем сделала то же самое: когда позвонили из садика, сорвалась и бросила в кабинете клиентку. Память тут же услужливо подсказала, что я оттолкнула блондинку, а та, кажется, упала. Черт, одни блондинки на пути попадаются!
«Но она же не находилась при смерти», – оправдываю свой поступок. Весь день крутилась, даже на работу не позвонила. О боже! Надо же как-то теперь оправдываться!
Мы идем в сторону отделение рентгенологии. Милаша спрыгивает со стула и цепляется за мою руку. Что со мной сегодня творится? Я постоянно забываю о дочери. Уже десятый час, поздно. Ребенок еще не ужинал, устал и хочет спать. Слезы текут не останавливаясь. Я подхватываю дочку на руки и прижимаю к себе.
– Мамочка не плачь, – всхлипывает Милаша. – Я больше так не буд-у-у-у…
– Прости меня, доченька, прости! Потерпи еще немного.
Перед процедурой прибегает кардиолог. У него нервно подергивается глаз. Маска висит на подбородке, открывая застывшее, словно мраморное лицо. Глубокие носогубные складки подсказывают мне, что доктору около тридцати лет.
Вихров начинает задавать маме вопросы, но частит скороговоркой. Я вижу, что он торопится, и дышу часто, считая про себя: «Раз, два, три…» Лишь бы опять не сорваться!
– Мама говорит, что ей очень больно, – вмешиваюсь я. – Нельзя дать ей обезболивающие?
– Пока не могу. Лекарство исказит картину болезни.
– Но это жестоко! Сколько ей еще терпеть! – все же завожусь я.
– Выведите кто-нибудь опекуна! Немедленно! – рявкает Вихров.
Меня выталкивают в коридор.
– Скажите, сколько времени идет процедура?
– Полчаса. Идите, погуляйте. Займитесь дочкой, – Светлана закрывается перед моим носом дверь.
Я нахожу в холле автоматы. Беру себе кофе, а Милаше горячий шоколад, чипсы и пачку печенья. Придется сегодня перебиться такой едой. Невольно вспоминаю вкусную кашу, оставшуюся на подогреве в мультиварке, и сердце опять щемит от горя и ненависти к себе и несдержанному языку.
Милашу, кажется, такой ужин вполне устраивает. Она сидит возле стола медсестры, болтает ногами, ест чипсы и прихлебывает шоколад. Она уже забыла дневное приключение и с любопытством оглядывается вокруг.
Суету в коридоре я вижу издалека. Сначала бежит Светлана. Она бросается к телефону.
– У нас срочный пациент. Кто сегодня анестезиолог? – пауза. Я внутренне сжимаюсь от страха, но боюсь даже спросить, что случилось. – Позови ее, – пауза. – Елена Сергеевна, у нас срочный пациент, откройте операционную, пожалуйста!
Лялька в неотложке! Моя Лялька! А эта истеричная коза загораживает мне дорогу. Так и хочется треснуть ее хорошенько, чтобы пришла в себя. Да, ее мать в тяжелом состоянии, но две минуты не играют никакой роли.
Я смотрю поверх головы опекуна и пытаюсь понять, как там жена. Вижу только, что она лежит неподвижно, хотя минуту назад кричала на медсестру. Что случилось? Как Лялька оказалась здесь? Сердце от волнения сходит с ума. А тут еще эта лезет!
– Евгений Михайлович, мы справимся! – кричит мне Федор, врач неотложки.
«Да, конечно! Справитесь вы!» – лезет непрошенная мысль. Парень – интерн, еще не стал полноценным врачом, доверия нет.
Я хватаю дочь пациентки за плечи и хорошенько встряхиваю.
– Ладно. Ты меня достала!
Ее голова трясется, как груша. Светлые волосы то падают на лицо, то откидываются назад. В глазах безумный блеск. Она отчаялась, а человек в таком состоянии готов на все.
– Света, везите больную на КТ. Я сейчас приду.
Девушка, кажется, меня не понимает. Я встряхиваю ее еще раз.
– Только попробуй не приди! – шипит она мне в лицо.
Не женщина, а фурия, мегера и Медуза-Горгона в одном лице. Приехала в больницу с ребенком, значит, оставить дома не с кем. Точно! Никакой мужик такую стерву не выдержит!
– Сказал же, приду!
Я наконец избавляюсь от опекуна и бегу к каталке. Лялька лежит, запрокинув голову, и что-то бессвязно бормочет.
– Что с ней? Авария? – мой голос дрожит от страха.
В голове сразу всплывают воспоминания о прошлой ситуации, которая закончилась тампонадой сердца. Я хватаю стетоскоп и прикладываю его к груди жены. Облегченно выдыхаю: тоны сердца ровные, дыхание ритмичное, частота вдоха и выдоха одинаковые.
В этот момент Лялька хватает меня за руку. Ее глаза открыты, но остановившийся взгляд голубых глаз ничего не выражает. Она выглядит, как сломанная фарфоровая кукла.
– Ляля, дорогая, как ты?
Ее рука приподнимается и снова падает, ударяясь о край кровати. Я вскрикиваю, хватаю ее ладонь и дую на нее, делаю так, как в детстве успокаивала мою боль мама. Но жена, кажется, даже не заметила, что ударилась. Она опять безучастна.
Я наклоняюсь и обоняю запах алкоголя, напрягаюсь, но тут же вспоминаю, что сам, идиот, разрешил сходить Ляльке в клуб.
– Евгений Михайлович, это не авария, – отвечает мне Федор и замолкает, словно не решается продолжить.
– Говори уже!
– Медики скорой сказали, что забрали этих девиц, – он показывает рукой на соседнюю кровать, где лежит Карина, подруга Ляльки, – они забрали в клубе. Скорую помощь вызвал официант, обнаружив девушек в таком состоянии, когда принес напитки.
Я приглядываюсь: одежда жены, светлые брюки и блузка, в красных пятнах.
– Но почему они в крови? Какие повреждения?
– Понимаете…
– Слушай, я тебя сейчас стукну! – не выдерживаю я.
– Евгений Михайлович, может, вы займетесь сердечницей? – вдруг предлагает Федор, ловко уходя от ответа. – Ваша жена под контролем. Почему она в таком состоянии, мы разберемся, не волнуйтесь. Светлана уже взяла кровь на анализ.